Журнал «Вокруг Света» №11 за 1992 год

Он закрывает тетрадь. На сегодня — все. Эту тетрадь он уже не раскроет никогда. В конце одной из ее страниц останутся только четыре роковых слова: «Святая Елена, маленький остров...» — продолжения не будет.

В апреле 1818 года бывший император французов, король Италии, глава Швейцарской и Рейнской конфедераций, чья власть простиралась от Мадрида до Амстердама и от Неаполя до Гамбурга, превратился в простого обрюзгшего смертного, узника виллы Лонгвуд, что на острове Святой Елены, куда его доставили под конвоем по повелению английского правительства.

Вот уже семь месяцев как он страдает нестерпимой болью в желудке и частой рвотой — симптомы, позволившие его личному врачу, ирландцу О"Мире, поставить однозначный диагноз: хроническая болезнь печени.

Хадсон Лоу (Лоу, сэр Хадсон (1769-1844)-английский генерал, в августе 1815 г. был назначен губернатором о. Святой Елены. Здесь и далее прим, переводчика.), на чьи плечи легло тяжкое бремя ответственности за участь именитого узника, не в силах избавиться от гнетущей мысли: а что, если тот все же сбежит? Ведь однажды он уже бежал — с Эльбы? К каким только ухищрениям не прибегает Лоу, стараясь узнать обо всем, что говорит и делает пленник Лонгвуда. Когда Наполеон согласился, чтобы его лечил О"Мира, Хадсон Лоу живо смекнул: вот он, соглядатай, лучшего и не сыскать!

Однако на все предложения Лоу О"Мира ответил отказом, дав понять губернатору, что его намерения недостойны звания английского офицера. От подобных слов Лоу пришел в ярость и тут же потребовал, чтобы ретивый ирландец подал в отставку. С этой печальной вестью О"Мира явился к Наполеону. После короткого раздумья Наполеон сказал:

— Стало быть, смерть уже не за горами. По их мнению, я и так слишком долго живу. Да, ваши чиновники времени понапрасну не теряют; когда папа был во Франции (Речь идет о приезде папы Пия VII во Францию, куда его пригласили короновать Наполеона на императорский престол.), я скорее дал бы руку на отсечение, чем прогнал бы его лекаря.

Ирландец слушал Наполеона в сильном волнении. Бывший император просил его передать кое-какие поручения своим родственникам и близким:

— Если увидите моего сына, обнимите его за меня, пусть всегда помнит: он родился французом!

И вот Наполеон остался без врача. К нему наведывались то полковой лекарь, то фельдшер, и тогда он понял: лечить его никто не собирается. Он велел гофмаршалу Бертрану (Бертран, Анр и Гасьен (1773-1844) — французский генерал и гофмаршал, верный соратник Наполеона I; последовал за императором на Эльбу, а потом — на Святую Елену.) написать кардиналу Фешу (феш, Жозеф (1763-1839) — дядя Наполеона I по материнской линии; в 1802 г. был назначен архиепископом Лионским, потом, в 1803 г., кардиналом.), чтобы тот вместе с Государыней матушкой (Официальный титул Марии Летиции Ромалино (1750-1836), который она получила после того, как ее сын стал императором французов.) нашел и направил к нему толкового и надежного врача.

Говоря откровенно, Государыня матушка была одной из самых удивительных личностей в истории Франции. Эта женщина, вышедшая из низов общества, в юности испытала крайнюю нужду. Став женой скромного корсиканского адвоката, она родила ему восьмерых детей, которых растила на скудное пособие, едва сводя концы с концами. И кто знал, что ей будет суждено стать матерью императора, трех королей, королевы и двух принцесс! Она всегда поступала так, как того требовали обстоятельства. «Вот самая счастливая из женщин, — писала в 1807 году графиня Потоцкая. — Она красива, еще молода, и, глядя на нее, никто не посмеет сказать: «Как! Неужели это его мать!»

Счастливая? Вряд ли. Почти всю свою жизнь Государыня матушка прожила в страхе за будущее. Подтверждение тому — знаменитая фраза, которую она не уставала повторять: «Хоть бы это никогда не кончилось!» К тому же она слыла редкостной скопидомкой, что было причиной ее постоянных размолвок и ссор с императором.

— Вы живете, точно какая-нибудь мещанка с улицы Сен-Дени! — возмущался Наполеон. — В вашем положении надобно тратить ежегодно по миллиону!

— Что ж, сир, тогда дайте мне два миллиона, — невозмутимо отвечала ему Летиция.

Материнская скупость сыграла отнюдь не последнюю роль в ужаснейшей трагедии, которой обернулось заключение императора на Святой Елене.

В 1815 году, после Ватерлоо, Государыня матушка отправилась в Рим искать покровительства у папы Пия VII. А за нею последовал и ее сводный брат, кардинал Феш, являвший собой образ типичного бальзаковского героя. Сами посудите: в 1791 году он присоединился к Революции и стал аббатом, однако вскоре был лишен духовного сана; затем он подвизался «поставщиком» для армии и проявил на новом поприще завидную сноровку и сметку; после подписания Конкордата (Речь идет о договоре 1801 года между Бонапартом и папой Пием VII, во исполнение которого епископы, сторонники монархии, бежавшие из Франции, были лишены духовных санов и в стране произошла реорганизация Католической церкви.), как ни удивительно, он сбросил с себя личину преуспевающего торговца и вновь облачился в пурпурную мантию, правда, на сей раз уже в кардинальскую. Впрочем, самое поразительное — то, что вскоре благодаря своему благочестивому образу жизни он сделался самым почитаемым священнослужителем во Франции!

В Риме, где наш кардинал остался не у дел, набожность его достигла сверхъестественной, мистической силы, что повлекло за собой неисчислимое множество пагубных последствий...

Когда в мае 1818 года во дворце Ринуччини, римской резиденции Государыни матушки, получили письмо от гофмаршала Бертрана, просившего от имени Бонапарта прислать на Святую Елену врача и священника, кардинал Феш и Государыня матушка, посовещавшись, решили не откладывать просьбу императора в долгий ящик и обратились за разрешением к кардиналу Консальви, секретарю Пия VII, и лорду Батхерсту, английскому военному министру, ведавшему, кроме всего прочего, и делами колоний. И они его благосклонно получили. Фешу надлежало подыскать кандидатуру «римского католического священника и французского врача с незапятнанной репутацией». Прекрасно. Оставалось только их найти.

И здесь случилась странная, нелепая и необъяснимая история — ни Феш, ни Летиция пальцем о палец не ударили, чтобы подобрать достойных кандидатов. На Святую Елену были отправлены первые, кто подвернулся под руку, они не имели ни рекомендаций, ни знаний, ни опыта...

Как только во Франции узнали, что английское правительство дозволило послать к Наполеону священника и лекаря, многие представители духовенства, причем из числа наиболее достойных, памятуя о заслугах императора в деле восстановления Французской католической церкви, выразили горячее желание отправиться на Святую Елену. Так же поступили и врачи — свои услуги тотчас предложил бывший первый лекарь императора Фуро де Борегар.

Не мудрствуя лукаво духовником к императору определили престарелого корсиканского аббата Буонавиту. Узнав про это, изумленный кардинал Консальви поспешил лично уведомить Феша и Летицию о том, что «преклонные года отца Буонавиты, равно как и его склонность к падучей, позволяют заключить, что от него в колонии Святой Елены не будет никакого проку...». Однако ж предупреждение Консальви действия не возымело.

Впрочем, в помощь Буонавите назначили некоего аббата Виньяли, над невежеством которого потешалась даже паства, величавшая его не иначе, как горе-пастырем...

Таким же образом был подобран и лекарь. Королева Екатерина, супруга Иеронима (Иероним, илиЖером(1784-1860)-младший брат Наполеона; в 1807 году женился на принцессе Екатерине Вюртембергской и стал королем Вестфалии.), писала Летиции, что самая подходящая кандидатура — Фуро де Борегар: «Он, как ни один другой врач, изучил состояние здоровья императора, и мы предпочли бы остановить выбор именно на нем». Однако ответа на свое письмо королева так и не получила. А Феш остановил свой выбор на некоем Антоммарки, сказав при этом следующее: «Мы вполне можем рассчитывать на его усердие и безоговорочную преданность».