Журнал «Вокруг Света» №12 за 1970 год
Шрифт:
Рассказ Гамильтона вызвал в ученом мире скептические улыбки: слишком уж невероятной казалась возможность существования неуловимого племени, да еще в таком оживленном месте, как западное побережье Малакки. Ведь там издавна пролегали морские и сухопутные пути из Сиамского залива и Южно-Китайского моря в Индийский океан. Сообщения Уильяма Гамильтона были благополучно забыты на долгие годы.
Вторично племя открыли в начале нашего века. Впрочем, и на этот раз в описаниях его, составленных со слов посещавших Мергуи китайских торговцев и малайских контрабандистов, правда прочно переплеталась с вымыслом. Причем в зависимости от богатства фантазии авторы «достоверных историй» приписывали мокенам — так называло себя это племя — самые невероятные качества: мокены дики, они, дескать, не знают огня и
Первые действительно достоверные сведения о мокенах собрал в 1936 году австрийский географ-исследователь Бернатцик. В своем отчете он указывал, что мокены постоянно живут в лодках и лишь на время сезона дождей переселяются на сушу. Обычно они выбирают укромные заливчики и бухты, на берегу которых из листьев и ветвей строят хижины и занимаются починкой своих лодок. Впрочем, и Бернатцик не смог в деталях ознакомиться с образом жизни мокенов. Мокены, правда, приняли его вполне дружелюбно и даже построили ему хижину. Ученый устроился в ней на ночлег, не без иронии вспоминая все рассказы о недоверчивости мокенов к чужим. Когда же он проснулся, ему пришлось констатировать, что племя исчезло в неизвестном направлении. Больше месяца исследователь настойчиво пытался разыскать мокенов, но в конце концов был вынужден отступить. Главный же вопрос — почему мокены ведут кочевой образ жизни, непрерывно странствуя среди растянувшихся на четыре сотни километров многочисленных островов, так и остался без ответа.
В последующие годы среди этнографов постепенно все же сложилась теория о причинах поразительной непоседливости мокенов. Согласно ей члены этого племени являются потомками коренного населения Малакки, вытесненного в древности со своей прародины воинственными пришельцами — бирманцами и таи — и нашедшего убежище на архипелаге Мергуи. Поскольку же и на новом месте мокенам не давали покоя пираты, контрабандисты и разные авантюристы, они стали кочевать по морю, нигде подолгу не задерживаясь.
Эта общепринятая точка зрения никак не удовлетворяла географа из Франции, русского по происхождению, Пьера Иванова. Дело в том, что архипелаг Мергуи и окружающее его море никогда не кишели пиратами (в отличие, скажем, от Малаккского пролива или Южно-Китайского моря). Нет, скорее загадка мокенов кроется в другом. И чтобы разгадать ее, географ решает отправиться к мокенам.
«Однако осуществить задуманное оказалось гораздо труднее, чем я предполагал, — признается Иванов. — День за днем я скитался на маленьком катере между островами, потеряв им счет и не встречая ни малейшего намека на мокенов. Временами я готов был поверить, что они действительно невидимки. Выход подсказал один старик-торговец, с которым я познакомился в прибрежном городе Бокпьине. Оказывается, скорее всего мокенов можно встретить у источников пресной воды, например, на острове Аладдина.
...Четыре раза с первыми лучами солнца, приглушив мотор, мы входили в эту широкую бухту, окруженную сплошной зеленой стеной, и четыре раза ни с чем возвращались обратно. Наконец наша настойчивость была вознаграждена. Метрах в пятнадцати от берега на воде чуть покачивались восемь легких суденышек. Вопреки моим опасениям приглушенное пофыркивание нашего мотора поначалу не вызвало тревоги. Через несколько минут я отчетливо различал сплетенные из пальмовых листьев двускатные крыши над лодками и привязанные на корме желтые рулоны. Это были, как я узнал позднее, паруса, сделанные из тех же пальмовых листьев. Эти листья сначала распаривают, чтобы сделать их гибкими, затем раскатывают толстыми бамбуковыми «скалками» и, наконец, сшивают ратановыми волокнами. Кстати, сами «скалки» в обычное время служат флягами для питьевой воды, они используются и для других хозяйственных операций, являясь, так сказать, «многоцелевыми узлами» в немногочисленной утвари мокенов.
Я не слышал никакого сигнала тревоги, но внезапно в лодках возникла паника. Мокены, как горох, посыпались за борт и наперегонки поплыли к близкому берегу. Через несколько минут все они исчезли в густых зарослях. Мы медленно объехали опустевшие лодки и пристали к берегу. Выбравшись на песок, я направился к опушке, крича во все горло по-малайски: «Судара! Судара! Сайя ада теман! Сайя ада теман!» — «Друзья! Друзья! Я ваш друг! Я ваш друг!» Ответом было гробовое молчание. Делать было нечего, я решил ждать. Вместе с экипажем моего катера, состоявшим из двух полуголых малайцев, мы расположились на еще прохладном после ночи песке, отрезав убежавшим мокенам дорогу к лодкам. Прошел час, другой, но из зарослей по-прежнему никто не показывался. Игра в прятки явно затягивалась.
Тогда мне пришла в голову мысль отослать катер с малайцами в море.
Может быть, когда пугливые кочевники убедятся, что я один и без оружия, они все же выйдут ко мне? Мы быстро выгрузили на берег ящики с рисом, консервами, галетами и несколько кусков материи, захваченной для подарков, после чего катер ушел к нашей постоянной стоянке на соседнем острове со строгим наказом вернуться, как только они заметят уплывающих на лодках мокенов. Прошло еще с полчаса, и, наконец, из джунглей вышел пожилой мужчина в мокром саронге. Приблизившись ко мне, он вежливо поздоровался и по-малайски спросил, зачем я пожаловал. Чтобы не вызывать подозрений, я, как мог, постарался убедить его, что просто скупаю жемчуг и хотел бы некоторое время пожить вместе с ними, пока они его не наловят. Мир был установлен».Почтя два месяца провел Пьер Иванов в кабанге — плавучей деревне мокенов и за это время сумел хорошо изучить необычную жизнь ее обитателей. Все мокены, даже дети, отличные пловцы, искусные мореходы и строители лодок. Их легкие десятиметровые лодки, на которых обычно живет от пяти до восьми человек, способны выдержать любой шторм. Правда, служат они сравнительно недолго — всего лишь два года и то при условии постоянного «профилактического ремонта», но и это поразительно, если учесть, что сделаны они без единого гвоздя. Основанием и килем лодки служит выдолбленный ствол дерева, к которому крепятся собранные из длинных ошкуренных жердей борта, так что все это щелястое сооружение больше смахивает на корзину, чем на средство передвижения по морю. Но это сходство быстро исчезает, стоит спустить «корзину» на воду. Мокены весьма успешно решили, казалось бы, неразрешимую задачу: как заставить «корзину» плавать. Плавать, причем при любой погоде. Мокенский секрет кроется в пальме янган, молодые побеги которой идут на изготовление бортов. Ее древесина настолько пориста, что после того, как новую лодку несколько суток подержат в воде, ее борта разбухают и становятся идеально герметичными. Теперь нужно только не забывать время от времени смачивать их верхнюю часть водой, и можно не опасаться, что лодка даст течь.
Быт мокенов строго регламентирован. Мужчины следят за состоянием лодок, заготовляют трепангов, добывают перламутровые и жемчужные раковины. «Мокены, — пишет Пьер Иванов, — ныряют на глубину до десяти метров, что и породило слухи о людях-рыбах. Трепангов, раковины и жемчуг мокены сбывают малайским торговцам (тем немногим, кому они доверяют) в обмен на изделия из железа, ткани и... маски-очки для подводного плавания».
Забота же о пропитании кабанга целиком лежит на женщинах. «Как только лодки пристают к берегу, — рассказывает Иванов, — женщины отправляются на поиски пищи. В основном она состоит из устриц и различных моллюсков, которых собирают на коралловых отмелях во время отлива. Иногда стол разнообразят дикорастущие плоды и овощи, например, ямс...»
Единственным исключением в этом раз и навсегда заведенном порядке становится ловля гигантского ската. Когда кто-нибудь замечает его, всю плавучую деревню охватывает лихорадочна» деятельность. Со стороны создается впечатление, будто жители кабанга готовятся к отражению врага: всеобщая суматоха, громкие крики, заливистый лай собак, визг ребятни... Длинные бамбуковые шесты, с помощью которых женщины ловко управляются с лодками, превращаются в грозное оружие. На них надевают железные наконечники, и вот уже в окруженного со всех сторон ската вонзаются импровизированные гарпуны. Еще десять-пятнадцать минут — и он вытащен на берег. Начинаются приготовления к пиршеству. Но скат — это гурманское исключение в рационе мокенов, ведь мокены не ловят рыбы ни удочками, ни сетями. Их стол целиком зависит от узкой полосы прибрежного мелководья, где женщины собирают моллюсков. «Именно это обстоятельство, — делает заключение Иванов, — а вовсе не врожденная любовь к странствиям и не панический страх перед пришельцами (хотя мокены и относятся к чужакам с известной боязнью и настороженностью) заставляет морских кочевников проводить жизнь в постоянных скитаниях. Они заняты непрерывными поисками богатых устрицами и моллюсками участков побережья, ибо от этого зависит само их существование...»
Л. Сергеева
Путь золотого орла
В фондах отдела драгоценных металлов Государственного Исторического музея хранится немало сокровищ ювелирного искусства, происхождение которых до недавнего времени было загадочным, а имена мастеров, изготовивших их, неизвестны. О некоторых экспонатах музея, лишь недавно «расшифрованных», рассказывают заслуженный работник культуры РСФСР, кандидат исторических наук М. М. Постникова-Лосева и научный сотрудник музея Б. Л. Ульянова.