Журнал «Вокруг Света» №12 за 1981 год

Танец еще продолжался, когда вошли в лагерь охотники. С мрачными лицами они бросили сети у своих навесов и сели, подперев голову руками, молча глядя вдаль. Подошли и женщины, большинство с пустыми корзинами, но отнюдь не молчаливые. Они ругались друг с другом, ругали мужей, но больше всего бранили Сефу.

Кенге, охотник, спавший в хижине, вышел и тоже стал кричать. Он был единственным мужчиной, не севшим на корточки у хижины. Он был молод, обладал громким голосом и язвительным языком. Я слышал, как он закричал: «Сефу старый бесплодный дурак. Нет — старое бесплодное животное. Мы с ним обращались как с человеком, теперь он для нас животное!»

Все вроде уже угомонились и ругали Сефу поспокойнее, хотя перебирали все его прегрешения. Зачем он разбил лагерь вдали от деревни? Почему плохо обращается с родичами? Он стал обманщиком, в своем лагере грязи накопил, да и в личных делах нечистоплотен!

Наконец вернулись остальные, впереди всех Сефу. Без единого слова он прошел в свой лагерь. Эльянга сел к костру и провозгласил, что Сефу все испортил и теперь придется уничтожить огонь и покинуть лагерь. Было решено собраться всем и позвать Сефу. Дело срочное, решать надо немедленно. Кенге, воспользовавшись случаем подкрепить свою репутацию остряка, стал в центре лагеря и, глядя на лагерь Сефу, закричал: «Ньяма"е, ньяма"е, пика"и, ньяма"уе!..» («Там животное, там животное, выходи, животное!») Молодежь смеялась, но старшие не обращали на него внимания. Настроение у Кенге испортилось. И тут появился Сефу.

Он шел, нарочито не торопясь. Все сделали вид, что заняты своими делами. Глазели на огонь или на верхушки деревьев; жарили бананы, курили, строгали стрелы. Эльянга и другие охотники проявляли нетерпение, но молчали. Никто не сказал ни слова. Сефу подошел к обрубку дерева, на котором пристроился молодой парень. В обычное время тот без разговоров уступил бы ему место, но сейчас сидел развалившись. Сефу подошел к обрубку, где устроился другой парень Амабосу, и, видя, что и тот не обращает на него внимания, потряс его за плечо. Тогда кто-то сказал: «Животные валяются на земле».

Сефу пустился в долгие рассуждения: он старейший охотник, один из лучших охотников, нехорошо обращаться с ним как с животным. Вы, мол, ведете себя грубо, как высокие люди в деревне.

Старый охотник Масиси поддержал его и велел Амабосу уступить место. Амабосу с презрительным выражением лица поднялся и отошел. Старик Маньялибо встал и произнес речь о том, как всем хочется, чтобы лагерь был хороший, чтобы люди собирались с песнями, обильной пищей и куревом. Но, сказал он, Сефу никогда не участвовал в общих сборищах, его род никогда ничего не приносил в общую корзину.

Сефу пытался прервать Маньялибо, но Масиси, поддержавший его во время инцидента с молодыми парнями и имевший родичей в лагере Сефу, грубо оборвал крикуна. Он напомнил Сефу, что, когда умерла его дочь, тот с готовностью принял помощь и пищу, слушал песни. Все ему помогали. Все! А он? Эльянга вскочил с места и резко взмахнул кулаком над огнем. Он выразил надежду, что Сефу упадет на свое собственное копье и сдохнет, как животное. Все гневно кричали, а Сефу разразился слезами.

Получалось, что, когда расставляли сети последний раз, Сефу, не поймавший за день ни одного животного, ухитрился поставить свою сеть впереди других. Конечно, к нему и побежали от загонщиков первые животные.

Сефу робко доказывал, что случайно оторвался от остальных охотников, что ждал их и, только когда начали гнать дичь, тогда и расставил сеть. Он сказал, что вообще ему полагалось место получше у общей сети. Разве он не важная фигура, не вождь своего рода? Маньялибо потянул Эльянгу за набедренную повязку, чтобы тот сел, и сказал, что нет смысла продолжать разговор.

Сефу — большой вождь, а вождь бывает только у высоких крестьян. У мбути никогда не было вождей. У Сефу свой род, где он вождь, так пусть идет со своими и охотится в другом месте, где будет вождем,— закончил Маньялибо.

Униженный Сефу понял, что потерпел поражение. Он просил прощения, повторяя, что не знал, где поставил сеть, и отдаст все мясо. В сопровождении толпы мужчин он отправился в свой лагерь и приказал жене отдать добычу. Отказать она не могла, тем более что пришедшие обшарили ее корзину и навес, где она, конечно, и припрятала печень. Опустошили даже котел, в котором варят пищу. Семья Сефу громко протестовала, он плакал, но слезы его были явно вымученные. Он хватался за живот и говорил, что умрет от голода.

Сефу совершил одно из самых отвратительных — в глазах пигмеев — и редких преступлений. Справедливость была восстановлена просто и внушительно.

...Когда Масиси поел, он взял горшок мяса с грибами и тихонько скользнул в тень, направляясь к своему несчастному родичу. Стоны затихли, а когда зазвучали песни, я заметил, что вместе с нами сидит и Сефу. Как и все мы, он сидел на земле. Он пел, а это означало, что он такой же мбути, как и все люди вокруг.

Кенге вышел из леса

Мне очень хотелось проверить, как будет вести себя пигмей в неизвестном ему мире за пределами леса. Я убедил опытного охотника Кенге поехать со мной в Национальный заповедник Ишанго, в кишащую дичью саванну.

Мы загрузили машину продовольствием: гроздь бананов, корзина риса, клубни маниоки, сушеная рыба и груда земляных орехов, из которых, как я убедился, Кенге готовил вкусный соус, добавляя лесные томаты, лук и перец.

В Бени, где кончается лес, мы попали под проливной дождь. Не видны были даже обочины дороги, и Кенге не понял, что лес остался позади.

До гостиницы оставалось тридцать километров по узеньким дорогам, раскисшим после ливня. Кенге пересел поближе ко мне, освободив с краю место для Анри, проводника из племени азанде. Дорога шла чуть вверх, а вокруг раскинулась волнистая, поросшая травой равнина. Горы остались позади нас. Кенге ворчал:

— Ни деревца, ни одного дерева — это очень плохая страна.

Я заверял его, что страна эта хорошая и он увидит много дичи. При этих словах Кенге приободрился, а Анри спросил его, не пигмей ли он, и сказал, что здесь будет столько дичи, сколько пигмей никогда не видел в лесу, но только здесь нельзя на нее охотиться. Кенге не мог понять этого: ведь животные для того и существуют, чтобы на них охотиться. Завязался длительный спор.

Когда мы поднялись по склону и взглянули на равнину, Кенге остановился как вкопанный. Все признаки веселья сошли с его лица. Он открыл было рот, но ничего не мог сказать. Медленно, не веря своим глазам, он огляделся. Внизу под нами раскинулась на мили волнистая равнина с сочной, свежей зеленой травой и лишь кое-где на фоне расчистившегося ослепительного неба стояли, словно стражи, отдельные деревья или кусты. А за равниной было озеро Эдуарда — огромное, уходившее вдаль водное пространство, река без берегов и без конца. Такого Кенге еще никогда не видал. Повсюду паслись животные: небольшое стадо слонов слева, десятка два антилоп впереди — они с любопытством глядели на нас, а справа огромное, голов полтораста, стадо буйволов. Но казалось, что Кенге их даже не видит.