Журнал «Вокруг Света» №12 за 1982 год
Шрифт:
В аккуратно прибранной комнате несколько человек. Один из них — с небольшой черной бородкой и усами — знакомит нас с членами комитета и представляется сам:
— Аякс Дельгадо, секретарь.
Нас пригласили в небольшой двор, засаженный деревьями, в их тени был накрыт стол. Душистая жареная фасоль с рисом и холодное пиво — угощение скромное, но достаточное, чтобы подкрепиться и утолить жажду.
Во двор входит молодая женщина в фиолетовом платье с младенцем на руках. У нее строгое, с индейскими чертами, лицо.
— Это моя жена,— улыбаясь, представляет женщину Аякс.— И мой сын, ему уже месяц. Тоже Аякс!
— А оттуда,— Аякс показал в сторону горы,— кто-то рассматривает нас через оптический прицел винтовки.
Непонятно было, шутит он или говорит серьезно.
— В той стороне гондурасская граница — рукой подать. Вчера на наших пограничников оттуда напала целая банда сомосовцев...
Аякс помрачнел. Его жена отвернулась от горы, закрыв собой ребенка...
Лекция для врачей должна начаться через полчаса, и я тороплю Альму. Ей поручили проводить меня в монашескую школу, аудитория которой арендована для лекции.
Зал постепенно заполняется. В основном пришли люди старше средних лет, почти одни мужчины, они с достоинством раскланиваются друг с другом. Входят несколько человек в зеленой форме сандинистской армии.
Лекция начинается в назначенное время. Все идет как обычно. Альма помогает мне — меняет слайды, в нужный момент нажимая кнопку на проекторе. Но что-то меня настораживает. Не могу понять — что? Все внимательно слушают, однако я чувствую какую-то отчужденность. Неинтересно? Нет, по прошлым лекциям я знаю, чем можно увлечь даже совсем безразличных слушателей. И сейчас вижу, как в глазах временами мелькает огонек интереса. Но тут же — явно сознательно — гасится.
Я с трудом договариваю положенный материал до конца, благодарю за внимание и спрашиваю, какие есть вопросы. Вопросов нет. В лицах все та же окаменелость. Тишина. Только доносится с улицы колокольчик мороженщика.
После продолжительной паузы вежливая благодарность, за которой чувствуется скрытая враждебность. Зал опустел. Альма поняла мое удрученное состояние и как могла успокаивала, говоря, что все было прекрасно. Я перекладывал слайды из обоймы проектора в коробку, и вдруг ко мне подошел полный седой человек в темных очках.
— Вы рассказывали нам о бесплатном здравоохранении, о том, что врачей у вас в СССР больше, чем в других странах,— начал он задушевно-доверительным тоном.— Но давайте говорить откровенно, ведь мы коллеги,— человек огляделся. Рядом никого, кроме Альмы, не было.— Разве нам выгодно, если пациенты не будут платить? От государства мы получим раз в сто меньше, чем от больных. И если врачей будет больше, тогда каждому из нас меньше достанется.
Солидный возраст этого человека, седина и прямолинейность рассуждений при всей их чудовищности говорили о его убежденности в своей правоте. Как ответить ему? Как сказать в двух словах, в чем мы расходимся с ним?
Пока я размышлял об этом, в разговор вдруг вступила Альма.
— Вы предлагаете говорить как коллеги? — переспросила она седого толстяка.— Непонятно: как коллеги-врачи или как коллеги-бизнесмены? Ваши доводы — это расчеты бизнесмена и к медицине отношения не
имеют!Незнакомец пожал плечами, поправил темные очки и направился к выходу.
— Кто это? — спросил я Альму, когда мы остались одни.
— Понятия не имею.— Она опустилась на стул.— Один из бывших...
Альма помолчала и вдруг заговорила снова — с необычной для нее интонацией. Я узнал текст: это были строки Рубена Дарио — то место из стихотворения «Литания Господу нашему Дон-Кихоту», которое в русском переводе А. Старостина звучит так:
От злого уродства,
Что в жажде господства
Смеется над всем,
Чем живет человек,
От ярого скотства
Избавь нас навек!
Владимир Шинкаренко, кандидат медицинских наук
Фото автора Манагуа —Леон—Эстели— Москва
Конец «Заколдованного ордера»
Эпизод из фронтовой биографии Героя Советского Союза Георгия Андреевича Кузнецова, ныне генерал-полковника, командующего авиацией Военно-Морского Флота, лауреата Ленинской премии.
Морским летчикам 8-го гвардейского штурмового авиаполка, только что совершившим «прыжок» на своих боевых машинах с Черного моря на Балтику, командование решило дать несколько дней отдыха. В один из таких дней на сцене, сооруженной прямо под открытым небом, перед морскими летчиками выступили артисты.
Слушая молодую певицу в длинном, до пят, платье, старший лейтенант Георгий Кузнецов почувствовал, что рядом на свободное место кто-то подсел. Скосив глаза, он увидел морского летчика, тоже старшего лейтенанта, на груди которого красовались два ордена Красного Знамени. Левая рука незнакомца, запеленутая бинтом, покоилась на перевязи.
Как только концерт закончился, Кузнецов спросил соседа:
— Где тебя угораздило? Тот мрачно ответил:
— В Нарвском заливе, над «заколдованным ордером».
...В летней кампании 1944 года перед гитлеровскими военно-морскими силами командование поставило задачу — любыми средствами не допустить прорыва Краснознаменного Балтийского флота на морские коммуникации. Для этого в Финском заливе фашисты сосредоточили большое количество кораблей и выставили несколько тысяч мин и минных защитников. Чтобы советские тральщики не «прогрызали» фарватеры для своих кораблей, охрана минных полей была поручена специальному отряду легких сил. В этот отряд входили, как правило, 14—16 боевых кораблей с усиленным зенитным вооружением. С воздуха он прикрывался нарядами истребителей.
Корабли отряда патрулировали в водах Нарвского залива. Не раз балтийские летчики били по ним с воздуха. Удары наших самолетов фиксировались на пленку. Но через некоторое время воздушный разведчик докладывал, что все корабли целы и невредимы. Так этот отряд фашистских кораблей с чьей-то легкой руки стали называть «заколдованным ордером».
Георгий Кузнецов не успел даже как следует познакомиться со старшим лейтенантом и порасспросить его подробнее об ордере, как тот махнул здоровой рукой в сторону Ли-2, у которого вращались винты: