Журнал «Вокруг Света» №4 за 1997 год

Среди 900 обитателей Кристиании еще остались несколько человек из «отцов-основателей». Большинство же – это уже второе поколение кристианитов. Кроме широко представленной в «вольном городе» «альтернативной» творческой жизни, в Кристиании возникли и свои мастерские, славящиеся отменным дизайном, и даже велосипедная фабрика, выполняющая, в числе прочего и экспортные заказы. Прошедшая четверть века все расставила на свои места. Кто-то из прежних идеалистов, повзрослев, вернулся в лоно традиционного общества; кто-то пополнил ряды здешней элиты – без классных электриков и слесарей не может обойтись ни один самый вольный художник. А теперь вот появилось еще одно новшество – экскурсии по Кристиании с гидом – на английском, французском и немецком языках.

– А как насчет русского? – поинтересовался я.

– Будут русские туристы – будет и русскоговорящий гид, – ответили мне потомки тех, у кого вызывало отвращение общество начала 70-х.

Какие уж тут потрясения? Может, вопреки, а скорее всего благодаря страсти датчан к «социальным экспериментам» (легализация порнографии тоже была одним из них), любых потрясений удается избегать. А уж если что-то и случается, это вызывает шок.

...На тихой улице в копенгагенском центре, перед входом в закрытое, теперь уж надолго, кафе стояли люди. Одни подходили, другие шли дальше, но небольшая толпа не убывала. За несколько дней до этого какой-то псих пальнул по витрине, погибла девушка, сидевшая за столиком. Вся мостовая перед входом в кафе была в цветах. Подходившие люди ставили на асфальт свечи, клали записочки и открытки со словами: «Лайла, мы тебя никогда не забудем».

Шальное, случайное убийство. Эка невидаль? Но не в Копенгагене. Иначе почему бы все эти знавшие и не знавшие Лайлу люди стали приходить сюда, чтобы отдать дань всего одной, так глупо и безвременно оборванной юной жизни?

...Подъезды к копенгагенскому аэропорту были все перекопаны. Дорога петляла среди строительных заборов, и на пути из центра через Кристиансхавн тоже не раз встречались столь нехарактерные для Дании ремонтные ограждения.

– Что это там ковыряют? – поинтересовался я.

Оказывается, здесь шла действительно большая стройка. Из центра города к аэродрому тянут подземку. Когда по ней пустят поезда, дорога к воздушным воротам столицы будет занимать всего 12 минут. Строят и новый терминал для самолетов 8А5. Сооружают и огромный мост через Эресунн – из Мальме в Копенгаген. Его датский конец упрется в берег как раз неподалеку от аэродрома. И чтобы не перекапывать все несколько раз, не создавать лишних неудобств, власти решили сделать все сразу, не досаждая и самим датчанам, и приезжим бесконечными заборами и объездами.

Новый терминал и метро откроются уже довольно скоро. Грандиозный мост, конечно, попозже. Но и в начале третьего тысячелетия, когда Копенгаген прекратит вольное плавание в Балтике на Слотсхольме, Амагере и Зеландии и окажется накрепко связанным железобетоном с Ютландией и нависшим с севера Скандинавским полуостровом, он, я уверен, сохранит ту особую, только ему присущую атмосферу мирного покоя, тепла и благорасположения – всего того, что датчане именуют коротким словом «hygge», что и составляет суть их образа жизни.

Никита Кривцов / фото автора

Копенгаген

Дело вкуса: Сэламат макан!

Наш маленький исследовательский отряд в составе руководителя экспедиции, исследоватедя (меня) и шофера-консультанта и наблюдателя (за нами) по имени Висванатан, продвигался по Малайзии. И каждый новый штат, новый город и сельский населенный пункт открывали перед нами разнообразие этой страны и ее народа. Городок Ипох, славный общедоступными китайскими куриными яствами, остров Пенанг, известный индийской мусульманской кухней, повсюду малайские шашлычки и рыбные карри. Я привожу именно эти подробности, поскольку пища – то, чем люди питаются по-будничному, и лакомства, подаваемые почетным гостям по праздникам, – была далеко не последним предметом наших интересов.

Конечно, в стране, где население однородно, схожа повсюду – при всех различиях – и его пища. Но в Малайзии, где смесь народов и рас под стать буйству тропической природы, задача наша усложнилась. То есть – можно органолептически исследовать (по-простому: отведать) блюда малайской, китайской и всех индийских кухонь, а если повезет, то и нехитрых, но очевидно, питательных кушаний лесных людей: даяков, семангов, сеноев (по-малайски, кстати, они называются «оранг-утан» – «люди леса», и в этом нет ничего обидного, малайцы, в конце концов, за лингвистические ошибки европейцев не в ответе). Но нас занимал другой вопрос: а существует ли вообще малайзийская кухня? Именно – малайзийская, а не малайская, китайская и индийская по отдельности.

Шофер-консультант Висванатан внял нашим стремлениям и так планировал (в рамках утвержденного министерством туризма плана) наш маршрут, что мы могли заниматься кулинарными изысканиями, не отрываясь от основных задач и как бы сочетая их с обедом, полдником и ужином. Не могу умолчать и о том, что руководитель экспедиции, адепт китайской кухни, в основном предавался ее изучению, оставив на меня малайскую и индийскую.

Так вот мы остановились у небольшого селения в штате Селангор, где больше всего малайцев.

На шумном придорожном базаре из-под огромного солнцезащитного зонта валил дым. Почтенных лет дядюшка в белом фартуке неторопливо разгонял белые клубы круглым соломенным веером в форме листка, а веничком из лимонной травы, зажатым в другой руке, сбрызгивал растительным маслом источавшее аппетитный аромат яство, и оно шипело на углях в длинном железном мангале. На деревянной табличке, привязанной проволокой к зонту, значилось – «сатэй аям» – традиционное для Малайзии и Индонезии кушанье – шашлычок из курицы на маленьких бамбуковых палочках. В большой круглой миске на столе возле мангала шалашиком было сложено подготовленное к жарке мясо на шампурчиках. Время от времени его подвозили на мотороллерах разносчики. Кусочки курицы без костей перед нанизыванием на палочки из бамбука маринуют в толченой смеси семян кинзы, куркумы и сушеных корней турмерика с солью, сахаром и измельченным арахисом.

Улыбаясь, продавец сатэй жестом предложил попробовать порцию приготовленного таким образом «аяма», то есть, по-малайски, – курицы. Я взглянул на руководителя экспедиции. С интересом принюхавшись к аромату, он благосклонным жестом разрешил мне приступить к работе, а сам двинулся по рядам дальше в поисках китайской харчевни. Далеко идти ему не пришлось.

Выложив на стол пару бронзовых монет, получаю несколько шпажек сатэй, но не на тарелке, а на квадратном отрезе листа банановой пальмы. К блюду подали пиалушку с коричневатой пастой – сладко-кислым соусом из поджаренных арахисовых орехов. Прежде чем приступить, смотрю, как это делают окружающие, также решившие подкрепиться. Взяв рукой шпажку, следует обмакнуть ее в соус, а затем просто отправить в рот. Горячая мякоть аямы с необычно сладким вкусом тает во рту, чувствуется неповторимый аромат распаренного от жара бамбука. Сладость мяса требует остроты, кажется мне в эту минуту, но ничего острого к сатэй не напьюсь. Нехитрым гарниром служили лишь несколько кружочков свежего огурца и совсем пресные кубики из разваренного на пару риса.

Расправившись с блюдом, я решил все-таки восполнить недостаток остроты и стал пробираться дальше по базару меж низких торговых лотков с грудами перпа, невиданных мною доселе трав, зелени, стручкообразных плодов, бананов, карамболы, дурианов и рассеченных пополам арбузов с совершенно желтой мякотью. И вот – под тентом от солнца вижу ряды из дюжины-другой подносов, на которых разложены всевозможные блюда малайзийской кухни. Именно малайзийской, ибо так называется несочетаемое, казалось бы, разнообразие, где переплелись несколько культур – малайская, индийская, китайская и европейская.