Журнал «Юность» №09/2020

Мечта о сыне

Город продрогший стынетВ пасмурной оболочке.Папа мечтал о сыне,А получилась дочка:Девочка – белый бантик,Розовые сапожки…Дождик опять некстатиВ зонтик стучит горошком.Капли спешат остатьсяВ омуте луж бездонных…Папа ведет на танцыЮную примадонну.Чешки надеть поможет,Ловко закрутит кичку…Дочь стала всех дороже,Дочка – его частичка.Пусть хмурый дождь пунктиромСнова с небес закапал…Девочка правит миром —Миром в душе у папы.

Наследство

Где-то там, где дома приникают к земле,Где застывшее время ко всем безучастно,Мне в наследство достался заросший участокДа изба, прислоненная боком к ветле.На облупленный шифер налипла листва,Словно силясь прикрыть неухоженность дома.И ветвей рукава, будто свыше ведомы,Обнимают его по законам родства…Опустевший давно – не приют, не очаг, —Доживает свой век по-крестьянски покорно…Здесь, из этой земли, силу черпали корни,Но о них облетевшие листья молчат…Лебеда и полынь – старожилы глуши.Сотню верст прошагай – тишина бездорожья…Здесь наследство мое: не от бабушки – божье.А вокруг – ни души.

Алена Синица

Поэт, автор-исполнитель, пишет стихи и прозу. Лауреат Филатовсной премии (2016) в номинации «Поэзия», дипломант областной литературной премии имени Роберта Рождественского (2017).

«В две тысячи первом…»

В две тысячи первомПетя был дворникс двумя выходными —суббота и вторник.По вторникам Петясмотрел на крыши,с которых падаликапли снега,хорошо, что сегоднядожил до обеда,хорошо, когда сверхутарелка неба.В огромном городеу Пети не былоникого, толькосерые мышив подвалах Манежа,и где-то повыше,он носил имв карманахкусочки хлеба.А по субботамходил на концерты,по маленьким заламмотал километры.Арбат не любили Тверскую тоже,бродил по дворам,избегая прохожих.Петя стоялна обочине мира,мир состоялиз отсутствия мира.В две тысячи первомПетя был первымчеловеком в Москве,что смотрел на небо,и увидел там снег,и поймал его ртом,вдруг рассмеялсякто-то, но кто?Оглянулся в глаза,видит —шапка-ушанкапо лицу прочитал —хулиганка.Сумасшедшая,с поезда cшедшая,городская, больнаянаконец-то живая!В голове с тараканами,но без мышей,а Петя впервыестоял в центре мира,и мир состоялиз простых вещей.

«Вот так живешь в пустом поселке…»

Вот так живешь в пустом поселке,в сосновой прячешься иголке,а сверху примечаешь меткиверхом на старой табуретке.Два раза в день проходит поезд,и едут все вагоны порознь,им вслед пускаешь кольца дыма,жизнь тоже проезжает мимо.А впрочем – это так прекрасно,к ней оставаться безучастным,поскольку для всеобщей безднымы все равны и бесполезны.Пока поселок заметает,фонарь на станции мигает,бродячий пес из леса лает,а снег летит, и он не тает.

«Есть время, пока не придет электричка…»

Есть время, пока не придет электричка,Москва – Шаховская – 6:23,затертая станция, сверху табличка —Манихино, Троицкая, Снегири.Из тамбура лезет подвыпивший дядяи тычет в лицо мне журнал «Крокодил»,напротив огромная тетя в помаде,сынок ее рядом, конечно, дебил.Я сяду в вагон № 6 у окошка,рассадой зажатая в самом углу,пусть едет со мной молодая картошкав две тысячи двадцать каком-то году,картошку посадит в саду-огородекакой-нибудь старенький дед-брадобрей,и будет она в чистоте, на природерасти без серьезных и взрослых людей.Есть время, пока не придет электричка,Москва – Шаховская уже на путях,но всех безбилетных и бедных птичеккондукторы высадят в Снегирях.

Проза

Шамиль Идиатуллин

Я скептически отношусь и к своим педагогическим талантам, и к тезису о том, что один человек может научить другого писать литературные тексты. Писать учат жизнь, чтение и бесконечное переписывание. Поэтому приглашение провести мастер-класс для молодых писателей на «Тавриде» я встретил с зыбкой смесью неуверенности и ужаса. Но потом вдруг вспомнил, что последнюю четверть века в качестве готового редактора занимаюсь преимущественно тем, что изо дня в день помогаю умным взрослым людям писать пусть не литературные, но умные взрослые журналистские тексты. Так почему бы благородному дону и т. д. Про жизнь расскажу, про чтение подскажу, переписывать заставлю – поди, справлюсь. И я поехал. Не уверен, что справился. Скорее, просто повезло. Собралась очень сильная группа, умеющая сочинять под мой дурацкий заказ интересные сюжеты, расписывать их и переделывать. Резвились мы отчаянно. В частности, я задал каждому придумать историю, которая развивается как совершенно фантастическая, раскрываясь все объясняющим реалистическим финалом, – а потом попросил пройти эту или похожую историю с другой стороны, обеспечив сугубо обыденное течение к сугубо сказочному финалу. Хороший рассказ редко пишется за одну ночь. Но молодые писатели из моего семинара за ночь создали классные, интересные и захватывающие тексты. Несколько получились просто отличными. В их числе – этот рассказ Сергея Кубрина. Хороший человек, как известно, не профессия. Поэтому очень хороший человек Сергей Кубрин работает в полиции – я подозреваю, из высокого принципа и гордого упрямства, – а ночами, нарабатывая конкурентные преимущества для таких вот мастер-классов и ткань для национального литературного процесса, пишет крутые повести про жизнь настоящих людей. Я давно знаю Кубрина как одного из лучших молодых прозаиков страны, давно его читаю и с восторгом наблюдаю за его ростом. Я продолжаю наблюдение. А вы присоединяйтесь.

Сергей Кубрин

Родился в 1991 году в Пензенской области.

По образованию юрист, работает следователем. Публикации в толстых литературных журналах («Урал», «Волга», «Октябрь», «Сибирские огни»), автор книги «Между синим и зеленым» (2019), лауреат международной литературной премии «Радуга», литературной премии «Лицей».

Молодая жена

Жена сказала: «Напьешься еще раз – можешь не возвращаться». Пить он никогда не умел, но старательно учился. Ежедневные тренировки особого результата не приносили, зато уверенно вели к разводу.

Стоял на лестничной площадке. Синий от алкоголя, красный от спелых ударов. Весь помятый и кривой, с порванным воротником, ободранным подбородком. Кажется, в драке вытащили кошелек и… ключи.

Приблизился к двери. Прислушался. Тишина убедила подождать.

С верхнего этажа, словно с небес на грешную землю, спустился сосед, вытащил из кармана фан-фурик.

– Бушь?

Кивнул и выпил. Быстро и горячо. Зачем-то смял стаканчик, на что сосед выдал невнятное возмущение. Виновато дунул, вернув пластику форму, и не заметил, как опрокинул еще, а потом еще и еще, много раз по пятьдесят.

– Не очкуй. Меня сто раз выгоняли. Скажи, что любишь. Жить не можешь. Хочешь, вместе зайдем?

Отказался, и сосед разочарованно ответил:

– Как хошь.

Наступил второй приход. Пить пьяным – все равно что изображать любовь, когда разлюбил. Зачем вообще женился. Кутил бы, как раньше, и не думал, что дома – ждут. Умерла единственная лампочка в подъезде. Пошатнулся, нашел стенку. Все нормально – живой.

Он беспричинно пил все лето. Начальник, смирившийся с его ежедневным похмельем, как-то понимающе объяснил, что причина есть всегда.

– Работа, жена, квартира. Чего тебе не хватает?

Молодой, вся жизнь впереди.

Пообещал, что обязательно завяжет.

Жена уже не верила обещаниям. Сначала обещал, что сделает ее самой счастливой, потом говорил, что все наладится, теперь что выберутся, выберется, уберется.

Поднес кулак и вроде бы решил постучаться. Раз-два-три. Поймет? Не поймет! Не победить, не оправдаться.

Обидно заныла рука, в затылке сжалось. Все прошло и наступило снова. Круговорот дерьма в природе.

Нырнул в карман, обнаружил немного денег: хватило бы на цветы или конфеты. Но прощение не купишь, и он тихонечко постучался.

Щелкнул замок. Понял, что можно зайти. Ни крика, ни сцен.

В кухне гудел холодильник, звенела вода. Жена мыла посуду, ссутулившись и согнувшись.

– Давай помогу?

Нырнул в карман, обнаружил немного денег: хватило бы на цветы или конфеты. Но прощение не купишь, и он тихонечко постучался.

Она выпрямилась, будто хотела сказать что-то, но ничего не сказала.