Журналюга
Шрифт:
— Ладно, сейчас посмотрю… Если она проснулась.
Ждать пришлось минут пять, не меньше, наконец в трубке раздался полусонный голос Киселёвой:
— Матвеев, ты что, совсем офигел? Знаешь, сколько сейчас времени?
— Знаю, — ответил Паша, — десять часов двадцать пять минут. Только что на будильник посмотрел.
— Так сегодня же воскресенье! — негодующе произнесла Майя. — Кто в такую рань звонит?
— Ты же сама сказала: как достанешь билеты — звони, — парировал Паша. — Ну и вот… Сеанс — в четыре часа дня.
Майя немного помолчала, потом произнесла уже более мягким тоном:
—
— Да, в полчетвертого. Только не у самого кинотеатра, не на лестнице, там народа слишком много, а за спиной у Пушкина.
— За чьей спиной? — не поняла Майя.
— Пушкина, Александра Сергеевича, — терпеливо пояснил Паша. — Он там в начале бульвара стоит. Чёрный такой, из бронзы. Как выйдешь из метро — так сразу увидишь. Возле него я и буду тебя ждать.
— Хорошо, — согласилась Майя. — До встречи.
И положила трубку. «Так, дело сделано, — подумал Паша, — но надо решить еще один важный вопрос — в чем идти на свидание. Не в школьной же форме, в самом деле!» Он открыл шкаф в их с Васькой комнате и принялся тщательно изучать одежду. Выбор оказался не слишком большой. Посмотрел: придется, наверное, остановиться на серых брюках, темно-синем пиджаке и светлой рубашке, это хоть как-то будет походить на выходной костюм.
— Сынок, ты что, пригласил какую-то девочку в кино? — раздался голос за его спиной.
— Да… мама, — честно ответил Паша.
А сам подумал: от женского любопытства (тем более — материнского) никуда не спрятаться, не скрыться, всё равно всё узнает. Ну и ладно, пусть будет так, В конце концов, ему, Пашке, уже почти семнадцать лет! Имеет полное право на свидание. Тем более — со своей одноклассницей. Было бы гораздо подозрительнее, если бы он в этом возрасте девочками совсем не интересовался…
Нина Николаевна подошла, внимательно посмотрела на то, что он выбрал из одежды.
— Тебе, наверное, к этим брюкам, пиджаку и рубашке еще и галстук понадобится. Чтобы выглядел, как в костюме… Можно взять у отца.
— Мне бы лучше самые обычные джинсы, — честно признался Паша. — Костюм для похода в кино — это, знаешь ли, как-то… слишком уж официально.
Нина Николаевна задумчиво посмотрела на него и кивнула:
— Подожди, я сейчас!
И вышла из комнаты. Но уже через минуту вернулась, и в руках у нее были самые настоящие джинсы. Новенькие, темно-синие.
— Вот, у отца на работе по талонам давали, вроде бы твой размер. Хотели тебе на день рождения подарить, но раз тут такое дело… Примерь-ка!
— Спасибо! — искренне поблагодарил ее Паша.
Разумеется, это были не фирменные американские «левайсы» и даже не ширпотребовская «монтана», которую часто привозили из-за границы наши моряки и счастливчики-туристы, а какой-то неизвестный лейбл производства почти братской Индии. Тем не менее, смотрелись они относительно нормально. Особенно если пристально не приглядываться.
Паша решил, что длинный свитер благополучно скроет не пойми какой лейбл на заднице, а в остальном вид был вполне приличный.
— Спасибо, мама! — искренне поблагодарил он Нину Николаевну. — Только вот длина…
— Ничего, я сейчас подошью, стой спокойно!
Нина Николаевна принесла булавки и быстро наметила, на сколько следует
укоротить штанины. При наличии в семье безотказной машинки «Зингер» и двух умелых рук — это дело на десять минут, не больше.Таким образом, вопрос с одеждой был решен: джинсы, светлая рубашка, пуловер с большим вырезом (нашелся у отца). Для пущей красоты Паша взял галстук в косую красно-синенькую полосочку и завязал классическим тройным узлом. Тимофей Васильевич, проследив за его манипуляциями, очень удивился: где такому научился? Сам он галстуков не носил, а в очень редких случаях, когда всё же приходилось их надевать, узел всегда завязывала жена.
— Да так, в одном журнале увидел и запомнил, — неопределенно ответил Паша.
Брат Васька, наблюдавший за его приготовлениями, ехидно заметил:
— Ты красивый, прямо как жених!
— Ага, — легко согласился Паша, — как заметил великий русский писатель Чехов, в человеке всё должно быть прекрасно: и душа, и мысли, и одежда. С первым и вторым у меня и так всё в порядке, вот и надо заняться третьим.
— Чехов — это тот, который «Каштанку» написал? — спросил Васька.
— Точно! Как она, кстати, тебе? Ты же вроде бы читал?
— Скучно, — махнул рукой Васька, — какие-то собаки, гуси, коты… Я про другое люблю. Про войну и приключения!
И показал книгу, которую держал в руках. Паша посмотрел: «Три мушкетера». Скорее всего, принесла с работы мать, Нина Николаевна, в ее библиотеке при заводском клубе культуры был хороший выбор, начальство старалось просвещать рабочий класс, выделяло деньги на закупку новинок. Одобрительно кивнул — молодец, Васька, правильный выбор. Посоветовал еще:
— Попроси мать принести из библиотеки «Айвенго» Вальтера Скотта и «Белый отряд» Конан Дойла, тебе точно понравится. Это про рыцарей, войны и всякие сражения… В общем — экшн.
— Что? — не понял Васька.
— Экшн — это где дуэли, поединки, погони, стрельба, всё такое прочее, короче — движуха, — перевел для брата Паша. — Тебе зайдёт. И еще почитай про пиратов — про капитана Блада, например, автор — Рафаэль Сабатини. Тоже классная книжка!
Васька странно посмотрел на него:
— Знаешь, Пашка, ты очень сильно изменился с тех пор, как головой о фургон треснулся… Иногда мне кажется, что это даже и не ты вовсе, а какой-то другой человек.
Паша пожал плечами и молча вышел из комнаты. Что он мог ему сказать? А сам подумал: с Васькой нужно быть впредь очень осторожным — тот, похоже, всё прекрасно видит и замечает. Даже лучше, чем его «родные» папа с мамой.
На свидание Паша прибыл с большим запасом времени — в начале четвертого (никогда не любил приходить впритык или, тем более, опаздывать). С букетом — если так можно назвать один цветок. Его он приобрел по дороге, но не у бабок у метро, а у торговцев на Ленинградском рынке (заскочил быстренько). Решил, что гладиолусы — этот как-то слишком официально для свидания с девушкой, лучше пусть будет роза. Одна, но зато какая! Крупная, ярко-алая, на очень длинном темно-зеленом стебле. Отдал за нее целых полтора рубля, но нисколько об этом не жалел — она смотрелась просто шикарно. Торговец-кавказец, когда заворачивал выбранный цветок в целлофан, даже причмокнул от удовольствия: