Жуткое дальнодействие

Внутри разрасталось ощущение облегчения и удовлетворения. Даже без критического осмотра я знал, что только что начал и не закончил лучшую из своих работ.

Мое мнение насчет всех этих психологов и психотерапевтов осталось прежним. В общении с ними я продолжал видеть бессмысленность. Вот даже она со своими диагнозами. Ничего полезного я не услышал. Заметно было лишь ее исключительное желание подогнать мое настроение под непонятный для меня диагноз. Но я обязательно продолжу к ней ходить. Хочу насладиться моментом, когда она окончательно подтвердит мои слова в своей ненужности для меня в качестве этого самого специалиста. Безумие не нужно лечить, с ним нужно дружить.

Мои мысли могли бы продолжить внутреннюю дискуссию, поддерживаемую конфликтом с психологом, но финальный штрих подвел черту не только под работой, но и под моими собственными раздумьями.

Бросив грязные кисти и мастихин в емкость с растворителем, я снял холст с мольберта и поставил лицевой стороной к стене.

Техника, в которой я начал создание картины, подразумевала один четкий подход к работе: нужно было успеть до полного высыхания красок. Чтобы добиться нужного результата, я должен был работать быстро и уверенно. Нанесение второго слоя краски по сырому, еще не высохшему первому требовало особого мастерства и интуитивного понимания сути процесса. Но я остановился.

От дурманящих запахов краски и растворителя стало тошно. Выйдя на балкон, я с жадностью глотнул свежий воздух.

Гул города куда-то исчез. Меня окончательно поглотила тоска. Я только разворошил сам себя воспоминаниями. В какой-то миг показалось, что я проживаю все снова.

Сигареты одна за другой тлели в моей руке. Выдыхать дым в город с верхних этажей – особенное удовольствие. Внизу протекают судьбы. А ты просто закурил наверху и стал свидетелем чужой жизни.

Эти судьбы внизу… Их внутренний мир несоизмеримо мал в сравнении с твоим. Твое нутро – это полное доминирование над бессилием других. Власть над их разумом. И бесстрашие. Оно тут самое главное. Искорененное напрочь чувство страха остаться без их рук и дыхания. Тяжелого выдоха, с комом в горле, в область твоей шеи и медленного вдоха твоих плеч. Способность остановить бесконечность и разрушить вечное. Лишить поступок смысла. И найти его в бессмыслице. Человек, не видевший моря, слаб, чтобы осознать всю ценность этого мира. Человек, не видевший тебя, слаб, чтобы осознать всю ценность чувств. Ты вселенная, вместившая все без остатка, каждый элемент, необходимый для счастливого существования. Если бы кто-то забрал у меня эту неконтролируемую нужду любить, то я выбрал бы себе кого-нибудь другого. Не тебя.

В какой-то момент шум города, с непонятным скрежетом, снова продрался в мое сознание. Пальцы были обожжены без конца тлеющими сигаретами. Я осознал, что воссоздал в голове все то, что сказал ей в последний раз. Слово в слово. Даже дрожь и сердцебиение повторились во мне. Связь с ней не утеряна. И я не болен.

Она

Как же было тяжело! Поднять веки, выпутаться из теплого, липкого, точно наркотического дурмана, сна. Невозможно принять реальность, ожидая очередной безрадостный день. Трудная, непроглядная серость в окне, полусумрак в комнате, тяжелая голова – все это потому, что я опять проспала солнце. Оно светило, а я спала.

Высунув ногу из-под одеяла, я была не в силах заставить себя опустить ее на пол. Наверное, у меня депрессия, но в этом состоянии я, кажется, пребывала уже давно и перманентно. Глубоко внутри моего вялого разума и безвольного тела, в самом сердце, существовала другая часть меня – лучшая. Эта девочка заставляла каждый день вставать, двигаться, хоть чем-то заниматься и как-то жить. Однако после недолгой борьбы верх, как правило, одерживала моя вторая, недобрая, сущность.

Кто-то звонил в дверь. Обреченно приняла я тот факт, что нужно выбраться из постели и спросить: «Кто там?» Господи, ну как же тяжело вставать… Я продолжала лежать не шелохнувшись, а в сознание закралась приятная мысль: «Вдруг ошиблись дверью и через несколько секунд уйдут?»

Громкий стук разбил мои надежды.

Тот, кто отчаянно пытался нарушить мой покой, знал, что я дома и попросту не слышу звонков; отсюда и была эта раздражающая настойчивость. И я даже догадывалась, кому она могла принадлежать, ярко представляя руку, сжатую в кулак, но при этом интеллигентно барабанящую в дверь, и накрахмаленный манжет белоснежной рубашки, идеально обхватывающий тонкое запястье.

Пожаловал бывший муж.

Наконец с почти театральным вздохом я оторвала себя от кровати и побрела в коридор.

Уже приблизившись к входной двери, услышала:

– Я знаю, что ты дома! Открывай, или воспользуюсь своим ключом.

И в этом был весь он! Имея ключ, он не мог им воспользоваться!

Быстро открыв замок, но не потрудившись распахнуть дверь, я поплелась на кухню.

Мой ненаглядный, войдя в квартиру, последовал за мной.

– Только встала? – удивился он, как будто не жил со мной долгое время.

– Что ты?! С семи утра на ногах, – подтягивая пижамные шорты, огрызнулась я. – Опять за свое?

Он поставил на пол набитые продуктами пакеты.

– А когда у меня появится другой мужчина, ты тоже будешь нам забивать холодильник?

– Но пока ты одна, – опустив голову и пытаясь избежать скандала, мягко ответил он.

Сколько я его помнила, он всегда был таким. Идеальный супруг! Чуткий, любящий, понимающий, нудный и скучный до умопомрачения. Почти болезненная потребность контролировать все и всех вокруг. Как меня вообще угораздило связаться с этим мужчиной?! Мое жизненное восприятие никак не соприкасалось с его тоталитарным режимом. Брак с ним для меня был подвигом. А я далеко не герой. От этих «расписания жизни», четких правил настоящего и точных планов на будущее, ранних вставаний можно было совсем обезуметь. Человек должен наслаждаться жизнью и обязан хорошенько высыпаться!

Когда я вспоминала нашу совместную жизнь, появлялось ощущение, что меня предали или обманули, словно кто-то сыграл со мной злую шутку, заставив все эти годы грести против течения.

Я мечтала о другой любви, в которой два человека разделяли бы страсть к поиску высшей истины. Может, и не такой была настоящая любовь, может, скорее это называлось дружбой и взаимопониманием, но подобные отношения казались мне высшим проявлением именно любви.

Но этот мужчина, пожалуй, был единственным человеком на всем белом свете, которому я была небезразлична. Сколько себя помню – он был рядом. Что называется, «со школьной скамьи».

В то время я была сущим наказанием для своих родителей. Не очень симпатичным ребенком, о чем свидетельствовали школьные фотографии. На всех детских снимках у меня вечно всклокоченные волосы, похожие на огненный разряд над головой. Я была до неприличия рыжая. Под глазами темные круги, точно у совы. Те снимки, где мои губы растягивала вымученная улыбка, вызывали жалость.

Единственное привлекательное мое качество – это умение красиво рисовать. Благодаря этому скромному дару, мы и сошлись с будущим супругом.

Мы учились в одной школе, он был старше, но почему-то на переменах я постоянно рисовала на полях именно его тетради. А он вроде как был не против. Со временем мы сдружились. Мне ужасно нравилась его семья, и я всегда с радостью у них обедала. Будь моя воля, я бы там и завтракала, и ужинала; именно такую семью, как у моего друга, всегда хотелось иметь мне. Вскоре мы стали неразлучны, в точности как брат и сестра. Я учила его рисовать, а когда за очередную проделку отец закрывал меня на чердаке, мой друг карабкался ко мне по откидной лестнице, зажав в зубах пакет с принадлежностями для рисования.