Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси

Так обе лгуньи продолжали подтрунивать друг над другом, но ни одной не удалось вывести другую на чистую воду.

Их разговор затянулся далеко за полночь. Обе остались при своем мнении и, расставаясь, в который раз признали, что Петер фон Эль — настоящий мужчина, что они желают ему только добра и что только новая любовь сможет оторвать его от привязанности к Матильде.

— Тем более, что так считает и его бабка. Чтобы освободить, спасти, защитить его, — добавила Катерина, — необходимо, чтобы настоящее отвлекло его от прошлого.

— И в конце концов потеснило его теперешнюю любовь, предало ее забвению. А-а! То же мне сложности! Ведь влюбиться так просто! — воскликнула Мариза.

— Тогда скрываемая правда не сможет навредить ему, и он почти с облегчением воспримет через несколько дней известие о ее смерти.

— Известие о ее смерти…, — повторила г-жа Лежан, заканчивая этими словами вечер.

Несколько раз Петер фон Эль приглашал их поужинать в маленькие ресторанчики на берегу моря, где для редких посетителей играла пара музыкантов, сезон закончился. Он превосходно танцевал, то есть умел, не двигаясь, перемещаться в такт музыке. Мариза бледнела при виде уносимой им, расслабленной, что-то шепчущей Катерины, Катерина впадала в отчаяние, когда он подхватывал Маризу, которая в эту минуту испытывала блаженство единения, — зрелище, которое ревность вынести не в состоянии.

Прошло две недели с тех пор, как недоступный иностранец и две дамы, силящиеся завоевать его, стали жить вместе, когда г-жа Валь-Дидье заговорила об отъезде. Пришло время уезжать на юг. Близ Канн у нее был прекрасный дом, где в июле муж и дочь собирались присоединиться к ней. Она понимала, что ничто не мешает г-же Лежан остаться в Нормандии, и ей это не нравилось. Она отвергла мысль оставить подругу наедине с Петером, но была не в силах покинуть его и не решалась пригласить его одного, без Маризы, поэтому ей пришлось пригласить к себе обоих.

Петер фон Эль поблагодарил ее:

— Никогда не бывал на юге Франции. Когда вы ожидаете меня увидеть? — спросил он.

— Когда? Но я не собиралась ждать вас, я надеялась, что мы поедем вместе.

— О! — сказала Мариза, — ты считаешь, что поступаешь правильно? Петер и я, мы будем стеснять тебя, пока ты будешь устраиваться, и ты смогла бы, закончив дела, несколько дней спокойно передохнуть.

— Передохнуть? Почему ты решила, что мне это нужно? Ни малейшего желания не испытываю.

— Хм, передохнуть, передохнуть, я выбрала это слово из деликатности… Ну, ты меня понимаешь?..

— Я понимаю, что ты считаешь в порядке вещей оставаться здесь и наслаждаться жизнью, пока я одна отправлюсь в Канны готовиться к вашему приезду. Нет, в самом деле, я не согласна.

— Катерина совершенно права, — вскричал Петер фон Эль. — Мы поедем вместе на машине моей бабушки. Согласны, Катерина? А вы, Мариза?

— Вы знаете, отсюда до Канн ехать очень долго, — заметила та.

— Ну и прекрасно, — ответил он, и тремя днями позже они приехали на юг.

Г-жа Валь-Дидье, чтобы не заставлять своих гостей ужинать в доме, пропахшем камфорой и мертвыми мухами, позаботилась заказать столик в соседнем ресторане. Им накрыли под соломенным навесом, тихонько играла музыка, с суши дул легкий ветерок, смешивая аромат эвкалиптов и цветов с суровым дыханием моря. Чудесное мгновение заставило всех позабыть о прошлом. Они танцевали, смеялись, выпили больше, чем обычно, и когда пришло время возвращаться, дамы настолько устали, что разошлись по комнатам, не обменявшись ни единым словом. Катерина очень хотела спать. Она улеглась в кровать и зажгла лампу у изголовья, тогда как Мариза, задержавшись в ванной, вдруг услышала знакомые шаги. Она быстро завязала пояс халата, открыла дверь и побежала к лестнице, последние ступеньки которой одолевал Петер фон Эль.

— Как вы меня испугали! Это вы? — прошептала она. — Я решила, что забрался грабитель. Уже поздно. Что вы делали внизу?

— Прогуливался по саду. Размышлял. Встречал зарю. Ожидал, наверное, увидеть другое небо.

— Другое небо? Зачем? Вы же знаете, небо везде одинаковое.

— Я спрашиваю себя порой, не вредят ли грустные мысли той, о ком думаешь?

— Вредят, и ей, и вам. Грустить бесполезно, это ничего не решает. Грусть — это яд, вредный микроб, который напрасно культивируют, это заразная болезнь, кривое зеркало, которое нужно поскорее разбить. Случалось ли вам грустить с пользой? Мне нет. Мы пришли в этот мир, чтобы быть счастливыми, не правда ли? Так давайте пользоваться жизнью. На нашей планете много серьезных вещей и случаются счастливые моменты. Их украдкой посылает нам в подарок сама жизнь, и их нужно принимать, никому не причиняя вреда. Можно тайком перейти границу, забыть обо всем, так интересней путешествовать: ты вроде бы здесь, а вроде бы тебя и нет, ты больше никто или, вернее, ты слепок кого-то другого. Да, верность — это прекрасно, но не распускайте ее, а то она умудрится обвинить вас во всех смертных грехах за то только, что вы залюбовались розой.

— Верность не обращает внимания на розы.

— Тогда ясно, почему происходят измены! Погода чудесная, мы находимся в замечательном месте, мы живем у очаровательной дамы, мы…

— Это вы — очаровательная, поэтому так говорите со мной. Вы добры, красивы и к тому же так непосредственны. Чего еще можно желать? Мариза, я обожаю вас! Правда, вы ведь верите мне? Почему вы так смотрите, будто сомневаетесь?

Глаза Петера приняли совершенно незнакомое Маризе выражение: в них появились истома, умиление, нежность. Петер слишком много выпил, а она приняла опьянение за чувственное волнение.

— Я расхотела спать, теперь не засну. Что мы стоим на лестнице и шепчемся? — спросила она.

— Вы расхотели спать, а я и не хотел.

— Тогда, может быть, спустимся в сад?

Они спустились в гостиную, и Мариза остановилась перед подносом, уставленным бутылками.

— Отличная идея! Умираю от жажды, — заявил Петер.

Он наполнил два стакана, один протянул Маризе, свой выпил одним глотком, налил еще, потом последовал за ней в сад, где они и расположились в шезлонгах, которые Мариза подвинула поближе друг к другу.

— Ни ночь, ни день, такой неопределенный свет, наверное, должен быть в лимбе, — сказал он.

— Что вы сказали? — спросила г-жа Лежан — он так тихо говорил, что она не расслышала и придвинулась совсем близко к губам Петера фон Эля. Их щеки, плечи, руки соприкоснулись. Они замолчали, закрыли глаза, нежно обнялись.

На следующее утро г-жа Лежан, окрыленная одержанной победой, зашла к г-же Валь-Дидье узнать, хорошо ли та спала.

— Замечательно, а ты, дорогая? — ответила Катерина.

— Я? Да я глаз не сомкнула.

— Обидно. Бессонница, вот мука.

— Бессонница? Мука? Да нет. Совсем не то. Представляешь… — начала она, и г-жа Валь-Дидье, сначала с любопытством, потом с досадой, выслушала рассказ о часах, проведенных Маризой с Петером фон Элем. Однако ей удалось справиться с собой и изобразить хорошее настроение:

— Это должно было произойти, — заявила она. — Я была совершенно уверена. Что я тебе говорила? Все так и получилось. Он любит тебя? Что ж, тем лучше для него и для тебя. Тебе он будет обязан своим спасением. Представляешь, он будет обязан тебе жизнью! Дорогая, я так рада, так рада за вас обоих.