Зима Александры

В выходные Аня могла позволить себе не вставать по будильнику, но в течение недели организм так чётко настраивался на ранний подъём, что поспать не удавалось. В субботу в семь утра Аня резко открыла глаза, вскочила с кровати и зажгла настольную лампу. На естественное освещение в такую рань рассчитывать не приходилось. С соседней кровати раздалось недовольное бормотание. Егор, чуть отодрав лохматую голову от подушки, призвал Аню поиметь совесть и дать людям выспаться.

– Выключи прожектор, – пробубнил он, тычась в Алёнину шею.

Аня накинула на лампу полотенце и почти с материнской нежностью посмотрела на кровать Алёны и Егора. Они были как два разнополых волнистых попугайчика, которые жили на одной жёрдочке, кормились из одной миски и жались друг к другу, когда темно и холодно. Милые, но бестолковые. Кажется, хороший секс давал им так много, что от мира больше ничего не требовалось. Алёна всё реже появлялась в университете, а Егор совсем забросил свой роман про мафию, которая ворует время. Раньше он читал им новые главы почти каждую неделю. Теперь говорит, что у него пробуксовка, не заладилась композиция: роман разросся второстепенными линиями, и за ними совсем не видно сути.

А суть, по мнению Ани, была в том, что главный представитель мафии, которая ворует время, – это Алёна с её точёной фигуркой и безупречной молочной кожей. Интересно, Елена, из-за которой началась Троянская война, была похожа на Алёну? Ведь Гомер её толком не описал, просто сказал: «войны достойна». Елена была самой прекрасной из женщин, даже богини завидовали ей. Наверное, Алёна понравилась бы Александре Геннадьевне. Она бы сказала про неё что-то вроде «породистая девушка, такую красоту во что ни упакуй, будет шедевр».

Про Аню так не скажешь. Аня попыталась представить, что Александра Геннадьевна думает о её внешности: «субтильная, но простоватая», «слишком обыкновенная, хотя особых изъянов нет», «бесцветная, неприметная, тусклая». Аня и сама понимала, что почти не привлекает внимания. Не яркая, не броская, не умеет себя подать.

Аня встала с кровати, в полутьме задела край письменного стола и опрокинула стакан с канцелярскими принадлежностями. Карандаши, ручки и маркеры с треском покатились по полу.

– Сорри, народ, – засмеялась Аня, извиняясь сразу перед всеми обитателями комнаты.

– Ань, ты охренела? – промычала Алёна.

– Всё? Выспались? – раздался из дальнего угла Верин голос. – Подъем! Аня решила, что ей скучно не спать одной! Да, Ань?

– Типа того, – слегка огрызнулась Аня. – Можно я свет включу, а то ничего не видно?

– Свет? Не вопрос. И музыку не забудь, – продолжала стебаться Вера. – А то ведь ещё в соседних комнатах есть такие негодяи, которые решили поспать в выходные дни.

«Вряд ли из-за Веры началась бы Троянская война, – подумала Аня. – Она, конечно, умная, с ней интересно, много знает, но слишком жёсткая что ли… Опять же полный отказ от косметики – это слишком радикально».

Вера шустро надела тапки и, пока Аня собирала карандаши и обдумывала её женственность, юркнула в ванную.

– Ну всё. Это на полчаса, – разочарованно протянула Аня.

– Потому что неправильно ты, дядя Фёдор, бутерброд ешь, – откликнулся Егор. – Надо сначала единолично принять душ и потратить весь оставшийся шампунь, а потом банки с карандашами швырять.

– Егор, хватит уже Аню этим шампунем попрекать, сто лет прошло, – вступилась Алёна.

Аня подняла последний маркер и водрузила банку на стол. В ванной зашумела вода. В сером корпусе напротив начали активироваться жёлтые окна. Егор выбрался из-под одеяла и босиком прошлёпал до холодильника.

– Даже не знаю, что выбрать, – в задумчивости сказал он, рассматривая пустые полки.

– Ну давайте сбросимся, – предложила Аня.

– С крыши? – хохотнул Егор.

– Даже сырков нет? – погрустнела Алёна.

Позавтракали чаем и остатками хлеба с подозрительно коричневым вареньем, которое обнаружилось в допотопном серванте, служившим одновременно трюмо, буфетом и книжным шкафом. Происхождение варенья было неясно. Егор утверждал, что это его родители прислали пару месяцев назад. Алёна говорила, это презент от её московской тётки. Аня припоминала, что Вера прятала какую-то банку на чёрный день. Впрочем, студентов больше волновал адский цвет варенья.

– Может, оно испортилось? – предположила Алёна, с аппетитом наворачивая бутерброд.

– Не. Варенье не портится. Его даже в космос берут, – пояснил Егор, намазывая себе ещё.

– А обедать чем будем? – выходя из душа и поправляя полотенце на голове, спросила Вера. – Что вы смотрите на меня? Я не могу жить с грязными волосами. Полчаса на душ – это нормально. Оставили мне поесть? – Вера заглянула в банку.

– Или душ, или завтрак, – отрезал Егор. – Герой всегда стоит перед выбором. Причём в идеале он должен сделать выбор не между хорошим и плохим, а между хорошим и хорошим или плохим и плохим.

– Ну и в чём здесь выбор? – сузила глаза Вера. – Пока я была в душе, вы всё сожрали. Где ситуация выбора?

– Она у тебя была в семь утра, когда ты ещё могла спрогнозировать, чем чревато долгое сиденье в ванной, – уточнил Егор.

– Не знаю. Мне кажется, никто ничего не выбирает. Всё просто катится и катится, – заметила Алёна, которая, даже не умывшись, разложила на кухонном столе свою косметику и делала макияж.

– Как у неё это получается? – психанула Алёна.

– У кого? Что получается? – переспросила Аня, прихлёбывая чуть тёплый чай.

– У Кристен Стюарт. У неё незаметный эротичный макияж. Я не могу так. Тут уж либо незаметный, либо эротичный.

– Да пофигу, – сказал Егор. – Алён, не парься. Мне правда всё равно. Я тебя любую люблю.

– Мне кажется или он меня обесценивает? – неожиданно напряглась Алёна.

– Ты придурок, что ли? – слегка наехала на Егора Вера. – Ты что не понимаешь? Надо сказать: ни-ка-ка-я Кристен Стюарт в подмётки тебе не годится, дорогая Алёна. Ты лучшая.

– Ну понятно, что никакая Кристен Стюарт не годится ей в подмётки. Это и так ясно, – возмутился Егор. – А кто такая Кристен Стюарт?