Зима близко
Шрифт:
— Барин! — завопил снаружи Данила. — Ба-а-ари-и-ин!
— Да мать-то твою так, — проворчал я.
Отложил экран и вышел на балкон.
— Данила, блин! Ну ты уж совсем чего-то как в колхозе. Что случилось? Восстание машин?
— Не. До вас бабуля.
— Опять не красна девица? — расстроился я. — Нет, что-то тут не так… Ладно, сейчас буду.
Я спустился вниз. Думал почему-то, что это Мстислава успела то ли протрезветь, то ли наоборот, выведала у Демида явки и пароли и решила меня навестить. Приготовился наблюдать очередной цирковой номер.
— Карелия Георгиевна! — признал старушку я. — А чего ж вас чай-то пить не зовут? Стоите тут, на холоде — нехорошо. Пойдёмте.
Бабушка, которая в своё время указала мне на колдуна Бирюка, потырившего чёртову бошку, окинула меня взглядом сверху донизу. Поцокала языком.
— Ишь ты! Правда, граф-охотник. Запудрил мозги мне, старой. Э-эх…
— Ну, извиняй, мать, — развёл я руками. — Мне, понимаешь ли, слава земная малоинтересна. Дела делать — люблю, нос драть — не особо. Вот и не похваляюсь на каждом углу.
— Оно правильно, правильно, — закивала старушка, входя в дом. — И за подарки твои спасибо.
— Какие по… А! — Я вспомнил, что отдавал Тихонычу приказ позаботиться о Карелии Георгиевне. — Да, было бы за что. Нормально у вас? Может, ещё чего нужно?
Карелия Георгиевна только рукой махнула, мол, хватит мне, не лезь, не о том говорить пришла.
Тётка Наталья быстро смекнула, что от неё требуется не ударить в грязь лицом и наметала на стол всяческой закуски — ужин ещё готовился. Карелия Георгиевна, крякнув, уселась на стул.
— Да, живёшь-то как царь, — оглядев стол, вздохнула она.
— Ой, я вас умоляю. Видели бы вы, как цари живут.
— Чего не видала, не видала.
Ну да. В это время у бабушки, живущей в деревеньке близ Поречья шансов увидеть, как живёт государыня-императрица примерно столько же, сколько у эвенка.
Карелия Георгиевна с удовольствием угостилась кулебякой, бахнула стакан чаю с печеньками и даже разрумянилась.
— А я ж к тебе по делу, охотничек.
— Чего случилось? На деревню кто напал?
— Нет, спит уже вся эта нечисть, куды.
Ну, это спорно, конечно. Где спит, а где и не спит, время пока такое. Это в Сибири, вон, снег лежит по самые амбиции, а тут ещё даже не чешется.
— Сон мне приснился…
— Угу, — только и сказал я.
Чего мне, спрашивается, её сон? Я ж не Зигмунд Фрейд, я про другое.
— Пришёл, значицца, во сне муж мой покойный.
— Первый или третий?
— Ишь ты! Запомнил.
— Нутк. У меня память — как у слона.
— Какого такого слона?
— Проехали…
— Второй муж. Самый любимый был! Душа в душу жили. Кабы тогда соседа из горящего сарая вытаскивать не кинулся, глядишь, и старость бы вместе встречали. А сосед пьяный там уснул с трубкой — ну и подпалил…
— Знакомая история, — вздохнул я, вспомнив Потапа.
— И ведь жив сосед по сю пору, скотина, — поморщилась Карелия Георгиевна. — Ходит, глаз мозолит. Умом только повредился, заговаривается совсем.
А моему-то балкой по темечку стукнуло. Он вынести соседа вынес, а сам упал. Три дня пролежал и преставился. Ну да ладно, не о том разговаривать пришла. Явился он мне во сне, значить, и без обиняков: ступай, говорил, Карелия, к графу Давыдову, да скажи ему, что черти на него злобу затаили. За то, говорит, что он на них какую-то железную орясину напустил.— Хм… И всё?
— Всё. Так, мол, и так, говорит: очень черти разозлились, и добром всё это не кончится.
— Да с чертями у меня добром по-любому не кончится. На земле закончим — за потусторонний мир возьмёмся. Что-то мне подсказывает, что боженька там всё немного не так задумывал, как оно сейчас выглядит.
— А ты откуль знаешь, как оно там? — внимательно посмотрела на меня Карелия Георгиевна.
— Да так, видал краем глаза.
Посвящать старушку в наличие прямо у меня в доме портала на тот свет я посчитал неразумным.
— Ох, охотник… Осторожней бы тебе быть! Такие силы разозлил, что не приведи Господь!
— Да ладно. Убивали мы чёрта, не велика беда. Не так страшен, как малюют — слыхали поговорку? Повозиться, конечно, придётся, но всё решаемо.
— А если тысяча чертей?
— Ну, повозимся чуть подольше…
— А ну как ты кого посерьёзней чёрта разозлил там?
— Бабуль. Вы уж излагайте сразу. Чего ещё муж говорил?
Карелия Георгиевна вздохнула, допила чай и поднялась из-за стола.
— Да ничего больше. Это я так. Боязно за тебя, охотник. Хороший ты человек, оказывается.
— За меня, Карелия Георгиевна, бояться — пустое дело. Я тут каждый день на волосок от смерти, привык уже. А мужу своему передайте, если вновь придёт, что граф Давыдов велел кланяться и благодарил за ценную информацию. Дальше же оставляет за собой право действовать в соответствии с собственными резонами.
— Вот так и передам, — повеселела Карелия Георгиевна. — Ну, стало быть, пойду я. Спасибо, охотник, за хлеб за соль, уважил старую.
— Мы люди простые. Друзьям — приют, врагам — смерть. Вы как добрались-то?
— Да пешком, пешком. Как ещё-то?
— Них… Эм… В смысле, далеко же. Не, это не дело! Давайте-ка обратно вас отвезут.
Карелия Георгиевна заупиралась. Я настаивал. Вышли во двор.
Я заглянул на конюшню, где кузнец как раз заканчивал подковывать жеребца, ногу которого держал Терминатор. Жеребец истошно ржал, но поделать ничего не мог.
— Хорошо держишь, страхолюдина! — радостно кричал кузнец.
По голосу было понятно, что они с Данилой не теряли время даром в ожидании, пока я верну Терминатора, а напузырялись чем-то сильно градусным. Но работа вроде продвигалась нормально, так что я не стал заострять внимание.
— Данила, тут надо женщину в Вареники отвезти. Найди кучера, что ли. Ну, или сам — не знаю, как у вас по штатному расписанию положено.
Данила вышел из конюшни, огляделся.
— А где она? Женщина-то?
Тут я и сам огляделся. Карелии Георгиевны не было.