Зима гнева
Шрифт:
Понимая, что получается в стране, Федор благоразумно решил рвать когти.
– Очень умный человек, – одобрила Яна.
Умный. А вот Прохор сплоховал. Нет бы охрану получше нанять, или еще как подстраховаться, а он сам погиб, жену, считай, погубил, детей…
– У меня предложение. Я батюшке письмо напишу. Если ему детей доставишь, денег получишь. Много…
Яна думала недолго.
– Пиши письмо.
– Образ поцелуй, что детей не бросишь…
Яна хмыкнула.
– Хорошо.
И бумагу, и чернила, и образ – все удалось найти буквально
Запах крови становился все сильнее. Яна понимала, что происходит.
Здесь и сейчас женщина, на последнем издыхании, стремилась дать своим детям шанс.
С другой стороны, Яне этот шанс тоже был нужен позарез. Ей еще из Русины выбираться, и Гошку вывозить… с этим она справится, но как там Нини? Ведь совершенно неприспособленное к жизни существо!
А ей еще племянника на шею? Не окажется ли он камнем, что потянет сестричку ко дну?
С другой стороны, если купец здесь миллионы нажил, так он и там не растеряется. А если ему внуков доставить…
Яна отлично помнила, что через год…
Какой – год? Осенью. Ее не станет уже осенью. И ей, кровь из носа, надо найти для Гошки семью, опекуна, а купец…
Поймет он свою выгоду! Никуда не денется! Когда выгода, плюс признательность – оно доходчиво получается! А не поймет…
Плевать!
Брось Яна на произвол судьбы детей – и человеком она не была бы даже в собственных глазах. Никак иначе. Потап смотрел на это во все глаза, прижимал к себе малышню.
Марфа писала. Быстро и уверенно, что свидетельствовало о хорошем образовании, полученном ей в девичестве. Лист покрывался ровными строчками.
Вот она закончила письмо, протянула Яне.
– Прочитай.
Яна пробежала глазами красивые буковки. Хм, вроде все без двойного дна. Честный рассказ, как ехали, как на них напали, как уволокли и Марфу и детей, убили на их глазах Прохора, да еще и поглумились, как в монастыре ее насиловали всей толпой…
Как появилась Яна. Которая должна доставить к нему детей. Просьба о награде…
Яна кивнула. Сложила лист, потянулась за воском, накапала в нужное место так, чтобы было не открыть, не сломав печати.
– Есть, чем запечатать?
– Есть.
Черный перстень так и был при Яне. И ничему не мешал.
Ни перчатки носить, ни стрелять, ни обувь шнуровать… Яна о нем попросту забывала. Вроде есть кольцо на пальце, а вроде бы и нет его.
Но сейчас…
Перстень повернулся к ладони камнем, коснулся воска.
– Ох…
Марфа смотрела большими глазами. На печати проступал рисунок сокола, падающего на добычу. Хищной злой птицы. И каждый в Русине знал, ЧЬЯ это печать. Каждый.
Яна криво усмехнулась. Кажется, у колечка есть свои тайны? Что ж, не ей их разгадывать. А сейчас…
– Я, Анна Петровна Воронова, принимаю на себя ответственность за детей Марфы Федоровны Игнатьевой. За Михаила Прохоровича и Марию Прохоровну Игнатьевых. Обещаю доставить их к деду. Сделаю
все, чтобы они были живы, здоровы и целы. Мое слово!Икону она целовать не стала. Да и не нужно было – с Хеллой-то в покровительницах. По комнате пронесся ледяной вихрь, хотя окна были закрыты. Взметнул волосы Яны, коснулся детских макушек, заключил в свои объятия Марфу.
Та улыбнулась, нашла глазами детей – и откинулась на подушки. Лицо ее белело, из него быстро уходила жизнь…
– Хелла, она родилась в семье купца, но умерла, как истинно благородный человек. Прими ее душу, – тихо произнесла Яна.
И на миг всем показалось, что где-то вдалеке поземкой по льду прозвенел-прошуршал женский тихий смешок.
Миша и Маша бросились к матери, заревели… Яна не стала терять времени даром. И цапнула за локоть Топыча. Тот смотрел большими квадратными глазами.
– Ты… вы…
– Цыц! Живо – собираемся! Дольше необходимого тут оставаться нельзя, сам понимаешь!
– Сейчас, скотину выпущу, – сообразил пацан. И рванул в хлев с такой скоростью, что пыль столбом поднялась.
Яна вздохнула и присела рядом с детьми на кровать. Сгребла их в охапку.
– Маленькие, никому вас не отдам, не брошу… держитесь!
Да уж. Утешитель из нее получился крайне хреновый. Другого и слова-то не подберешь…
Малявки заревели вдвое громче. А время утекало сквозь пальцы…
Между временем и безвременьем
Хелла сосредоточенно рассматривала души, зависшие перед ней.
Девять подонков. Одна светлая душа.
С ней проще всего. Хелла шевельнула рукой, отпуская душу.
– Ты скоро переродишься. И жизнь твоя будет счастливой.
Марфа, а это была именно она, шевельнулась. Хелла поняла и успокоила.
– Она не бросит твоих детей. Я знаю. Ты можешь быть спокойна – ты сделала все возможное и боролась до конца.
Душа улыбнулась – и начала таять.
Мир мертвых Хеллы – не совсем склад для использованных душ. О, нет. Хелла – богиня рациональная. Она просто принимает души – и воздает каждому по справедливости.
– Теперь вы. Убивали, насиловали, получали от этого удовольствие…
С особым отвращением Хелла смотрела на главаря. Психологии подонку захотелось?
Никакого гуманизма, о нет! Откуда он у слизней? Даже не слизней, те все же безобидны, а это… глист?
Да, пожалуй, что глист. Особо крупный и злонамеренный.
Опыт его поставить потянуло, экспериментатора недоделанного.
Что можно сделать с бабой, если угрожать ее детям? Что может сделать женщина, чтобы ее детей не тронули?
Собственно, потому малыши и уцелели – еще не пришло время. После групповухи у него и еще кое-что было придумано…. Интересненькое…
– Собачки, говоришь? – нежно уточнила Хелла.
Душа задергалась, но куда ей было вырваться из пут богини? Яна честно отрабатывала вторую жизнь, даже с перевыполнением плана. И Хелла радовалась потоку душ.