Зима в Эдеме (пер. О. Колесникова)

– Выпей, пожалуйста, выпей это. – Он шевельнулся, сделал глоток и снова откинулся назад.

– Они должны быть в тепле, хорошо кушать и набраться сил, чтобы можно было передвигаться, – сказал Калалек. – Мы принесем сюда мясо из лодки, а потом пойдем половим рыбу. Вернемся поздно, когда стемнеет.

Парамутаны заготовили ей очень много дров. Она постоянно поддерживала огонь. Когда она повернулась к Керрику, то увидела, что он открыл глаза и шевелит губами, пытаясь что-то сказать. Она коснулась его губ своими губами, потом погладила их, как будто успокаивала ребенка.

– Я буду говорить. Ты жив – и Ортнар тоже жив. Я нашла тебя вовремя. С тобой все будет хорошо. Здесь еда и вода – сначала тебе надо попить. – Она снова его приподняла, и он выпил немного воды. Когда она снова положила его, то прижалась к нему и начала нашептывать ему на ухо: – Я дала себе клятву. Я клянусь, что больше никогда не позволю тебе оставить меня одну. Куда пойдешь ты, туда пойду и я. Так должно быть.

– Так должно… быть, – с трудом произнес он охрипшим голосом. Он закрыл глаза и снова заснул: незадолго до этого он был на грани смерти, и поэтому сразу очень трудно прийти в себя, если ты подошел к этой грани слишком близко. Ортнар зашевелился и что-то промычал, и Армун тоже подала ему воды. Было совсем темно, когда вернулись парамутаны. Они кричали и звали ее.

– Посмотри на эту крошечную вещичку, что я принес, – громко говорил Калалек, входя в пещеру. Он высоко над головой держал в руке страшную рыбину, покрытую чешуей величиной, наверное, с тарелку, и с ощетинившейся пастью. – Это даст необходимую силу. Пусть поедят.

– Но они все еще без сознания.

– Слишком долго, это нехорошо. Им нужно мясо. Я покажу тебе.

Двое из парамутан приподняли Ортнара, усадив его; потом Калалек осторожно повернул голову Ортнара, пощипал его за щеки, что-то пошептал ему на ухо – после этого громко стал хлопать в ладоши. Все закричали от воодушевления, когда Ортнар приоткрыл глаза и застонал. Один из охотников держал рот Ортнара открытым, пока Калалек отрезал кусок рыбы и выжимал из него сок прямо ему в рот. Ортнар начал кашлять, плеваться, но все-таки глотал, и это вызвало у окружающих еще больший восторг. Когда он почти совсем проснулся, они запихнули ему в рот кусок сырой рыбы и заставили жевать его и глотать.

– Скажи ему на своем эркигдлитском языке, что он должен есть. Пусть жует вот это.

Керрика она кормила сама. Она никому не позволяла приближаться к нему и старалась отдать ему все свои силы, крепко прижав его к своей груди.

Только через два дня Ортнар был готов отправиться в путь. Он кусал до крови губы, когда парамутаны срезали черные куски мяса с его ног.

– Но все-таки мы живы, – сказал Керрик, когда самое тяжелое осталось позади.

– Но часть меня – нет, – задыхаясь, ответил Ортнар; на его лице выступила испарина. – Но мы нашли их – или они нашли нас – вот это важно.

Керрик опирался на Армун, когда они шли к лодке. Ортнара несли на носилках, сделанных из веток. Он почти не обращал внимания на окружающих, потому что еще испытывал сильную боль. Но зато Керрик смотрел вокруг широко раскрытыми глазами и все оценивал, когда садился в лодку.

– Сделана из кожи: легкая, крепкая. И все на веслах! Эти парамутаны могут строить так же хорошо, как и саску.

– Кое-что из того, что они делают, даже лучше, чем у саску, – сказала Армун, которой его интерес доставлял удовольствие. – Посмотрите вот на это. Как ты думаешь, что это? – Она протянула ему длинную кость с высеченными на ней узорами, и он стал вертеть ее в руках.

– Эта кость от какого-то очень большого зверя, я не знаю какого. Она полая внутри, но все-таки что это? – Он приложил кость отверстием к глазу, посмотрел в него, нажал на набалдашник и увидел изнутри, с краю, деревянное кольцо. Размер кольца подходил для того, чтобы вставлять в него стрелу. – Сделано превосходно – это все, что я могу сказать.

Армун улыбнулась, ее полуоткрытые губы обнажили ряд ровных зубов. Она опустила один конец трубки в воду. Когда она нажала на набалдашник, послышался засасывающийся звук, а когда она нажала второй раз, струя воды выстрелила из открытого верхнего конца костяной трубки и очутилась за бортом лодки. У Керрика перехватило дыхание. Потом они оба рассмеялись над его изумлением. Керрик вновь взял кость в руки.

– Это что-то наподобие того, что вырастили йиланы, но эта сделана, а не выращена. Мне очень нравится эта штучка. – Он снова повертел ее в руках, восхищаясь ею, проводя пальцами по линиям рисунка, изображавшего рыбу, выплевывавшую огромный водяной фонтан.

Возвращение в паукаруты было настоящим триумфом. Женщины толкали друг друга, визжа от смеха. Для них было привилегией нести на носилках светловолосого гиганта.

Ортнар с изумлением смотрел на них, когда они, отталкивая друг друга, дотрагивались до его волос, разговаривая между собой на каком-то лающем языке.

Арнхвит с удивлением смотрел на своего отца: он почти не помнил охотников тану. Керрик встал на колени, чтобы получше рассмотреть его – упитанного, большеглазого мальчика, похожего на младенца, оставленного им.

– Ты – Арнхвит, – сказал он, и мальчик уверенно кивнул, но отступил назад, когда Керрик протянул руку, чтобы дотронуться до него.

– Это твой отец, – сказала Армун, – ты не должен его бояться.

Но ребенок прильнул к ней, потому что все это было ему незнакомо.

Керрик поднялся. Это слово вернуло давно похороненные воспоминания: отец! Он рукой нащупал на шее два ножа, пальцами дотронулся до меньшего и снял его потом он протянул вперед сверкающее на солнце лезвие.

– Как мой отец когда-то дал мне – я даю его тебе.

Арнхвит неторопливо подошел и дотронулся до ножа посмотрел на Керрика и улыбнулся.

– Отец, – сказал он.

Дела Ортнара к концу зимы пошли на поправку. Он потерял в весе, до сих пор его мучили боли, но его неиссякаемая энергия вернула его к жизни. На его ногах было очень много черного мяса, от которого шел жуткий удушающий запах. Но парамутаны знали, как его лечить. По мере того, как дни становились длиннее, раны заживали, шрамы затягивались. В ботинках на меховой подошве он каждый день выбирался из паукарута и учился заново ходить. Ступня без пальцев создавала большие неудобства при ходьбе, но, несмотря на это, он учился. Однажды он гулял вдоль берега у кромки льда и ушел очень далеко, когда увидел приближавшуюся лодку. Это была одна из больших лодок, обтянутая кожей. И она была незнакома ему. Совершенно очевидно: он никогда не видел такой. Когда Ортнар приковылял к паукарутам, он увидел, что все вышли наружу, кричали и махали по мере того, как лодка приближалась.

– Что это? – спросил он Армун, потому что знал не более одного-двух слов из этого чужого языка.

– Пришельцы. Они не из наших паукарутов. Это очень волнующе.

– Что же происходит? Все кричат и машут руками. Кажется, они чем-то сильно возбуждены.

– Я ничего не могу сказать. Они все одновременно кричат. Ты очень долго ходил и устал. Пока иди в паукарут, а я узнаю, в чем дело, а потом расскажу тебе.

Ортнар был один в паукаруте: Керрик и Харл, как и все, ушли к лодкам. Он тяжело опустился на пол и застонал от боли в ногах. Его никто не слышал. Он пожевал кусочек мяса, очень довольный отдыхом, пока ждал Армун.

– Случилось что-то очень приятное, – сказала она по возвращении. – Что-то об уларуаке. Они говорили о том, как было плохо зимой, как их становилось все меньше, Теперь, кажется, они снова нашли их. Это очень важно.

– Кто такой «уларуак»? – спросил Ортнар.

– Они охотятся на них в море. Я никогда не видела ни одного, но, должно быть, они очень большие – больше, чем мастодонт. – Она показала на ребра на потолке паукарута. – Они от уларуака. – Кожа тоже от уларуака – целым куском. В основном мы питаемся его мясом. Парамутаны могут есть любое мясо, все равно какое. – Она указала на мертвую птицу, привязанную за ноги к ребру наверху. – Но почти вся их еда, лодки, все идет от уларуака. Они говорят, что из-за погоды, из-за длинных зим их долго не было. С каждым годом ледник все ниже опускается на юг, и в воде – я не поняла что – но что-то изменилось. Поэтому уларуака стало труднее убивать, а это наихудшее, что может случиться с парамутанами. Нам надо подождать, что будет дальше.