Зимнее лето весны

– Поменяйте колесо.

– Запаска есть? – весело спросил он.

– Да, да, конечно, – закивала я.

– Нет проблем! – ответил мастер.

– Можно, я оставлю тут джип и понесусь по делам? – нервно поинтересовалась я.

Механик окончательно развеселился.

– Если ты автомобиль тут не оставишь, как же я его переобую?

– Верно, – согласилась я, – совсем с головой плохо. Так побегу? Мне надо тут неподалеку…

– Шиномонтаж до десяти вечера.

– Успею! Не волнуйтесь!

– А чего мне дергаться? – хмыкнул мужик.

– Не беспокойтесь, я непременно приду назад и деньги заплачу.

Механик вытер руки ветошью.

– Если не вернешься, плакать не стану, джип-то у меня останется.

– Действительно, – пробормотала я и двинулась в сторону леса.

Не успела я подойти к калитке, как из своей части дома высунулась Анна Михайловна.

– Иди сюда, – поманила она меня рукой. – Не дергайся, поселок пустой, сейчас в нем я одна живу!

Я поднялась по ступенькам и очутилась в неуютной прихожей. На полу тут вместо плитки лежал линолеум, из мебели имелись деревянная вешалка, галошница и пуфик, освещался холл четырьмя торшерами. Немного странно, но мне было не до дизайна помещения.

– Ты, милочка, лгунья, – потрясла Викторова перед моим носом толстым журналом.

Я чихнула – в прихожей резко пахло парфюмом, тяжелый аромат буквально распирал мой нос.

– Заболела? – неожиданно ласково пропела старушка. – Сейчас еще хуже станет. Что у нас тут, на двадцать второй странице? Репортаж из дома писательницы Арины Виоловой. Какие фото! Красота! Шикарное здание! Сколько стоило?

– Оно не мое, – попыталась я прояснить ситуацию.

– Обманщица! Черным по белому написано: «Дом Виоловой».

– Он съемный. [4]

– А в статье сказано… – уперлась Анна Михайловна, поправляя платок, завязанный на шее.

– Журналисты часто ошибаются.

– Пресса никогда не врет! – торжественно воскликнула старуха. – За этим правительство следит!

И что мне было возразить? Оставалось лишь слушать бабусю.

– Несчастненькой прикидывалась, – брызгала слюной Викторова, – плакала-рыдала… «Я Лена Петрова, обожаю Игорька…» Обманула старую дуру! Но Господь мне журнальчик послал, со статейкой, и вот выяснилось: и муж есть, и хоромы великие, и деньжищ полно. Ясно теперь, почему Игоря прибила. Вот тебе мое условие: отстегивай пять миллионов!

Несуразность суммы заставила меня рассмеяться.

– Я никогда не видала подобного количества рублей сразу.

– Долларов! – совсем обнаглела бабка, и мне стало еще смешней.

– А их уж тем более!

– Врешь! В журнале другое написано.

– Где? – удивилась я. До сих пор борзописцы столь откровенно не врали, фантазировали по мелочи.

– Слушай, – вдруг миролюбиво предложила Анна Михайловна и начала озвучивать текст: – «Наши писатели корчат из себя Золушек, но на самом деле сидят на мешках с золотом. Возьмем писаку Виолову, в миру Тараканову. Посмотрите на фото ее дома. По самым скромным подсчетам, он стоит три миллиона баксов, а если принять в расчет участок, гараж, ограду, то за «скромную хижину» легко можно выручить пять миллионов зеленью».

– Дом не наш! И потом, это не живые деньги, а риелторская оценка. Здание сняло для нашей семьи издательство.

– А еще машина, – не успокаивалась Викторова. – С моей вот пенсии джип не купить.

– Автомобиль мне тоже предоставило «Марко».

– Все, надоело твое вранье! Пять миллионов – и кассета твоя!

Я попыталась вразумить Анну Михайловну:

– Не надо нам завидовать, мы живем на честно заработанные средства. Лишних денег в семье нет.

– Фу! А дом?

– Но у вас же имеется таунхаус, а вы жалуетесь на нищету! – пошла я в наступление.

Анна Михайловна стукнула кулаком по высокой галошнице.

– Я не имею к этому коттеджу никакого отношения – меня наняли его стеречь, пока хозяева по Ниццам шляются! Приедут и выпрут, я всего лишь сторож!

– А другим людям кажется – Викторова владелица! Вот и шикарный на фото дом не наш.

– Ты там живешь! Не бреши!

– Так и вы живете в таунхаусе.

Старуха растерянно моргнула, но тут же ринулась в атаку:

– Пять миллионов! Или несу кассету следователю!

– О какой записи идет речь?

Анна Михайловна противно захихикала.

– Ты очень хитрая, но я умнее. В доме у Гаврилина есть система видеонаблюдения.

– Да? – удивилась я.

– В первый раз слышишь? Он тебе не рассказывал?

– Я не была знакома с Игорем.

– Врешь!

– Ладно, продолжайте.

– Гаврилин записывал все, что в коттедже происходило.

– Зачем?

– У него спроси! – скорчила рожу Викторова. – Я к нему убирать ходила, вот и узнала. В кабинете телик стоит с видиком, там он и глядел записи. Короче, у меня на руках интересная кассетка: хорошо видно, как писательница любовника убивает.

– Это не я!

– А кто?

– Лена Петрова, – жалобно предположила я. – Думаю, мы фантастически похожи.

– Цирк, – пожала плечами Викторова. – Значит, так: пять миллионов – или запись будет у следователя. Пусть специалисты разбираются, кто на ней: Петрова, Иванова, Сидорова, Тараканова… Но одно ясно – Арине Виоловой смерть! Скандал разразится, муж из дома выгонит!

У меня от злости потемнело в глазах, на секунду я как бы лишилась чувств, потеряв слух и зрение. Потом способность видеть и слышать вернулась, я сжала кулаки… и тут в помещении внезапно погас свет.

– Мама! – вырвалось из груди.

– Стой смирно, – напряженно протянула Викторова, – сейчас включат, перебои на линии…

Конец фразы оборвался. Мне показалось, что в непосредственной близости открыли бутылку шампанского, запахло кислым, в ладонь ткнулось нечто, я машинально схватила предмет, сжала, и свет вновь ярко вспыхнул.

На пару секунд меня ослепило, пришлось зажмуриться, потом я открыла веки и спросила:

– Что это было?

В холле царила тишина. Викторова, похоже, ушла. Совершенно ничего не понимая, я опустила взгляд вниз и увидела Анну Михайловну, лежащую на линолеуме, чуть поодаль от входной двери.

Забыв о наглости старухи, я кинулась к ней со словами:

– Вам плохо? Сейчас вызову врача и…

Фраза застряла в горле. На кофте шантажистки чернело небольшое отверстие, из которого медленно вытекала кровь.

– Занавес, – вдруг четко сказала Викторова, – я… Занавес!

Голова старухи дернулась, тело вытянулось, глаза не моргая уставились в потолок. Платок на шее развязался, открыв большое родимое пятно, юбка задралась. Я тупо уставилась на ноги старухи, они оказались стройными, красивыми, как у молодой, без признаков варикоза, на правой в районе колена был странный шрам – полукруглый, вдавленный, словно кто-то «отгрыз» кусок мышцы.