Зимнее серебро

Я вдохнула, и воздух оказался чистым, морозным, точно после метели, и он исцелил мою обожженную кожу и саднящее горло. Из темноты донесся голос Зимояра:

— Узы разомкнуты, Чернобог; по высокому волшебству и по честному уговору я свободен! — Эхо от его голоса металось меж стен. — Ты не можешь более удерживать меня здесь. Беги, или я навеки угашу твое пламя и брошу тебя погребенным в грязи.

Раздался еще один сдавленный крик ярости, и алые глаза исчезли. Кто-то грузно протопал по темному коридору. Я прикрыла глаза и свернулась на каменном полу, вдыхая свежий зимний воздух.

* * *

Магрета меня убаюкала, и я вздремнула еще немного: очень уж я устала, и все тело ломило. Меня разбудил внезапный порыв ветра, который ворвался сквозь открытые балконные двери. Я встала и пошла посмотреть. В свете развешанных по стенам дворца факелов я толком ничего не видела. В лицо мне повеяло холодом, и я вдруг поняла, что Зимояр освободился. И еще я сразу поняла, что это Мирьем его выпустила. Не знаю уж, как ей это удалось, но она это сделала, я не сомневалась.

Гнев во мне не пробудился, только страх. Ее выбор мне понятен, хоть это и не мой выбор: она не захотела кормить огонь. Я тоже не очень-то хотела, но она сняла оковы с зимы, чтобы не пачкать рук. Снова пойдет снег — если не нынче вечером, то утром, — и все, что зацвело и зазеленело, погибнет.

А следом погибнет многое. Утром ко мне приходили за хлебом голодные звери — бока у них были совсем впалые. Долго они не протянут. Если бы не внезапно выросшие зелень да ягоды, моему отцу ввек не устроить бы застолья, подобающего герцогу. А ведь отец расстарался как мог. На столе не красовалась зажаренная целиком туша кабанчика или быка: дичь и скот сейчас слишком тощие, чтобы похваляться ими на пиру. Пришлось зарезать скотины вдвое больше против обычного. Я видела, как музыканты подолгу макали хлеб в пустую похлебку, потому что хлеб был твердый, как камень. И это пир в доме у герцога — свадебный пир княжны! Что же тогда ставят на стол за городскими стенами, в домах победнее?

Но что предпринять, я не знала. Зимояра мы сковали только с помощью Мирьем, да и то еле-еле управились. Второй раз он нам не дастся. Хорошо бы Мирьем заключила с ним договор, о котором говорила при встрече — договор, чтобы удержать зиму. Но снежинки, кружившиеся на ветру, говорили мне, что нет, она ни о чем не договорилась, не успела. Завтра утром повалит снег, и тогда прежнее веселье горожан выплеснется в мятеж, едва только улицы расчистят. А если их не расчистят — значит, мы все обречены на голодную смерть в наших хижинах, домах и дворцах. Сумеем ли мы сделать огромное зеркало, чтобы через него прошло целое войско? Однако зимоярские охотники косили смертных воинов своими сияющими серебряными клинками как траву на поле. Мы вызовем зиму на бой и сложим о самих себе песню. Да только народ наш песнями сыт не будет.

Магрета накинула мне на плечи плащ. Я взглянула на нее сверху вниз: лицо у нее было встревоженное. Она тоже почуяла холод.

— Твоя мачеха спрашивала, не окажешь ли ты ей любезность, не навестишь ли в ее покоях? — негромко проговорила Магрета.

Уйдем отсюда поскорее — вот что она имела в виду. Не годится нам тут быть, когда вернется царь. Ну конечно, Чернобог скоро будет здесь — горячий, разъяренный, лютый. Огонь и лед сошлись в смертельной схватке, и мое крошечное беличье царство оказалось зажатым между ними. И все же Чернобог пока остается моей единственной надеждой.

— Ступай к отцу, — приказала я. — Скажи, пусть нынче же ночью отошлет прочь Галину с мальчиками. Будто бы отдохнуть на западе. Едут пускай в повозке, но прихватят санные полозья. И скажи, я велела им взять тебя с собой.

— И тебя. — Магрета сжала мои руки.

— Я не могу, — ответила я. — У меня корона. Если корона хоть что-то значит, то именно это.

— Так брось ее, — настаивала она. — Брось! О горе не горюют.

Я наклонилась и поцеловала ее в щеку.

— Помоги мне надеть ее, ладно? — прошептала я, и она со слезами на глазах взяла корону и надела мне на голову. А потом я легонько подтолкнула ее к двери.

У меня по спине побежали мурашки. Огонь в камине молчал, но дымный запах уже чувствовался, пока еще слабый, точно покои давно не проветривали. Запахло так, будто в огонь поспешно натолкали слишком сухих дров и они быстро вспыхнули и прогорели. Я услышала тяжелую поступь, кто-то бежал, и наконец дверь распахнулась. Чернобог ворвался в покои, все еще не угасший, тлеющий, его глаза налились багровым, и нечеткие сполохи трескучего жара сверкали сквозь кожу Мирнатиуса. Едва дверь захлопнулась за его спиной, он заревел на меня во всю мощь пламенных легких, и желтые отсветы замелькали в глубине его гортани:

— Узы он разомкнул! Он свободен снова! Ты нарушила обет, не сдержала слова!

— Ничего я не нарушала, — возразила я. — Я обещала, что приведу его, — и привела. Он освободился, но не по моей воле, а против нее. Я тоже не хочу, чтобы он бродил на свободе и опять напускал на Литвас зиму. Как его можно пленить снова? Или помешать ему? Скажи, что я могу сделать.

Чернобог разразился сердитым треском:

— Я-то думал, наконец вдоволь попирую. А теперь закроет он гору ледяную! Он бежал далеко, мне туда пути нет! — Демон кружил по комнате, съежившись, корчась в муках. — Он на свободе, и он знает мое имя, и однажды он уже вверг меня в узы. Я исчахну во льду, стану жалкой тенью. Буду кости глодать да лизать каменья… Мне нет пути в его королевство! — Он на миг застыл, весь дрожа, а потом крякнул, как полено в очаге: — Я его испробовал на вкус. Он стал могуч. Приумножил свое величие. Кладовые его полны золота. И мороз, и метель — все ему подвластно, в ледяной его руке мигом я угасну. — И демон обратил ко мне сверкающие глаза. — Ирина, — ласково пропел он, — Ирина, сладкая, серебряно-ледяная, ты меня обманула. Где же мой зимний пир? — Он шагнул ко мне. — Ну так я сдержу слово и вместо него иссушу тебя, тебя и тех, кто тебе дорог! Если уж зимний король мне не достался, то хоть твоя свежесть утолит мою жажду. Ты напоишь меня силой! — И он сделал еще один шаг ко мне.

— Стой! — Я вскинула руку, останавливая его. — Стой! Если я отведу тебя в Зимоярово королевство, одолеешь ли ты его там?

Он замер; его глаза разгорелись, как искра в сухом сене.

— Так ты поведаешь мне свою тайну, Ирина? — выдохнул он. — Покажешь мне свой путь? Открой же двери и впусти меня — что мне тогда до какого-то жалкого короля? Я попирую в залах его твердыни, и его мощь иссякнет, и тогда они все равно падут передо мной.

Затаив дыхание, я смотрела на стоявшее возле меня гардеробное зеркало — мое последнее прибежище. Если он обо всем узнает, прятаться мне будет негде. Одно из двух: либо я сбегаю сама, оставив демона пировать за моей спиной, либо беру его с собой, зная, что рано или поздно он явится по мою душу. Я протянула ему Руку.

— Идем, — позвала я. — Я отведу тебя туда.

Он обхватил мою руку рукой Мирнатиуса с длинными тонкими пальцами, с жаркой ладонью, с облаком дыма, что обвивало запястье как огромная манжета. Я повернулась к зеркалу, он тоже — и со свистом выдохнул. Я догадалась: он увидел то же, что видела я: зимнее королевство сияло за стеклом, на темные сосны густым покровом ложились снежинки. Я приблизилась к зеркалу, ведя Чернобога за собой, и мы вступили под сень отяжелевших от снега деревьев.

Но Чернобог проскользнул туда в виде создания из пламени и пепла; в щелях меж зубов мерцал алый огонь, а за зубами прятался почерневший язык. Мирнатиуса он сбросил как кожу, и все его тело теперь было как бы из углей, укутанных дымом. Стужа хлестнула меня по лицу вьюжным ветром, а Чернобог тонко вскрикнул: метель задула его, превратила в безжизненные мокрые угли и золу. Однако после недолгой борьбы под кожей у него снова зародился алый свет: слишком жарко горел Чернобог, слишком долго, чтобы загасить его одним дуновением вьюги. Холод точно отшатнулся от него; вокруг нас обозначился круг, в котором не падали снежинки. Мы стояли на задворках той самой хижинки, которую я покинула в прошлый раз. Я заглянула в лохань с водой — лед в ней треснул и сломался на кусочки, а кусочки стремительно таяли.

Чернобог жадно хватал ртом воздух. Лицо у него было ненасытное.

— О-о, холод! — мечтательно вздохнул он. — О-о, много сладких глотков мне предстоит! Что за пиры ждут меня здесь! Ирина, Ирина, позволь же мне вознаградить тебя, пока я рядом!

— Нет, — ответила я, вся заледенев от презрения. Вероломству его нет предела, а он ведет себя как ни в чем не бывало. Мать Мирнатиуса, кажется, продешевила, заключив с ним сделку. Даже если умерла в короне, на которую она выменяла сына. — Я не приму ничего, только отступись от меня и моих близких.