Зимние наваждения

Приблизился достаточно, чтобы его заметили, и приветствовал сидящих у костра: по-охотничьи, в самых сдержанных выражениях, без благопожеланий. Ему ответили аналогичным приветствием, угрюмо уставились в пятнадцать пар глаз и спросили:

— Ты кто такой?

— Сосед, — ответил нав с прохладной улыбкой. — Решил заглянуть на огонёк.

— Ты — Иули Нимрин, воин Вильяры, — рыкнул один из голки. — Тот самый недоумок, который отказался повелевать Тенями и бить Наритьяру. Почему ты нацепил на себя наш знак?

— А он — именно ваш? — переспросил нав.

Ещё один голки недовольно проворчал:

— Говорят, Вильяра тоже навязала себе такой узел. Большинство Вилья согласились считать её справедливой судьёй.

— Это не защитит ведьму от зачарованного ножа. Братья, которых она заморозила и выставила на позор, взывают к отмщению.

— Позже! Вилья недолюбливают Наритья, значит, они нам пока союзники.

Первый голки снова рявкнул, пресекая спор, который тянулся, вероятно, уже не первый день, и задал вопрос наву:

— Зачем ты пришёл, Иули? Мы не зовём к нашему костру чужих и не угощаем.

— Да не больно-то хочется. Но мне любопытно, к чему вот это вот? — Ромига широким жестом обвёл живых пленников, костёр и разбросанные вокруг кости. — Я чужак и не слишком разбираюсь в законах Голкья. Но это же беззаконие? За такое у вас изгоняют?

Ему ответили дружным гоготом.

— А мы уже сами себя изгнали, — отсмеявшись, прокомментировал первый. — По-моему, отлично изгнали, нам здесь всё нравится. Правда, братцы-сестрицы?

Голки снова загоготали, однако нав, обходящий костёр по кругу за их спинами, начинал их раздражать. Они выворачивали головы, косили глаза, следя за его непрерывным, плавным перемещением, а он двигался, словно в танце, время от времени подпинывая обглоданные кости.

— Сядь и не мельтеши, — велел первый.

— Будь по-твоему, — Ромига присел на землю, подобрал мелкую косточку — ключицу — и стал крутить, перебрасывая между пальцами, как играют ножом. — Вы бы хоть назвали свои имена?

— Обойдёшься, — перебил его первый. — Ты явился к нашему костру, не зван.

— А разве не к этому костру некий Вусси зазывал моего маленького приятеля Рыньи?

— Ну, положим, к этому, — лениво рыкнул один из сидящих у костра.

— Вот. Я пришёл вместо него. Я тоже сновидец, и?

— Ты нам не нужен, чужак-сновидец. Мы же не рискнём тебя съесть, если ты нам чем-нибудь не угодишь, — и голки весело, заразительно захохотали, потрясая в воздухе полуобглоданными костями.

— А всё-таки, мне ужасно любопытно, — продолжил Ромига, терпеливо дождавшись, когда они отсмеются. — Вы живьём отыскали путь в страну Счастливой Охоты, — нав повторил выражение Семёныча, отлично зная, что оно означает у челов. — Если вам не по сердцу миропорядок Голкья, здесь-то вы могли начать новую жизнь, невозможную там. Охотились бы, плодились и размножались, заселяли новый мир. Но вместо дичины вы едите вот это. Почему?

Ромига был — само спокойствие, голос его звучал негромко и задушевно, как у целителя, собирающего анамнез. Геоманту нужно было время на построение аркана, и он тянул его разговором. Или разговор — тоже часть аркана? Да, в некотором смысле, так и есть.

— У щенков Наритья нежное мясо, а месть — лучшая из приправ, — сыто рыгнул первый голки и провернул вертел над углями.

Сидящие вокруг костра — уже наполовину покойники, но пока геомант не достроил аркан, в его руках — остановиться, не достраивать.

— Наритья жрали нас и наших детей, мы воздаём им тем же, — добавил ещё кто-то из обречённых.

Гарка Ромига сам, бывало, практиковал месть до седьмого колена. А связанные сопляки, действительно, могли участвовать в каннибальских трапезах старших родичей, и даже с удовольствием. Когда челы на Земле пожирали друг друга, в прямом или переносном смысле, нав преспокойно проходил мимо… А только мальчишка Рыньи не окажется у этого костра ни едоком, ни едой. Точка.

— Мы не успокоимся, пока не изведём на Голкья всю поганую кровь Наритья. И мудрые нам не указ. Плевать нам на этих зазнаек и на их поганые законы. Здесь мы — власть и сила, сюда они не доберутся. А мы-то доберёмся до них, когда сочтём нужным. До всех и каждого доберёмся! Так и передай своей Вильяре, Иули.

Нет, Вильяры они тоже не коснутся.

— Передам, — улыбнулся нав так, что главарь без замаха метнул в него нож, которым проверял готовность мяса.

Остальные начали подыматься с насиженных мест. Но косточка уже хрустнула в пальцах геоманта, и было поздно. Они умерли быстрее, чем упали наземь. Умерли, истлели, рассыпались в пыль… Ветер взвихрил её, запорошив и Ромигу, и связанных детишек. Нав отряхнулся, подобрал нож, которым по нему промазали, и пошёл освобождать пленников. Но в их вытаращенных глазах плескалось столько ужаса, что он не стал резать верёвки, а сгрёб в охапку всех троих, желая поскорее проснуться вместе с ними в логове. И пусть Вильяра дальше с ними разбирается! Даже не подумал, сможет ли призрак протащить живых по изнанке сна?

Смог. Сквозь ускользающую дрёму Ромига уже слышал тарарам в логове. А на пустом берегу рассып'aлись пылю остатки бивака. Густые травы стремительно прорастали и скрывали кострище вместе со следами беззаконной трапезы. Узел-колтун больше не стягивал мерцающие нити. С помощью геоманта мир-сон залечил зудящую язву на своей пушистой шкурке и вновь безмятежно разнежился под лучами летнего солнца.

***

Вильяру разбудил грохот упавших поленьев и чей-то дикий, на грани безумия, ужас. Она подскочила, распахнула глаза — с пола на неё уставились трое маленьких южан… Наритья, судя по одёжкам. Но жестоко заткнутые рты и связанные руки-ноги она заметила прежде клановых узоров. Метнулась освобождать. Защитные чары логова тоже придавили внезапных гостей, одного ушибло поленом, но это наименьшие беды. А вот кто из разумных посмел так обойтись с детьми…

— Их чуть не съели поборники справедливости, — сообщил Нимрин, осторожно садясь на лежанке. — Я их отбил и притащил сюда.

Увидев чужака, дети зашлись от ужаса, и Вильяре некоторое время было не до расспросов Иули, который осторожненько, по стеночке, похромал в отхожее место. Знахаркина дочь освобождала маленьких Наритья от кляпов и пут, обнимала, нянчила, изгоняла испуг, унимала боль чарами… Вскоре к ней присоединился зевающий Рыньи. Детей, наконец, успокоили и усыпили, так им легче перенести потрясение, а сами окончательно проснулись.

«Эй, Нимрин, ты там не провалился?»

«Нет, я вышел под небо и любуюсь снегами», — безмолвная речи Иули зазвенела внезапной, неуместной в текущих обстоятельствах радостью.

«Что?»

«Утро такое… Рассвет…» — чужак словно бы обрёл величайшее в жизни счастье и растерял слова.

Знахаркина дочь перепугалась, как бы и этот не лишился рассудка. Выскочила следом. Нимрин сполз по крутой лестнице внутри скалы, отворил калитку и сидел в устье пещеры, свесив ноги в обрыв. Преодолеть наружную лестницу он пока был не в силах, что не мешало ему наслаждаться видом на залив, на Ярмарку. Казалось, даже воздух вокруг него звенит от восхищения! Вильяра осторожно подхватила болящего под мышки и затащила в коридор, подальше от края. Лишь после этого заглянула в лицо, в глаза. Нимрин улыбался, как перебравший Марахской травы, но взгляд его не плыл.