Зимний Мальчик
Шрифт:
Глава 7
САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Сегодня «День первокурсника». В программе приветственные речи, концерт и танцы. Ура.
И первокурсники радовались. Почему бы и не радоваться? Урожай убрали и уже неделю, как учились на врачей! Химия, физика, история (на этот раз партии), иностранные языки, физкультура — это ладно, это знакомо по школе. А вот физиология и анатомия — точно медицинские дисциплины. И потому на лекции и занятия по этим предметам непременно следует ходить в белых халатах. И белых колпаках! Чтобы ясно было всем!
А я как-то не очень радовался. Даже не знаю, почему. Учёба давалась легко, даже анатомия. Во всяком случае, сейчас, поначалу. Скучать — не скучал: иногда ходил на репетиции оперы, скромно сидел в углу, а на вопросы отвечал только «Это замечательно у вас выходит» — не кривя душой, выходило и в самом деле хорошо. А по вечерам оставался на представления, чтобы проникнуться. А после представлений вместе с коллективом отмечал выступления. Традиция такая в театре — после занавеса отметить. Я без спиртного: во-первых, за рулем, во-вторых, опять за рулём. Симпатичные девушки говорили со мной ласково, мужчины — тоже ласково, или, во всяком случае не демонстративно-злобно. Взрослые, уверенные в себе люди, артисты, а кто я? Пацанчик на вырост, пусть и не без искры, раз сумел сочинить целую оперу Может, он и ещё что-нибудь сочинит?
Итак, «День первокурсника». Проходил он в Дворце Пятидесятилетия Великого Октября, по-простому — в «Полтиннике». Ну, не в институте же. Нас, первокурсников, много. Шестьсот человек. Пусть и не все пришли. Кто-то не мог, кто-то не захотел. В любом случае, в институте нет такого зала, чтобы всех вместить. А в «Полтиннике» — запросто.
— Ты, Чижик, сегодня просто франт и красавчик, — сказала Бочарова. Мы сидели рядом — Бочарова, Стельбова и я. Ну, и еще двенадцать человек нашей группы. С остальными двенадцатью пока отношения только налаживались. Наладятся, чего уж там.
— Я всегда такой, — ответил я.
— Костюмчик в Москве отхватил? — продолжила Бочарова.
— В Москве, — согласился я.
— В ЦУМе?
— Вроде того.
Я и в самом деле принарядился. Дело было так: маменька и Галя решили, что негоже мне на репетиции и вообще ходить оборвышем, нужно приодеться. И меня повели в какой-то магазин не для всех. Им забава, живую куклу нарядить. А я что, нужно, значит, нужно. Два костюма — серый югославский и синий польский, две пары туфель — Чехословакия, брат. Ну, и по мелочам Одних галстуков шесть штук. Хорошо, я при деньгах был, дедушкин конвертик взял. Это так, разминочка, сказала Галина Леонидовна, то есть Галя. К премьере подыщут что-нибудь особенное. Из Лондона и Парижа.
— А галстук ты сам завязываешь, или он у тебя на резинке?
— Сам, — кротко отвечал я.
— И бабочку можешь?
— И бабочку.
Я и в самом деле примеривался, не повязать ли бабочку, но потом решил, что слишком уж по-детски это будет. А я и так не старый. На вид.
Торжественная часть завершилась, и сразу, без перерыва, начался концерт. Самодеятельность во всех её проявлениях. Стараются.
— А ты бы так мог? — не унимается Надежда в перерыве.
— Вряд ли, — чистосердечно отвечаю я.
— Ну, так уж и не мог бы, — сомневается Бочарова.
— Он хочет сказать, что это не его уровень. Орлы мух не клюют, — подала голос Ольга. Сегодня она молчалива и грустна. Чудо-аппарат местного светила выдает чудеса пониженной чудесатости, и нога по-прежнему окружена ажурной конструкцией. Ну, и костыли, как без костылей с такой ногой. Так что праздник для Стельбовой тот ещё. Но, видно, её папенька настоял на присутствии. Политика. Пусть все видят, что в битве за урожай все равны, а некоторые
даже и здоровье не жалеют на общее благо.— Ты в самом деле Орел?
— Я Чижик, и с меня довольно.
Тут перерыв окончился, и вторую часть отдали целиком достопримечательности нашего института, группе «Медпункт». Второй в городе среди институтских. А институтов — девять, так что второе место — успех. Серебряный ярлык.
Особо нас не баловали. Спели четыре песни — и на том концерт кончился.
— А ты, Чижик, на гитаре играть умеешь? Или только на рояле?
— Умею и на гитаре. В меру.
— Ну… — Бочарова явно что-то затевала. Её выбрали комсоргом группы, но ей нужно большего. Хочет стать комсоргом курса. Для начала. Для этого нужно показать активность. Проявить организаторские способности. А художественная самодеятельность хороша чем? Художественная самодеятельность хороша тем, что всякому видна.
Все пошли в вестибюль, где намечались танцы. А мы не спешили. Ольге было явно не до танцев, а бросать её как-то неудобно было.
— Ты танцевать умеешь? — опять спросила Бочарова. Вдруг я отвечу «нет».
— Обижаешь.
— Умеешь, значит?
— Танго, вальс, фокстрот, пасадобль, румба. И другие.
— Ты серьезно? Просто из другого века человек. Играешь, поёшь, пасадобли с фокстротами знаешь.
— Умею, — поправил я. — Ничего удивительного, когда родители — артисты музыкального театра. Был бы сыном полка — умел бы портянки наматывать.
Наступила неловкая пауза.
— Вы идите, развлекайтесь, — сказала Ольга, — а я поковыляю домой, — и она взялась за костыли.
— Да я тоже домой пойду, — Бочарова хотела быть с Ольгой в одной лодке.
— Тебе-то зачем домой, время детское.
— Вот что, дамы, если вы однозначно не желаете продолжить веселье тут, предлагаю продолжить веселье там.
— Где — там?
— В нашем музыкальном театре. Успеем на второе действие. «Летучая мышь», весёлая оперетта. И буфет хороший для хороших людей. С артистами познакомлю, уж они насчет пасадоблей большие доки.
Мы вышли из «Полтинника», и я подогнал «ЗИМ».
— Поехали!
Экспромт этот был заранее подготовлен и согласован и с театром и, главное, с Андреем Николаевичем. Тот сам попросил развлечь Ольгу, чтобы она не чувствовала себя обделенной.
Развлек. Оперетта чудесная, игра артистов из литерной ложи смотрелась великолепно, а затем меня со спутницами позвали на артистические посиделки, с шампанским, мороженным и киевскими котлетами. Артисты были в меру раскованы и в меру внимательны, понимая, что дочь первого секретаря обкома — всем зрителям зритель.
Я, увы, не пил, но в остальном не стеснялся и даже изобразил танго и фокстрот с Лизаветой, звездочкой кордебалета.
Было весело.
Барышень я развёз уже заполночь — сначала Наталью, потом Ольгу — она теперь жила на городской квартире. Обеих сдал с рук на руки. И с пустыми, но чистыми руками поехал домой, в Сосновку.
С каждым километром радостное настроение покидало меня, а когда я зашел в дом, то и вообще засомневался, был ли оно, весёлое настроение.
Впереди ночь, и нужно спать. А страшно. Уж слишком часто донимают кошмары. Преимущественно тот, где всё горит, и я горю. А последнюю неделю снится, будто лежу я, мертвый и подгоревший, а по мне бегают крысы. Боли уже нет, только тактильная чувствительность (привет учебнику физиологии!), но неприятно и мерзко. Я вскакивал посреди ночи, светил фонариком в поисках крыс. Конечно, их не было, наяву то есть. А в сознании — были. И оттуда, из сознания, готовы были выпрыгнуть в любую минуту. Ну, мне так казалось.