Зимовье

Дарья замерла, во все глаза смотря на мать: ну? Что удалось узнать?

– В общем, в реанимации он, стабильно тяжелый… это нормально! – поспешно пояснила Вера, видя, как дочка испугалась. – Так про всех говорят, тем более, ему операцию сделали. Живой, даже в сознании. Может, завтра-послезавтра в хирургию переведут. А теперь давай, – Вера присела на диван, – рассказывай, что случилось у вас.

Дарья согласилась рассказать, но только сейчас осознала, что ноги заледенели на голом, холодном полу первого этажа. Зябко передёрнув плечами, она сказала маме, что найдет тапочки, вернётся и всё расскажет.

Сняв в своей комнате рубашку и брюки, Дарья переоделась в домашний тёплый флисовый костюм. Сидя на кровати, она медленно и старательно натянула носки, потом так же медленно сунула ноги в тапочки, больше похожие на унты. Ноги начали согреваться, и Даша почувствовала, как тяжесть этого длинного дня отпускает, плечи расслабляются, а спина горбится колесом. Дарья поставила локти на колени и положила голову на ладони. Пальцы приятно взъерошили свободные от заколки волосы, и от затылка по всей голове разлилась тёплая волна. Она как будто освободила сознание от мрачного тумана, который целый день мешал ясно мыслить и слушать, и Дарью осенило. Она отняла руки от лица, почувствовав, как одна единственная мысль провернула чувства до щелчка. Всё вдруг встало на свои места. Вот оно что. Именно поэтому Даша была сегодня в разговоре с Татьяной такой непривычно для себя отстранённой. Старалась держать себя в руках, говорила правильные вещи, постно сопереживала и от этого сильно устала. Её не хватило на личное, эмоциональное участие, потому что между ними тревожно разворачивалась мысль: а вдруг Кирилла убил Танин муж, и они с ней этому поспособствовали?

Дарья выпрямилась, а потом рухнула спиной на кровать. Глупо как, разве она не профессионал? Разве она не должна держать себя в руках, потому что её этому учили, а сопереживать, потому что чувствует, что это правильно? Что ей хочется помогать тем, кому хуже. А сегодня что случилось? Беспокойство за старого друга настолько забило сознание, что за ним Даша не расслышала живую, растерянную женщину. Плохо как всё получилось, так нельзя. От чувства неловкости, чтобы отвлечься, Дарья поелозила головой по покрывалу, почесала лоб, надавила пальцами на зудящие глаза. Последняя резкая фраза «всего доброго» крутилась в памяти, заставляя болезненно щуриться. От неё за грудиной ныло, как ноет маленький, но болезненный порез о бумагу – хочется сжать ладонь в кулак и замереть. Даше тоже хотелось сжаться в комок и перестать думать об этой последней фразе. Но сколько не думай, она не заглохнет, и даже не станет мягче. Сейчас уже ничего не поделаешь.

Ну, ладно. Дарья громко вздохнула, заставляя грудь высоко подняться и опуститься, придавливая саднящее чувство своей никчемности. Утро вечера мудренее, завтра Даша всё исправит.

Утром, перебивая журчащий говорок телевизора, у мамы позвонил мобильный телефон. Даша замерла в полусогнутом положении с обувной ложкой в руках, и нога сама собой скользнула в ботинок. Звонки в полвосьмого утра редко бывают приятными. Мама по привычке вставшая проводить дочь, бросила на неё удивлённый взгляд: «кого еще нелёгкая несёт» и ушла в комнату. Там Вера быстро нашла телефон на тумбочке и сразу же ответила на звонок.

– Да, Света, слушаю.

Света? Дарья выпрямилась, медленно вытянув ложку из ботинка. Тётя Света Тургаева, наверное. А может, и любая другая Света… Но не успела Даша хорошо подумать об этим, как из комнаты донёсся бойкий, как обычно немного резковатый мамин голос.

– Да-да, я знаю уже. Ну как… Они с моей Дашкой ввязались в дела, как в двенадцать лет, Свет. Нет-нет, с ней всё в порядке, отделалась испугом…

Дарья раздраженно сдёрнула шарф с вешалки. Зря она маме вчера всё рассказала. Нужно было просто пережить острое детское желание утешиться и услышать слова одобрения, несмотря ни на что. В итоге ни одобрения, ни утешения, только резкие, как сама Вера, выводы. А теперь еще и подробности неловкие про Дарью. Зачем это всё тёте Свете знать? Дарья только испугалась, а Кирилл в реанимации.

– Да, повезло, привезли его в мою «пятёру», – продолжила мама разговор и вышла из комнаты в коридор, к Дарье. Связь была хорошей, было слышно, как тётя Света рыдала в трубку и едва могла говорить. Она позвонила Вере как единственному знакомому, связанному с медициной. И вот как удачно всё получилось.

– Я уже позвонила, всё узнала. Всё у него хорошо, как это может быть в реанимации. Ну чего ты ревёшь?

Мама теперь уже тёте Свете рассказывала о том, что реанимация – это нормально и пугаться тут нечего. Завтра она пойдёт на смену и зайдёт к Кириллу. К тому же, тогда его уже наверняка переведут в палату и разрешат посещения.

– Ой, Свет, не морочь мне голову. Я чего, пацана твоего не проведаю? Всё, короче. Завтра зайду к нему, не волнуйся. Не волнуйся, – снова повторила мама и замерла. Светлана Тургаева от такого уверенного тона, как от холодного душа, немного пришла в себя и перестала безудержно рыдать. Она шмыгнула носом в трубку и хрипло неуверенно спросила: «я тогда тебе позвоню?». – Я тебе, как всё узнаю, сама позвоню. Давай, держись.

– «Ввязались в дела» как-то не очень хорошо прозвучало, – с упрёком проговорила Дарья и засунула вторую ногу в ботинок. – Во всяком случае, не про Кирилла. Он был на службе вообще-то. Он пытался помочь женщине, которой вообще никто не помогал.

– Кроме вас, – качнула головой Вера и сжала губы в тонкую, зачеркивающую положительные намерения, линию.

Дарья на мать даже не взглянула, пытаясь застегнуть куртку.

– Ты сегодня опять поздно? – спросила мама, особенно не ожидая услышать отрицательный ответ. – Деньги у тебя есть?

– Есть, – поспешно ответила Дарья, надеясь, что маме этого ответа хватит, и она не будет уточнять на какие деньги Даша опять перевозила женщину в центр и собирается её там поддерживать.

– Лучше б вы котикам помогали, – вздохнув, назидательно проговорила мама, но без нажима. Дарья этот тон слышала уже десятки раз. Она, наконец, попала молнией в замок и одним движением застегнула куртку до высокого ворота, закрывающего пол-лица.

– Сама то людям помогаешь. В больнице работаешь… – глухо сказала Даша из-за воротника, сбоку глянув на мать. Она уже давным-давно переросла желание оправдываться за свои дела.

– Поэтому и говорю: лучше б вы котикам помогали, от них отдачи больше. Они хоть запоминают, что им хреново было, и кто это «хреново» им устроил. В отличии от…

– Эта риторика Шапокляк в нашем доме, – прервала маму Дарья и натянула шапку, – мне уже надоела. Ты сама то в это веришь?

Дарья не стала дожидаться ответа. Она открыла дверь и вышла. Мама только глянула на дочку в щель закрывающейся двери, выдохнула в сторону и покачала головой.

И что на маму находит, когда она затевает такие разговоры? Ведь они обе знают, что ничего не изменится. Дарья по протоптанной на газоне дорожке из замерзших грязевых следов чужих ботинок обогнула глубокую лужу, в которой вчера чуть не утонула. Мороз окреп, но в зимней куртке было гораздо уютнее. Деревья и земля покрылись белым налётом, который уже не соскребётся каблуком до весны. Воздух был прозрачный и делал вдохи острыми, болезненными. Даша поглубже зарылась подбородком в ворот куртки, отбросила от себя все мамины предположения, которые к ней не имели никакого отношения, и пошла на остановку.

4

«Добрый день, Друзья! Утро в Зимовье, как всегда, начинается не с кофе, а с благодарностей. Большое спасибо нашей подписчице-помощнице Алле за подаренную фонду коляску, она очень-очень кстати!

Продолжаем собирать документы для нашей К. и суда. Бывший муж по-прежнему не позволяет ей видеться с ребёнком.

Не перестаём благодарить Андрея Юдина за 25кг свинины и домашний творог.

Так же спасибо всем вам за материальную помощь. Мы смогли оплатить коммунальные платежи, Зимовье продолжает быть тёплым и светлым.