Зимовка на «Торосе»
Шрифт:
— Подожди еще немного — иди ко входу в залив Бирули, осмотрим лучше Фрам…
«Торос» сделал большой полукруг, выгнутый к югу, и, подойдя ко входу в недоступный пролив Фрама, оказался перед… абсолютно чистой водой. Можно было сколько угодно протирать свои глаза, щипать себя за нос — это был не сон. Пролив Фрама совершенно очистился ото льда. Еще раз подтвердилось второе «золотое» правило Арктики: не делай поспешных заключений издалека.
Продолжая учащенный промер, «Торос» прошел пролив Фрама и Свердрупа и открыл знак на мысе Вега.
Архипелаг Норденшельда сдался окончательно. Немедленно было дано сообщение на ледокол «Ленин» о возможности прохода от острова Каторжного через пролив Фрама на запад с указанием полученных нами глубин. Приятно было, немного спустя, видеть, как над трубами судов появились мощные столбы дыма и они кильватерной колонной тронулись по только что пройденному «Торосом» пути.
В архипелаге
Воды архипелага Норденшельда посещались кораблями не часто. Многочисленные острова, разбросанные на подступах с юго-запада к проливу Вилькицкого, стяжали дурную славу из-за
Первым судном, прошедшим среди многочисленных островов архипелага, была «Вега» Норденшельда, осуществившая и первое плавание в 1878—1879 годах по всей трассе Северного морского пути из Атлантического в Тихий океан. Вот что сообщил в своем отчете об этом районе А. Э. Норденшельд:
«…13 августа мы снова прошли мимо множества небольших скал и островков. Море вначале было довольно свободно от льдов, но дальше стали появляться ровные тонкие льдины, без торосов, что указывало на то, что этот лед зимой не подвергался давлению. Лед этот не препятствовал плаванию, но скоро все погрузилось в чрезвычайно густой туман, заставивший нас отдать якорь в маленькой бухте близ берега. Я напрасно пытался выяснить положение места. На берегу почти повсюду виднелся довольно высокий рубан из снега и льда, казавшийся издали сквозь туман огромным ледником…»
«…Когда туман рассеялся, мы снова пустились в путь, но не успели мы выйти в море, как нас опять окутал такой густой туман, что мы принуждены были на ночь пристать к большой пловучей льдине…»
«…14 августа, когда туман немного рассеялся, мы пошли дальше но снова скоро принуждены были стать на якорь в бухте, врезавшейся с северной стороны Таймырского пролива в остров Таймыр, которую я назвал бухтой Актиния по множеству извлеченных здесь со дна актиний…»
«…Неблагоприятная погода задержала нас в бухте Актинии, представляющей хорошую и прекрасно защищенную гавань, до 18 августа, и в течение этого времени мы совершили небольшие экскурсии в различные места, между прочим также в глубь Таймырского пролива, где господствуют сильные переменные течения. Пролив этот слишком мелководен для прохождения через него больших судов. Горные породы по берегам Таймырского пролива состоят из гнейса. Поверхность земли представляется здесь в виде низких гряд, выветрившихся от действия морозов и превратившихся в огромные каменные россыпи. Среди возвышенностей тянутся обширные долины и равнины, бывшие в то время свободными от снега, если не считать оставшихся в расщелинах то тут, то там снежных сугробов. Равнины были покрыты зеленеющей растительностью, которая, однако, при ближайшем рассмотрении оказалась не настоящим ковром из травы, а смесью травы, полутравы и множества мхов и лишайников. Настоящих цветов здесь встречается мало…»
«…Во время нашего пребывания в этом месте стоял упорный туман, но 17 августа, наконец, немного рассеялся. Мы тотчас же подняли якорь и пошли под парами вдоль западного берега острова Таймыр. Остров этот окружен множеством других островов, не нанесенных на карту, и возможно, что сам остров Таймыр разделен на несколько частей проливами. Постоянный густой туман во время пути мешал нам нанести на карту острова и островки, мимо которых проходила «Вега», иначе, как только приблизительно. Но мы, во всяком случае, могли убедиться, что северная оконечность острова Таймыр не выступает так далеко на север, как это обычно показывается на картах…»
Фритьоф Нансен, прошедший вторым через архипелаг на своем знаменитом «Фраме» в 1893 году, останавливается на описании этого района несколько больше:
«27 августа. Мы плывем между разнообразными маленькими островами и островками. Утром густой туман. В 12 часов пополудни перед нами появился остров, и мы изменили курс к северу. Скоро мы приблизились ко льду, часа в 3 после полудня свернули и стали держать курс к северо-востоку вдоль края льда.
Когда туман несколько рассеялся, мы увидели берег, и около 7 часов вечера были от него в расстоянии одной морской мили.
Это было продолжение того же самого сильно сглаженного и закругленного берега, покрытого глиной и различных размеров камнями, торчавшими из-под моха и травы. Мы видели перед собой скалы и мысы. В море лежали острова. Между ними тянулись проливы и фиорды; но все это было затерто льдом, а туман не позволял нам видеть вдаль. Все казалось замечательно безмолвным и вполне подходящим к Ледовитому морю в этом настоящем арктическом туманном освещении, — серовато-белом вследствие отражения света от льда… земля составляла резкий контраст с картиной моря и неба. Мы были не уверены, был ли это берег Таймырского пролива или берег мыса Паландера, но, во всяком случае, решили держать к северу, дабы избежать остров Алмквиста, который Норденшельд нанес на карту около острова Таймыр. Если мы в продолжении одной тахты (4 часа) будем держать курс к северу или северо-западу, то можем быть совершенно уверены, и затем снова плыть далее на восток. Однако мы ошиблись в своих расчетах. В полночь мы повернули к северо-востоку. Около 4 часов утра 28 августа перед нами из тумана вынырнула земля всего только в расстоянии половины морской мили. Свердруп, бывший в это время на палубе, утверждает, что это был самый высокий берег, который мы видим после отъезда из Норвегии. Он, разумеется, принял эту землю за берег материка и хотел обогнуть ее, но принужден был повернуть, вследствие льда. Курс шел теперь в западо-юго-западном направлении, и только в 9 часов утра мы обогнули западный мыс этого предполагаемого материка, оказавшегося громадным островом. Теперь мы могли править опять на север. Повсюду к востоку виднелось множество островов и мысов, между которыми расстилался твердый лед.
Мы держались края льда и целое утро плыли против сильного течения, идущего вдоль берега с севера. Берег тянулся бесконечно. Несогласие очертания берегов со всеми известными картами становилось все заметнее и заметнее и приводило меня в немалое смущение. Мы уже давным-давно прошли далее самого северного острова из группы островов, указанных Норденшельдом».
«…Чорт знает, как далеко тянутся к северу эти острова или земля. Если все это острова, то они довольно велики. Иногда они кажутся продолжением материка, изрезанного множеством фиордов и мысов. Но туман мешает разглядеть как следует. Представляет ли земля, мимо которой мы плывем, остров Таймыр русских карт — точнее, карт Лаптева? Не отделяется ли этот остров широким проливом, как начертил Лаптев, от материка, и тогда остров Таймыр Норденшельда есть мыс по Лаптеву? В таком случае все обстоит благополучно, и наши наблюдения согласуются во многом с картой. Быть может, Норденшельд принял свой пролив за Таймырский, хотя это был новый; он видел перед собой острова Алмквиста, не предполагая, что остров Таймыр лежит к северу от них. Очень вероятно, что это было так…»
«В т о р н и к, 29 а в г у с т а. Туманная погода продолжается. Мы открываем на обратном пути новые острова. С высокой Землей Свердрупа дело обстоит плохо; оказалось, что это был остров и притом даже совершенно низменный. Замечательно, что в тумане всегда так кажется. Мне вспоминается случай с лоцманом, в Дребак-Сунде: вдруг перед самым носом появляется высокий берег; командуют полный ход назад; осторожно приближаются и видят — плывет половина черпака, выброшенного с какого-то судна!
Затем, проплыв мимо множества островов и островков, мы вошли, проходя вдоль берега Таймыра, в море, свободное ото льда, и при тихой погоде
пошли под парами по проливу на северо-восток. В 9 часов пополудни я увидел из бочки сплошной лед впереди нас, который мешал итти дальше. Он тянулся от Таймыра вплоть до островов, лежащих далее в море. По всем направлениям к берегу виднелись огромные тюлени и, кроме того, один морж…»«Сентябрь начался тихой, унылой снежной погодой. Пустынная, грустная страна с низкими, закругленными возвышенностями все более и более покрывалась снежным покровом. На душе не становилось легче при виде того, как медленно и тихо наступает зима, сменяя очень короткое лето…»
«…То, что должно быть на карте Таймырским проливом, мы нашли совершенно покрытым льдом, и поэтому направились далее к югу, чтобы посмотреть, нет ли там какого-либо пролива, чтобы проскользнуть через него.
Впрочем, ориентироваться но карте было трудно. Островов Ховгард, которые должны лежать на севере при входе в Таймырский пролив, мы не видали, хотя стояла прекрасная ясная погода, так что они не могли бы ускользнуть от нашего внимания, если бы были расположены так, как начертил их Бове. Зато мы видели большое число островов ближе к открытому морю. Они лежали отсюда на много миль в море, так что экипаж «Веги» не мог заметить их, так как в то время на море стоял туман. Далее к югу мы нашли открытый пролив или узкий фиорд, куда направили путь, чтобы, если будет возможно, разрешить эту задачу.
Но в то время, как я сидел в бочке, земля все более и более исчезала из виду. То, что я принял за мыс материка и что теперь находилось к северу от нас, оказалось в конце концов островом. Фиорд тянулся далеко вовнутрь страны. Он то суживался, то расширялся.
Это было совсем непонятно. Быть может, это был Таймырский пролив. Стояла совершенная тишь. Туман лежал повсюду над землей. Невозможно было отличить гладкую поверхность воды от поверхности льда, а последний от покрытой снегом земли. Все сливается в одно. Кругом так необыкновенно тихо, словно все вымерло. Надежда то появляется, то исчезает с каждым поворотом фиорда в этой безмолвной туманной стране. Впереди то открытая вода, то обширное пространство льда. Невозможно разглядеть, что это: такое. Таймырский ли пролив это? Пройдем ли мы через него? Ведь дело идет о целом годе…
Нет, тут придется остановиться — впереди все лед… О, нет! Это блестящая поверхность воды, в которой отражаются берега, покрытые снегом. Это, должно быть, пролив. Но вот впереди показалось несколько больших льдин, мимо которых было трудно пройти, и мы бросили якорь у мыса в хорошей безопасной гавани, чтобы обождать. Впоследствии мы назвали ее бухтой Колин Арчера.
Мы открыли теперь, что сильное течение морского прилива влечет с собой льдины, так что не было сомнения, что мы находимся в проливе…»
«…Я представил себе, что страна, находившаяся перед нами на северной стороне пролива, могла быть берегом бухты Актинии, где стояла на якоре «Вега». Но напрасно искал я каменные метки (знаки), которые там воздвиг Норденшельд. К немалому своему изумлению я открыл, что это был только маленький островок и что мы находимся на южной стороне главного входа в Таймырский пролив, который здесь оказался очень широким…»
Возвращение с геодезической рекогносцировки.
7 сентября «Фрам» смог, наконец, пройти к востоку от острова Таймыра. Судя по приведенным выше выдержкам из описания путешествия Ф. Нансена, видно, что он все время считал Таймырским проливом проход, расположенный между островами, носящими ныне название Вилькицкого, и южной группой островов архипелага. Этот проход получил впоследствии название пролива Матисена. К острову Таймыру «Фрам» подошел через пролив, названный теперь именем этого судна. Через этот же пролив в архипелаг вошел и наш «Торос».
Следующим судном, посетившим в 1900 году архипелаг Норденшельда, была яхта Русской полярной экспедиции «Заря» под начальством геолога Толля. «Заря» не смогла преодолеть льды архипелага и стала на зимовку недалеко от бухты Колин Арчера. После «Зари» архипелаг был пройден в 1914 году гидрографическими судами «Таймыр» и «Вайгач» и, наконец, в 1919 году — Р. Амундсеном на «Мод». Этим коротким списком и завершается вся история плавания и навигационного освоения архипелага. Карты его, составленные, главным образом, на основании зимних маршрутных съемок капитана «Зари» Матисена, заставили желать много лучшего.
Объектом работы экспедиции на «Торосе» являлся как раз район зимовки «Зари», и с историей ее плавания и работ придется встретиться еще впереди. Пока «Торос» осторожно проходил проливы Фрама и Свердрупа, мне еще и в мысль не приходила, что именно здесь предстоит моим спутникам проделать такую работу, которая в будущем послужит основой для освоения одного из наиболее труднодоступных районов Арктики.
Встречавшиеся на нашем пути редкие полосы льда почти не представляли препятствия для движения, и, следовательно, не было никакой надобности нести вахту в «вороньем гнезде». Однако разворачивавшаяся перед глазами панорама архипелага была настолько хороша, что я впервые решил превратить тесную наблюдательную бочку в место для отдыха.
В самом деле, картина была замечательная. Золотистое солнце обильно посылало свои лучи с бирюзового, без единого облачка, неба на десятки островов, разбросанных по глади застывшего моря. Суша отражалась в воде настолько полно, что всякая возвышенность, торчащий из воды камень имели своим основанием не горизонтальную линию уреза воды, а свое зеркальное отображение, совершенно не различаемое по степени ясности от своего оригинала. Белые льдины подчеркивали величественную тишину этого уголка Арктики, обычно закрытого сплошным туманом и забитого непроходимым льдом. Если бы можно было перенести этот кусочек земного шара куда-нибудь в Черное море, — какой сказочно красивый курорт обосновал бы на нем Наркомздрав!
В Арктике эта красота пока что ничего, кроме вреда, нам не приносила. Многочисленные острова способствовали задержке здесь льда, и наши корабли вынуждены были прокладывать себе путь к проливу Вилькицкого в обход всего архипелага с севера, мимо острова Русского. Путь этот был и длинен и, кроме того, весьма редко свободен от льда. Таким образом, архипелаг Норденшельда представлял собою серьезную помеху на трассе Северного морского пути.
В наблюдательной бочке в руках у меня находилась карта архипелага последнего издания, т. е. составленная по материалам Матисена 1901 года и пополненная работами «Таймыра» и «Вайгача» 1914 года. Увы, эта карта расходилась с действительностью.
Сейчас «Торос» полным ходом шел по середине входа в пролив Паландера, где на карте помещен остров Огрин. Наш корабль не только двигался через этот мифический остров, но даже под килем имел глубину в 40 с лишним метров. Вокруг простиралась чистая вода, видимость была отличная, так что об ошибке с нашей стороны не могло быть и речи. На северо-запад от злополучного Огрина на карте красовался большой остров Герберштейна, представившийся в действительности небольшим островком, вытянутым совсем не в ту сторону, как было показано на карте. К северу от острова вообще нельзя было провести никакого сравнения между картой и раскрывшейся картиной. Всюду виднелись участки суши, либо всхолмленные, либо плоские как доски. Среди этого хаоса высилась геометрически правильная конусообразная вершина какого-то неведомого острова. Справа от нашего курса тянулись холмы острова Таймыра, заканчивавшиеся на северо-западе каменистым мысом Веги. На мысу отчетливо вырисовывался новый навигационный знак, рядом с которым чернела палатка. Не было сомнения, что здесь работали топографические отряды с «Седова». Когда «Торос» проходил в расстоянии не более одной мили от палатки, из нее вышли два человека. Люди хладнокровно проводили глазами наше судно и возвратились в свою брезентовую обитель. Стало смеркаться, я опустился к себе в каюту.