Злата. Жизнь на «Отлично!»
Шрифт:
— Само собой! Я каждый день сюда ездить буду, пока братца не выпишут! — ответила та
— Хорошо, тогда захвати меня завтра с собой, пожалуйста, — попросил Стёшу я, — а то я Павлику обещала приезжать к нему, вместе с тобой, и будет некрасиво обманывать ребенка
— А, конечно! — согласилась Стёша и затем, когда я уселся на задний диван неизвестной мне модели Hyundai, помахала рукой
Пару минут спустя, когда такси вырулило на Пятницкое шоссе.
Удобно развалившись на заднем диване, я наблюдал за проносящимся снаружи пейзажем, слушая в пол уха какой-то шансон (а заодно, и дорожное покрытие, ибо и здесь, корейцы не удосуживаются делать более — менее нормальную шумоизоляцию в своих машинах), который
Вытащив из кармашка визитную карточку, прочел:
Громов Михаил Владленович, Главный врач ««Гиппократ-Мед» на Пятнице», по адресу: такому-то, телефон: такой-то…
Простая, невычурная визитка вполне серьезного человека.
Конечно, я ни разу не великий специалист по части человеческой психологии, хотя, безусловно, кое-что в этом понимаю, ну, хотя бы просто в силу прожитых лет и огромного личного опыта общения с самыми различными людьми. Но, для того, чтобы заметить тот факт, что Мишаня испытывает к Стёше сильнейшее сексуальное влечение (когда он смотрел на подругу, у него разве что слюни не текли) — великим психологом быть и не нужно. И весь вопрос заключается в том, будут ли с его стороны какие-либо поползновения на тему того, чтобы подруга стала-таки его любовницей или же он просто посмотрит, повздыхает, и на этом все… Если «развернуть шахматную доску» и посмотреть на всю ситуацию с его «колокольни», то…в принципе, понять его несложно. Да, он женат. Да, он сильно старше. Но когда перед глазами регулярно маячит такая девчонка…а Стёша и в самом деле крайне редкий экземплярчик. И в физическом смысле (ее фигура — просто «отвал башки»), и во всех прочих. Она не испорчена, не вульгарна… Просто прелесть! А Мишаня, судя по всему, такой тип, который не привык ограничивать себя в чем-то. Прет напролом, как танк, иначе не достиг бы в столь молодом возрасте таких карьерных высот. Да, к Стёше ему сейчас подкатывать нельзя (с непристойными предложениями, по крайней мере). Сейчас, да, пока ей пятнадцать… Но уже в следующем году, когда ей будет шестнадцать, и секс с ней перестанет быть уголовщиной…вот тогда он вполне сможет решиться на то, чтобы побывать там, где до него не бывал еще никто, так сказать.
Плюнет ли он на возможные негативные последствия подобных своих действий или же нет? В конце концов, какому нормальному родителю понравится то, что некий женатый приятель трахает на досуге его или ее шестнадцатилетнюю дочь (а то, что их подобного рода отношения, если таковые будут иметь место быть, рано или поздно перестанут являться секретом для родителей Стёши, Мишаня не может не понимать)? В моем случае, подозреваю, вполне могло бы дойти и до смертоубийства. И нет причин полагать, что у родителей Стёши на этот счет будет иное мнение. Таких друзей, как говорится, за хобот и в музей…
Я снова взглянул на карточку в моих руках. А так ли уж бескорыстно желает мне помочь Мишаня (в конце концов, деньги — это деньги, особенно, когда деньги немалые)? И не получится ли так, что деньгами заплатить за все выйдет для меня, в итоге, дешевле его «бесплатной» помощи? Ведь мысль мужчины, желающего затащить в койку девушку, по которой он сохнет, иной раз может идти такими извилистыми тропами, что аж диву даешься, когда и если узнаешь о подобных «схемах»… Я, по крайней мере, неоднократно удивлялся, когда камрады рассказывали истории своих похождений.
«Злат, помнишь, когда тебе понадобилась моя помощь, я же не остался в стороне, и помог, правда? А теперь, и ты помоги мне, пожалуйста. Чего тебе стоит замолвить за меня словечко перед Стёшей? Я ведь ее безумно люблю, а она доверяет тебе и твоим словам…помоги нам, пожалуйста, быть вместе!», — и я словно вживую увидел эту сценку.
— Блин! — вслух сказал, заметив, что пальцы сами собой начали рвать визитку, — спокойствие, Злата, только спокойствие!
Разозлившись
на самого себя, я засунул визитку обратно в карман. Что это за безумные мысли лезут в мою голову?! Стоило мужику разок на Стёшку посмотреть, как в моей голове тут же нарисовался сценарий, достойный целого сезона «Санта-Барбары»! Ну, быть может он и попросит меня потом о чем-то подобном, и что? Что мне помешает ответить, мол, «извините, но нет, подругами не торгую!»?Ох, уж это девичье тело, с его девичьими же эмоциями и фантазиями…
Я в сердцах ударил ладошкой по дивану, и…
— Эй! Прекрати крушить мою машину, иначе я тебя сейчас высажу! — громко возмутился таксист
— Извините, — попросил я прощения за свою несдержанность
Но, в конце концов, будущее совершенно точно обещает быть не скучным, особенно, рядом со Стёшей, — подумал я и улыбнулся сам себе
Ну, на Стёшу Мишаня лапы свои не наложит (и кое-что другое тоже!), чего бы там он себе и о себе не думал! Костьми лягу! Пускай с женой развлекается, ну или с кем-нибудь еще, в другом месте. Ибо, здесь вам не тут!
Достав из кармана телефон, набрал бабушку.
— Бабуль, я домой еду, на такси, — сказал я, когда моя старушка приняла звонок
Глава 19
— Умаялась? — поинтересовалась сидевшая за кухонным столом бабуля, глядя на то как я, уставившись в одну точку, механически рвал на кусочки вареную куриную грудку, кидая их (кусочки) в сковороду с гречкой
— Нет, — «отвиснув» и широко зевнув, ответил я, — да и не с чего особо мне было умаяться. Хотя, конечно, понервничала я изрядно… Все-таки, не каждый же день сопровождаю знакомых маленьких детей на операции по лечению аппендицита. Нет…просто погода сегодня какая-то сонная…
Бабушка посмотрела в окно, по стеклу которого сейчас били крупные, тяжелые капли дождя, а окружающая действительность была сера и уныла.
— Покушай, да иди вздремни часок, — вздохнув, сказала она, — отдохни, тебе пока нервничать не нужно…
— Сначала дела сделать надо, — ответил я, орудуя в сковороде деревянной лопаткой
— Какие это еще дела? — поинтересовалась та
— Нужно выложить на Ютюб те видео, которые мы со Стёшей записали, когда к нам приходили опековцы. Затем, написать заявление на имя начальника зеленоградской «опеки», в министерство соцзащиты, в зеленоградскую прокуратуру, в милицию, а также, уполномоченному по правам ребенка, — ответил я
— Ты все-таки намерена раздуть конфликт? — спросила старушка, — Златка, послушай, не будила бы ты лихо, пока оно тихо…
— Поздно, бабуль. Оно уже разбужено. И вовсе даже не нами. Нашу семью все те чиновники так просто в покое уже не оставят, найдут к чему придраться, даже не сомневайся, особенно, если мы не станем активно защищаться от их произвола, — сказал я, выкладывая гречку на тарелку
— Злат, я в школе работаю очень много лет, и видела очень разных чиновников… Ежели ты, вот так вот запросто, начнешь в них изо всех сил тыкать палкой, они вконец обозлятся…а так — побухтят, побухтят, и, может, успокоятся, — не согласилась бабушка
— Бабуль, мы об этом уже говорили. Не успокоятся они, наоборот, если мое обещание поднять шум останется лишь обещанием, а не конкретными действиями — это их только раззадорит, ибо эти маленькие людишки, во-первых, явно затаили злобу за то, что мы им в ножки кланяться не стали. Ну, а во-вторых, пришли они к нам, не по собственному хотению, а, скорее всего, по убедительной просьбе некоего важного лица, и это самое лицо просто так не угомонится. Так что, мне все-таки придется как следует потыкать в них палкой, — ответил я с набитым ртом
— Ты у меня всегда такой доброй была… Ни с кем и никогда раньше не ругалась, и не ссорилась…, — бабушка внезапно заплакала
Встав со своего места, и подойдя к старушке, обнял ее, чмокнув в макушку.
— Это потому, бабуль, что раньше не случалось всего того, что произошло буквально за несколько последних дней, и я, вопреки собственному желанию, вынуждена идти на конфликт с ними. Я добрая, однако это не значит, что буду просто так стоять и смотреть на то, как над нами издеваются, не принимая в ответ никаких мер! — сказал я, гладя ту по голове, — А память…память ко мне уже потихоньку возвращается…!