Златая цепь времен
Шрифт:
…Мне кажется, что не страх был отцом религий, хотя в дальнейшем слабые люди охотно прибегали к запугиванию слабых же загробным наказаньем за нарушение не только правил морали общежитий, но и за упущения в части культовых форм. Ереси, в подавляющем числе своем, — суть спор о формах и формулах. И обо всем этом нужно думать с уважением, а не с насмешкой, ибо только сильные люди способны самоотреченно повлиять (и они влияли!) на человечество.
Мои воззрения на древнюю славянскую религию я изложил в «Руси изначальной». Но первые появления уверенности в существовании высшего, в наличии у человека души, существовали очень давно. Какие-то древнейшие погребения каких-то безнадежно забытых племен говорят об этом: голова трупа прикрывалась поддерживающими один другого плоскими камнями.
Что же касается «духовного порабощения», то оно, с теми или иными мощностями,
Но и я, и каждый, все мы нуждаемся в конечном знании, окончательном объяснении. Да, вдобавок, в популярном. И еретик, о котором Вы поминаете, и ортодокс одинаково нуждаются в самоутверждении. А то, что к победителю пристают толпы и повторяют его слова, и доводят (не обязательно) до абсурда, и все смешивается в кашу без концов и начал, и гаснет в общей усталости, и усталость эта бывает иногда концом племени, нации, государства, и даже объявленной некогда всеми животворной идеи, а потом, отдохнув, новые люди пускаются в новые поиски, то сие есть жизнь наша. То есть не нынче, а от изначальной людской.
Простите за самоцитирование, но в «Руси Великой» в самом начале я объявляю язык русский отчиной, родиной. С экономикой, хотя эта штука очевиднейшая, могущая быть взвешенной на десятеричных весах, дело не столь (для меня лично, конечно же!) просто. С одной стороны, я не столь бездельник (кем ни работал!), чтоб отрицать ее величайшее значение. Страстно люблю экономические вопросы, и статистика вещь захватывающая. Но тут-то и возникает вопрос древнейший — что прежде, яйцо или курица?
Вероятно, экономика в какой-то мере — а что может быть полной мерой? — есть функция нации, есть ее выражение. И вот народ, который было принято считать не «техничным», наши предки изобретают колоссальное количество технических слов: приблизительно семьдесят для обозначения деталей телеги (!) и еще больше для обозначения деталей трехлинейной винтовки — впрочем, для последней пользуются уже ранее для других вещей изобретенными словами. У кибернетиков есть понятие — обратная связь. Есть обратная связь между нацией и ее экономикой, что бесспорно.
Но я не уверен, что русский патриотизм, то есть стремление к русской самобытности, основан лишь или просто основан на экономике. Правда, без собственной экономики ныне, да и прежде, не проживешь, но экономика — не национальная сущность, а национальное средство.
6.V.1968
*
Дорогой Виктор Миронович!
…По поводу Ваших писаний дам совет из собственной практики. Самым гнетущим для меня было избавляться от канцеляризмов газетного языка, пышнословия… И тут я Вас сразу ловлю. Вы пишете: «Не знаю, имею ли я право на высокое звание писателя…» Что за поза? Что за звание, да еще высокое? Вдумайтесь. Вы это написали, не думая. Подобную же штуку я могу иногда тоже сказать, потому набрасываюсь на Вас. Нужно писать по-человечески, мускулистым русским языком.
Вы говорите, что хотите всегда оставаться самим собой. Я, например, тридцать лет писал технические документы, деловые бумаги. Да и книги. Тут не оставаться самим собой нужно, а добираться до себя самого.
Старые кавалеристы говорили, что молодую лошадь, любую, можно обучить, а лошадь, побывавшую в плохих руках, дурноезжую, уже погубили. Мы погибче лошадей, конечно, но дурноезжесть есть в нас.
6.VII.1968
*
Дорогой Леонид Александрович[49], мне было очень приятно с Вами встретиться. И с Вашей стороны, все было хорошо, никаких неловкостей не было. Разговор о своем и мне всегда труден, я обычно прячусь под шутками, как бывает, в частности, в случаях, когда подписываешь книгу, хотя это, казалось бы, вещь естественная и простейшая. Вы же, конечно, очень чутки и, вероятно, склонны, припомнив то или иное слово свое, быть им, мягко выражаясь, весьма недовольным. Было и у меня, прямо-таки корчишься, а все пустое. Теперь такого со мной не бывает, ибо старость толстокожа, скажете Вы? Нет, просто с годами удовлетворяешься неприятностями действительными, не изобретая мнимых. Кроме
того, привыкаешь, что собеседники чаще доброжелательны, чем мнится.Ваши стихи я покажу в издательстве. Конечно, можно писать, не печатаясь, но пишущему так иногда нужно печататься, что надетая на него глухая крышка ведет к преждевременной смерти. Так было с одним хорошим писателем, болезнь которого, основанная на нервном истощении, пришла через сознание. Он, уже уйдя в литературу и будучи писателем по природе, что ли, обладал специфически-тонкой кожей: такая броня под ножами критиков сжигается вынужденностью молчать. А без кожи жить нельзя. Здесь случай особенный, судьба этого писателя — судьба растения, судьба живого существа, вполне и совершенно к чему-либо приученного, а потом лишенного.
В Западной Сибири есть районы с солоноватой водой. Из такого места некто приехал в Омск на лошади, и пришлось ему поспешить уехать — лошадь категорически отказывалась пить пресную иртышскую воду и могла пасть от жажды. Это не анекдот, я при сем присутствовал, зная уже, что иные лошади бывают до крайности прихотливы с питьем. Лошади вообще бывают очень нервны и, не замечая того, могут перейти за тот порог, после которого нет возврата. Угощаю Вас многословием, так как Ваши стихи очень и очень интересны, и мне не хотелось бы, чтобы отсутствие гласности заткнуло Вам рот. Как-то мне не удается сказать Вам нужное. Пишите и будьте сами своим судьей.
22.XI.1968
*
Уважаемый товарищ Воробьев!
Мне глубоко по душе чувство Ваше и Ваших друзей к земле, на которой мы не пришлецы, не дачники, а подлинные коренные обладатели. И спорили мы за эту землю с пришлецами в течение времени, исторически трудно обозримого.
Для жителей той степной и полустепной полосы, которая простирается по нашим теперешним южным областям, было неопределенное название «бродники». Слово это явилось в домонгольское время, считают, что происходит оно не от «бродить», а от брода, речной переправы. Этнический состав бродников для науки неясен, говорю — состав, так как в бродниках склонны подозревать племенной сплав, если даже не отдельные группы, разноплеменные, но соединяемые для постороннего наблюдателя общностью образа жизни: кое-какое земледелие, скотоводство, в известной мере кочевое, рыболовство и звероловство. А коль речные переправы, то возможны приработки на перевозке через реки, заработки в качестве проводников и охраны. По древним источникам, бродники назывались «ветвью русских». Степи Подонья, Приазовья тоже указывались как населенные бродниками, в XII — XIII веках православными. В них видели предположительно остатки оседлого русского населения, уже занимавшего эти места в более ранние века. Но источников мало, указания их можно и оспаривать — броднйки остаются «вопросом» из тех, которые в кругах ученых-историков разрешаются скорее авторитетностью высказывающегося, чем доказательностью его аргументов. Так и с Вашим поселением Кара-Чаплаком.
Можно понять, что Ростовский и Новочеркасский музеи датируют Кара-Чаплак 1875 годом, ибо этот год фиксируется первым упоминанием, о нем есть первый документ. А устные предания, вероятно, никем не записывались, не обрабатывались научно.
Люди давно уже, лучше сказать, никогда не оседали где-либо зря, по капризу. Нужна под рукой пресная вода, нужны близкие угодья. Когда какие-либо события, войны, нашествия уничтожали, изгоняли население, то впоследствии поселение могло возникнуть вновь и не обязательно даже силами вернувшихся, выживших. Оценка Кара-Чаплака, как привлекательной точки для оседлого жилья, аргумент интересный. И проверить это вполне возможно. Вполне возможно точно, с поправкой не более чем на сорок — пятьдесят лет, установить даты. Для этого нужна работа археологов. Какое-то количество археологических разрезов в виде узких траншей установят толщину и наслоения так называемого культурного слоя. Во время работы будут найдены черепки глиняной посуды, кухонные отбросы, куски щепы, древесины. Черепки дадут возможность определить тип культуры, время. Кухонные отбросы, кости животных тоже много расскажут.
Археологически можно установить начало первого поселения, длительность, даже перерывы, словом, можно сделать очень многое без особенных находок. Но обычно при раскопках находят такие вещи, как монеты, оружие, пусть почти съеденное ржавчиной. Однако все это и нужно, и можно делать лишь вполне организованно, то есть под руководством специалиста, у которого каждый землекоп знает, как действовать. Иначе раскопки оказываются просто разрушением: случайные находки нельзя связать со временем, с эпохой.