Златое слово Руси. Крах антирусских наветов

Все эти отрывки проф. Мазон считает «массовыми добавлениями», «пристройкой».

Из этого видно бесспорно, что ничего проф. Мазон в «Слове» не понял, - ведь «пристройка» -то и является «raison d'^etre» всего произведения! Отбросьте эти добавления и от «Слова» ничего не останется! Выбросьте бегство Игоря - основной стержень песни будет сломан. Выбросьте «политику», и что останется?
– Романтическое описание одного из походов, трафаретная рыцарская повесть, - не больше.

Воспитанный на романтике, фантастике и чистой поэтике произведений 3апада, проф. Мазон упустил самое главное: историчность, реалистичность и общественнополитическое значение «Слова» («слона -то он и не приметил!..»).

Именно этого-то и нет в «3адонщине», которую проф. Мазон считает прототипом «Слова», которому автор последнего подражал. Как мог ходульный ложно-классицизм «3адонщины» породить художественный реализм «Слова» - над этим проф. Мазон не задумывается.

IX. В разделе «Слово» с точки зрения натуралиста мы показали, что «Слово» не погрешило против естественной истории. Не только названий животных (и среди них очень редкие), их свойства, повадки; обстaновка жизни переданы совершенно верно, но упомянуты уже более 500 лет тому назад исчезнувшие животные с их свойствами («скачють акы тури»), а ведь в 1800 г. уже вовсе не знали, что тур скачет, а не бежит. К тому времени даже название этого животного было утеряно и его перевели как «вол»!

С XIX столетия и по сей день «туром» зовут совсем другое животное - горного барана.

Попутно нами было показано интимнейшее знание автором «Слова» места действия.

Конечно, и мимо этих фактов проф. Мазон проходит, не обращая внимания (ну, скажите, что это за песня, если у героя нет волшебного меча, он не останавливает солнца и т. д.?).

Х. «Слово» по отношению к христианству, можно сказать, холодно, нейтрально, но… немного в нем и язычества:

Беглое упоминание Даждь-Бога, Велеса, Стрибога и все.

Уж поверьте, проф. Мазон, что если бы фальсификатор времен Екатерины II захотел дать языческое произведение, то он уж напихал бы его всеми языческими богами! А между тем в «Слове» нет упоминания даже о Перуне, верховном боге древних славян.

Этот относительный атеизм, это религиозное безразличие является одной из самых замечательных, непонятных и необъясненных черт «Слова». И в этом тоже заключается одно из солиднейших доказательств подлинности «Слова».

В XVIII - XIX веках, как и до сих пор, существовала только одна альтернатива для ХII века: христианство или язычество, в лучшем случае, двоеверие. На деле же «Слово» являет нам пример особого миропонимания. Оно существовало еще в XII веке, но стерлось временем и только «Слово» ставит перед нами еще одну проблему в истории развития наших предков.

Ну и фальсификацию нашел проф. Мазон!

На вышеизложенных десяти солидных и крепко поддерживающих друг друга столбах «Слово» держится незыблемо. Покушение поколебать их - покушение с негодными средствами. Чтобы поколебать это здание, необходимо солидный, упорный труд и, прежде всего, факты и факты, поверхностная же, развязная болтовня никого не убедит, она роняет достоинство не только самого ученого, но и науки, которую он представляет.

Критика проф. Мазона может убедить только незначительный кружок лиц, недостаточно осведомленных о положении дела со «Словом» и, главным образом, иностранцев, плохо знающих русский язык и неспособных самостоятельно и критически разобраться а этом вопросе.

Весьма характерно, что скептицизм противников подлинности «Слова» распространялся не только на самую рукопись, но и на лицо, ее опубликовавшее, и на обстоятельства, связанные с ее отысканием. В подделке подозревали самого Мусина-Пушкина. Для опровержения этого достаточно привести отрывок из исторических воспоминаний.

«Покойный Антон Иванович Бардин был мастер подписываться под древние почерки: подделал «Слово о полку Игореве» в двух экземплярах и продал их - один графу Мусину-Пушкину, другой Малиновскому. Граф приезжает в историческое общество».

«Драгоценность, господа!» - «Что такое?» - «Приезжаите ко мне».

Поехали после собрания. Граф выносит харатейную тетрадку пожелтелую, почернелую, все удивляются, радуются. Один Малиновский высказывает сомнение.

«Что же вы?» - «Да, ведь, и я, граф, купил вчера список подобный!» - «у кого?» - «У Бардина!» по сличении списки оказались одной работы.

Эта история ясно показывает, что сам Мусин-Пушкин попался на удочку. Конечно, подделаться под почерк известной эпохи это вещь не такая уж и трудная, но написать безукоризненно вещь, относящуюся к эпохе за 600 лет, - невозможная.

Высказывались сомнения также, что Мусин-Пушкин купил оригинал «Слова» у какого-то ловкого дельца. На самом деле оно было куплено им у духовного лица весьма почтенного возраста.

А. И. Мусин-Пушкин писал: «До обращения спасоярославского монастыря в архиерейский дом, управлял оным архимандрит Иоиль, муж с просвещением и любитель словесности; по уничтожении штата остался он в том монастыре до смерти своей. В последние годы находился он в недостатке, и по тому случаю комиссионер мой купил у него все русские книги, в числе коих в одной под № 324, под названием Хронограф, в конце найдено «Слово о полку Игореве».

Итак, источник получения рукописи безукоризнен: у старого монаха, любителя словесности. И уж, конечно, не посмел бы старый монах продавать подделку - кому?
– Обер-прокурору св. Синода! Это было бы приблизительно равносильно тому, чтобы начальнику Prefecture de Police в Париже всучить фальшивую бумажку.

Сам Иоиль, конечно, мог в свое время купить поддельную рукопись, но то обстоятельство, что «Слово» найдeнo в сборнике, содержащем еще семь редких и известных по другим спискам рукописей, говорит за то, что иоиль имел дело с полноценным сборником. К тому же он был еще и любителем словесности, - уже один №324 показывает, что собрание книг у него было немалое.

Именно в руки заведующего монастырем и мог попасть из старых монастырских архивов сборник, не содержащий религиозных произведений.

Насколько тенденциозны скептики, уже можно судить по тому, что некоторые усматривали в пропаже рукописи «Слова» в 1812 году что-то намеренное. Странные люди, - конечно, если бы Мусин-Пушкин хотел «замести следы», то с 1800 года и до 1812 года он имел достаточно времени, чтобы что-то изобрести, а не ждать нашествия французов!

Подобные подозрения набрасывают нехорошую тень на моральный облик лиц, высказывающих подобные предположения. Таким образом, приходится установить, что и здесь скептицизму нет места.

Подводя итоги всему и вся, можно сказать, что подлинность «Слова» совершенно бесспорна, и можно уверить проф. Мазона, что если бы мало-мальски серьезные основания для скептицизма существовали, то это было бы сделано уже давно русскими учеными и в более основательной и солидной форме, чем это сделал проф. Мазон, ибо, что ни говори, а разрушать, - русские, - молодцы.

Не лишне будет указать, что наше мнение о подлинности «Слова» и о значении работ проф. Мазона не является одиноким. Против Мазона огромное большинство, но не все решаются поставить точку над «i».