Златое слово Руси. Крах антирусских наветов

На самом деле, конечно, основные силы русских отошли от Суюрли всего несколько верст. Игорь стоял на месте и к вечеру принудил Святослава явиться в, основную ставку для совещания.

Следовательно, Святослав должен был вернуться с погони, его местопребывание стало известным Игорю, Игорь послал за Святославом. Все это требует времени. Принимая же во внимание, что предыдущая ночь прошла в походе, можно сказать наверное, что русские ночевали ночь на 11 мая очень недалеко от Суюрли, самое большее, вероятно, 10-12 верст, а то и того меньше.

Еще ночью решено было отступать, именно пробиваться к Донцу. Это означает, что: 1) Донец был недалеко или что надежда пробиться к нему все же была. Если бы Дон был ближе, то прорывались бы к нему, ибо река обеспечивала тыл или фланг, давала воду и т. д.; 2) Каялу нельзя искать вдоль побережья Азовского моря или в самом нижнем течении Дона, а где-то в стыке Дона и Донца, по-видимому, ближе к Донцу. Итак, 11 мая рано утром войско Игоря стало пробиваться к Донцу. От Суюрли, вероятно, расстояние было 10-15 верст.

Шли с боями весь день и всю ночь. Надо полагать, что в этих условиях могли пройти максимально 50 верст. К полудню 12 произошел разгром войска Игоря. Таким образом, место трагедии отделяется от ручья Суюрли (или Суугли по иной версии) расстоянием максимально 60- 65 верстами, а возможно и много меньше… Далее разгром произошел на берегу какого-то соленого озера и вблизи реки Каялы, вероятно, какого-то кагальника (их на юге десятки). Ни Дона, ни Донца русские не достигли.

Есть еще чрезвычайно важное указание летописей, которое не учтено в должной степени никем из исследователей, именно, что ковуи дрогнули и побежали утром 12 мая, а Игорь бросился их заворачивать.

Это означает, что ковуи побежали в обратном направлении по отношению к намеченному Игорем пути. Это дает основание судить, куда же направлялся Игорь. Если бы взятое им направление было направлением домой, т. е. на северо-запад, то ковуи не побежали бы. Очевидно, это было направление не на запад и север, а на восток и север или даже прямо на восток. Вот это-то и определило решение ковуев. Видя себя в беде, отступая, ковуи, естественно, стремились домой напрямик, не отдавая себе отчета, что их спасением было прежде всего пробиться к реке. Это-то и расщепило войско Игоря на две части и привело немедленно к разгрому.

Эти соображения позволяют определить приблизительно направление движения и местоположение войск Игоря утром 12 мая. Если бы Игорь пробивался к участку Донца западнее, т. е. между Калитвой и Каменкой, т. е. в почти северном направлении, то ковуи не побежали бы, ибо направление на север в значительной степени было направлением домой и к воде. Бежать же прямо на запад означало потеряться в степях. Этого ковуи не могли не понимать. Очевидно, что в момент бегства ковуев Игорь шел на северо-восток, а те бросились на северо-запад.

Увидав, что ковуев ему не вернуть, Игорь бросился к войску обратно, но был перехвачен половцами и взят в плен на расстоянии полета стрелы от его войска.

«Держим же Игорь, виде брата своего Всеволода, крепко борющася, и проси души своей смерти, яко да бы не видел падения брата своего. Всеволод же толма бившеся, яко и оружья в руку его не доста; и бьяху бо ся идуще вкруг при езере. И тако во день святого воскресения наведе на ны господь гнев свой, в радости место наведе на ны плачь и во веселия место желю на реце Каяле».

В этом отрывке важно указание, что в последней фазе боя русские бились при «езере», т. е. при озере, идучи вокруг него.

Наконец, последний отрывок говорит о спасшихся: «Русь с 15 мужа утекши (по Татищеву 215), а ковуем мнее, а прочии в море истопоша».

О море говорит и «Слово», и Татищев. Конечно, речь идет здесь не об Азовском море, а о соленом озере. В этом понимании «море» употребляется в народе и по сей день, - в районе нижнего течения Волги мелкие соленые озера называют «морцо».

Отголоском этого является место в плаче Ярославны о том, что воины Игоря страдали от жажды. Лаврентьевская же летопись излагает это место подробно, именно так:

«Изнемогли бо ся бяху безводьем, и кони, и сами, и в зное и в тузе, и поступиша мало к воде; по 3 дни бо не пустили бяху их к воде. Видевше ратнии устремишася на нь и пристиснуша и (их) к воде, и биша ся с ними крепко, и бысть сеча зла велми, друзии коне пустиша к ним, соседше, и кони бо бяху под ними изнемогли …»

Этот отрывок значительно изменяет картину боя. По Ипатьевской летописи конечный бой был вокруг озера, в котором многие потонули, но остается неясно при чем тут Каяла.

Лаврентьевская летопись излагает это иначе. Половцы все время ограничивались наскоками, выбивая из строя воинов одного за другим, ослабляя и утомляя русских, а главное не пускали их к воде.

Значит, продвижение шло вдоль какой-то реки (конечно, не Донца, ибо об этом было бы сказано), скорее всего, вдоль Каялы. Русские, хотя и изнемогали от жажды, но не осмеливались пробиться к воде сквозь строй превосходящего противника. Наконец, настал момент, когда условия местности, а вероятно и хитрость половцев, позволили русским пробиться к воде.

Но тут половцы начали общее решительное наступление, притиснули русских к воде и многих сбросили в Каялу, где они и потонули («Русского злата насыпаша на дне Каялы, рекы половецькыя»). Около этого места, должно быть, и располагалось соленое озеро, в котором во время разгрома также потонули многие.

Что же представляет собой Каяла, и где она находилась? По-видимому, это приток Донца, впадающий с правого берега и изменивший в настоящее время свое название.

Некоторые исследователи, не найдя на картах названия Каялы, объявили имя ее не географическим названием, а прозвищем, что, мол, название ее происходит от «Каяти», т. е. окаянная, проклятая.

Трудно понять, как эта малообоснованная и вовсе устарелая гипотеза могла дотянуть свое существование почти до настоящего времени. Прежде всего, все исторические источники знают эту реку как Каялу. Князь Курбский также называет ее Куялой. Далее в трагедии похода она не сыграла, как таковая, роковой роли. Хотя в ней многие и утонули, - это было не причиной, а следствии разгрома, поэтому проклинать ее нет особенных оснований. И, действительно, ни «Слово», ни летописи не дают решительно никаких оснований думать, что в древности ее считали «проклятой».