Злая игра

— Что там произошло, Руби? — Спросила Мойра, подойдя с моей стороны. Резкий холод заставил меня засунуть руки под мышки, пока мы шли. Я почти забыла о голоде, когда моя лучшая подруга откусила большой кусок от своего пончика. Баварский крем стекал по ее подбородку с очень удачно названного «Член и яйца». Пончик в форме фаллоса был ее абсолютным фаворитом и, более чем вероятно, причиной смешков за спинами у нас.

— Она начала терять контроль над зверем, — сказал Аллистер почти весело.

— Почему у тебя такой взволнованный голос по этому поводу? — Я огрызнулась на него. Я даже не знаю, как он нашел нас или почему оказался здесь, но, учитывая, что Всадники всегда появлялись в самое неподходящее время, я не задавала вопросов.

— Я удивлен, маленький суккуб, — тихо сказал он мне на ухо, — потому что она достаточно собственница, чтобы драться из-за меня. И мне любопытно, какие извращенные мысли прячутся у тебя в голове и что я могу сделать, чтобы их выяснить. — Я вздрогнула и пошла дальше, списывая это на холод. Ему повезло, что Мойра не слышала его. Иначе они бы сцепились прямо на парковке.

— Продолжай мечтать, инкуб. Ты забываешь, что Мойра тоже была там, — бросила я через плечо. Ухмылка сползла с его губ, когда он обдумал то, что я сказала, не заметив того, чего я не сказала. Его взгляд метался между мной и моей лучшей подругой, пока мы садились в машину.

Мойра сунула мне розовую коробку, одновременно управляя машиной одной рукой и уничтожая свой пончик другой. Половины члена и одного из яиц уже не было, и минуты не прошло с тех пор, как мы вышли из магазина. Я покачала головой и едва сдержала усмешку, увидев, как Аллистер нахмурился, наблюдая, как мы выезжаем со стоянки.

Я перевела взгляд с него на вывеску над пончиком «Вуду». Там, в середине, был человек-тень с его блестящими черными глазами. Мойра резко свернула за угол и вырулила на дорогу. Краем глаза, достаточно далеко, чтобы я все еще могла видеть, я могла бы поклясться, что человек-тень подмигнул.

Но это невозможно. Должно быть, это была игра света.

** Аллистер**

Зверь бушевал внутри нее.

Она не думала, что я это заметил. То, как это выглядело в ее глазах. Она была абсолютным хищником, и это делало ее крайне собственнической по отношению к любому, кого она считала своим. Хотя банши может попадать в эту категорию, я не был глупым. Она хочет меня, и ее зверь уже думает, что я принадлежу ей. Это только вопрос времени, когда она придет в себя.

Моя будущая королева, только что созрела для того, чтобы ей завладели.

Но я забегаю вперед.

Мне нужно было пробиться сквозь эти стены и позволить ей увидеть, что не у одного Райстена есть сердце. Хотя, насколько жалким оно может быть, моё тоже имеет право называться сердцем. Я был инкубом, и единственным из нас четырёх, кто мог понять, через что она проходит. По крайней мере, с точки зрения сексуальной неудовлетворенности.

Она была переполнена силой, настолько, что её тело пыталось найти выход, чтобы выместить эту энергию — и всё усугублялось тем, на сколько сильно она морила себя голодом.

Не то чтобы она собиралась позволить кому-либо из нас исправить это в краткосрочной перспективе.

Сначала мне нужно было найти способ залатать ее разум после повреждений, которые нанес ей человек.

И тогда, я поглощу ее и покажу ей, что может предложить связь с инкубом.

Глава 4

Мы провели вторую половину дня, вычищая пепел из каждого уголка и щели нашего дома. Что ж, Мойра это делала. А я дежурила с совком и отвечала за утилизацию мусора в нашем металлическом мусорном баке на заднем дворе. В тот день я, наверное, совершила тридцать выходов на улицу и не обращала внимания на тени, ползущие по моему дому.

Всадники были там, прямо за пределами моего поля зрения. Я не могла их видеть, но я могла чувствовать их. Их сущность взывала ко мне; не только ко мне. Это взывало к зверю, беспокойно расхаживающему внутри. Моя сущность не понимала, не могла постичь, почему я беспокоюсь об уборке дома, когда мы могли быть с ними. Когда мы должны быть с ними.

Она не могла понять мои человеческие эмоции, когда мы не были людьми. Ни капли. То, что я выросла среди людей, не имело для нее значения. Она считала мою потребность в независимости и пространстве обременительной. Неудобной. Даже иррациональной. Моё желание времени для адаптации было похвальным в её глазах, но, зная точно, к чему она подталкивала меня и чего именно она от меня добивалась, я не была склонна её слушать. Я не собиралась слушать существо, у которого было очень мало собственных истинных эмоций, кроме желания и ярости.

Она подстрекала меня. Тыкала. Подталкивала. Делала все, что могла, чтобы заставить меня действовать, пока небо переходило от голубого к черному. Я не уступила ни дюйма, потому что она отняла бы милю.

Заснуть той ночью было невозможно. Не из-за того, что мое тело было так туго натянуто, что большую часть раннего ноябрьского утра я пялилась в потолок. Бандит свернулся калачиком сбоку от меня, и я чувствовала присутствие Мойры всего в комнате от меня. Душевный покой так и не пришел. Просто беспокойный и ошеломленный дрейф, где время ползло с мучительной скоростью. Я, должно быть, моргнула тысячу раз, потому что где-то по пути ночь прошла, и наступило утро.

Мягкий свет пробивался сквозь щели в занавесках, освещая мою комнату мягким серым сиянием облачного неба. Несмотря на внешнюю безмятежность, зверь все еще бродила внутри меня. Не успокоилась, даже после ночи, когда я заставляла себя оставаться в постели в надежде обрести покой. О нет, она ни в малейшей степени не была обескуражена или измотана. Если уж на то пошло, она была более раздражительной. Ее разочарование просочилось в меня, и кровь в моих венах забурлила жизнью. Прямо в этот момент, в моем недосыпающем, предварительно накачанном кофеином оцепенении, я поняла, что не планирую сидеть без дела или убираться еще один день.

Мне нужно было выбраться. Сделать что-нибудь. Иначе этот чертов зверь сведет меня с ума или, что еще хуже, отправит прямиком в постель к Всадникам.

Я вскочила и начала рыться в своем шкафу, вполголоса проклиная то, как стало холодно. Настолько холодно, что, когда я наклонилась, чтобы порыться в стопке чистого белья, мое дыхание замерзло, превращаясь передо мной в клубы пара. Мои губы сжались, когда я натянула джинсы поверх термобелья, которое надела перед сном. Через прорези спереди виднелся темно-серый материал под ними, что давало мне хоть какую-то защиту от холода. Я натянула футболку и две толстовки, чтобы согреться. На улице должно было быть холодно как черт, но я хотела надеть безрукавку, если собиралась работать сегодня в «Блю Рубин». Мне никогда не нравилось делать татуировки с длинными рукавами. Они казались тесными. Сковывающими. Особенно в тех неловких позах, которые мне приходится принимать на работе.

Как только я закончила зашнуровывать ботинки, в дверях моей комнаты появилась Мойра с чашкой дымящегося кофе в руке.

— Куда-то собираешься? — Спросила она. Ее тон был испытующим, не совсем властным, но в нем чувствовалось неудовольствие. Она скрестила свои худые зеленые руки на груди и склонила голову.

— Да. Сегодня у меня четыре клиента, с двумя из которых мне пришлось перенести встречу на прошлой неделе. Не говоря уже о тех, кто еще вчера перенес сеанс, — ответила я так же кратко. Бандит бросился ко мне из своего гамака в углу, обвивая руками мою шею. Он издавал самые жалкие мяукающие звуки, и я почти уверена, что все это было сделано для эффекта.