Злая ласка звездной руки

Если сейчас армия сама провокациями занималась, то все это значило лишь одно - решение об атаке на город было принято на самом верху, и интересы гражданского населения при этом в расчет не принимались. Может, правительству даже лучше было, чтобы от этого самого населения остались только светлые воспоминания. Но если все было именно так, то из министра явно делали козла отпущения. И еще одно было интересно старшему лейтенант Кунжакову - это сколько же надо было заплатить или пообещать прапорщикам из спецназа, чтобы они за такое черное дело взялись? Сам бы Андрей на подобные дела ни за какие деньги не подписался бы, уж это он знал твердо. Это же вообще надо было души не иметь, а если и иметь, то такую черную, что по сравнению с ней деготь молоком покажется.

А на северной окраине уже слышался рык тяжелых танков. На расположенный поблизости аэродром тройками заходили тяжелые самолеты, сразу видно, не перехватчики, которые способны гоняться в небе за чужими самолетами, нет, заходившие на посадку серебристые птицы предназначались для того, чтобы бомбить наземные цели, и бомбить весьма и весьма эффективно.

Дураком надо было быть, чтобы не понять происходящего. Как ни крути, готовилось серьезное преступление. И участвовать в нем у Кунжакова не было ни малейшего желания. На кой черт ему это было нужно! Если будет налет на город, то обязательно придется кому-то за это отвечать. Нет, Кунжаков понимал, что он слишком мелок для того, чтобы ответственность взвалили на него или ему подобных. Но чувство собственного достоинства у него все-таки было! Если тебя пытаются макнуть мордой в дерьмо, а ты этого не жаждешь, ты имеешь право сопротивляться.

Протестовать было глупо. Возражать государству - все равно что идти с дубиной на мамонта или саблезубого тигра. Кунжаков был еще довольно молод, но в жизни видел многое, а еще больше читал. Поэтому он хорошо знал, чем кончаются попытки телят бодаться с дубом. Хорошо, если тебя вышлют за пределы страны или вынудят куда-то уехать. Совсем неплохо, если тебя посадят. Но это для людей известных. С теми, кто широкой общественности неизвестен, все проще и вместе с тем сложнее. Гораздо вероятней, что ты просто исчезнешь. Или тебя застрелят, а потом средства массовой информации будут раздувать слухи о твоей причастности к организованной преступности. Всем известно, что тех, кто с такой преступностью не связан, киллеры просто так не убивают. Они убивают тех, за кого им платят деньги.

Поэтому лучше всего было уехать из лагеря куда-нибудь подальше. Хотя бы в Царицын. Уехать и не видеть, что здесь будет твориться. Чтобы сны потом кошмарные не снились.

Тут как раз наряд и подвернулся. Контрактники мародера задержали, он из какой-то деревушки в Михайловку приехал, чтобы парочку магазинов очистить. "Уазик" у него был цвета хаки, от военного не отличить, да к тому же мужик на дверцы российский флаг трафареткой нанес и сам уже привычную всем камуфляжку надел. Вот его внешние посты и пропустили, думали, что оперативная или научная группа в город едет. Пока его контрактники не взяли, мародер этот свою машину затарил так, что рессоры просели. Контрактники были молодые, они его вгорячах едва на месте не пристрелили. Как говорится, по законам военного времени. Но потом опомнились и привезли его в лагерь. В местную милицию они его сдавать не стали, все равно там разговаривать не с кем. Даже менты ходят спокойные и равнодушные, ни на кого внимания не обращают, все о своем размышляют, о космическом.

Вот его-то и надо было везти в областной центр. Так прокуратура решила. Народ ехать за двести семьдесят верст особого желания не изъявлял. Всем хотелось посмотреть, чем дело закончится. Не зря же к Михайловке такие силы стягивают.

А Кунжакову это было ни к чему. Он для себя все давно сам решил. Поэтому добиться того, чтобы в Царицын отправили именно его, оказалось совсем несложно. Вместе с ним поехал и один из областников, Славиком его звали. Он был из тех, кто ездил в самом начале в Зимовники, где так приветливо встречал участковый. Славик домой ехал. Оттого он словоохотливым был и анекдотами сыпал до самого поста "13 км", что на входе в Царицын поставили.

Сдали задержанного в городской изолятор временного содержания. Славик сразу домой намылился, у водителя в городе тетка жила, только у Кунжакова никого в областном центре не было, но распространяться об этом он не стал. Договорились на следующий день встретиться на Самарском разъезде, обговорили время, и коллеги уехали, а Кунжаков остался один. Он перекусил в кафе рядом с кинотеатром "Победа", погулял в городском саду, потом сходил в кино, и все равно до вечера было еще далеко. Старший лейтенант отметил командировочное удостоверение у дежурного по городскому управлению, потом оформил проживание в гостинице УВД и снова поразился тому, как медленно течет время. Сев в номере, он некоторое время листал свою записную книжку, надеясь обнаружить в ней телефон какой-нибудь легкомысленной девицы, которая помогла бы ему скоротать вечерок, а быть может, и ночь. Телефона такого он там, разумеется, не обнаружил, но наткнулся на запись о задержанном Старикове, и вновь его обожгло сладкое и щемящее чувство прикосновения к чужой тайне. Он вспомнил женщину и ребенка, угрюмого усталого парня с окровавленным рукавом и лихорадочным болезненным взглядом, и ему захотелось узнать, как там у них все сложилось, пришла ли в себя женщина, не болеют ли беглецы из Ада..

Некоторое время он рассеянно листал газеты, пока не наткнулся на "Губернские новости" с очерком журналиста Кравцова. Очерк был посвящен событиям в Михайловке, журналист не без живости воображения и бойкости пера разбирал различные версии и тут же разбивал их в пух и прах, пользуясь элементарной логикой. Вывод журналиста был довольно безрадостным, сам он полагал, что пришельцы и природные катаклизмы к появлению над районным центром непроходимой Сферы не имеют никакого отношения. Он полагал, что россияне ив этом случае имеют дело с очередным чудовищным экспериментом, который по своему обыкновению был произведен государственными органами над своим многострадальным народом.

Статья была очень едкой и язвительной, чувствовалось, что Кравцов делает жизнь с известного телевизионного ведущего Дворженко и не без влияния Шиндлеровича.

Язвительные рассуждения журналиста старшему лейтенанту не понравились, но они вновь разбудили в нем желание увидеть Старикова, посидеть с ним, порасспрашивать, что случилось с ним в отгороженном Сферой городе. Некоторое время Кунжаков боролся с этим желанием, потом узнал у дежурной по гостинице, что улица Хорошва находится неподалеку, и решился.

8. ЦАРИЦЫН, 8 СЕНТЯБРЯ 2006 ГОДА, 20.00-22.00

Ox, не клеилась у них беседам Дмитрием Стариковым. Слава Богу, хоть не соврал бывший пленник - действительно проживал он по указанному той памятной ночью адресу. Только вот встретил он Кунжакова неприветливо. Так мог встретить Иосиф Виссарионович Сталин своего сына Якова, доведись тому вернуться из плена.

– Что, ментяра, тебе тоже денежек срубить захотелось?

Кунжаков ничего не понимал. Какие деньги? Почему он их тоже мог захотеть срубить? Кто еще пожелал стариковских копеек? По мужику было видно, что особых капиталов он не имел.

– Дружок твой приезжал, - не глядя на Кунжакова, сказал Стариков. Брюнетик в камуфле. Я, говорит, на дембель еду, мне бабки нужны. Гони, мол, бабки или я о тебе и твоей семье куда надо стукану. Было у меня две штуки, на мебель копили, а пришлось их этому козлу отдать. Так что звиняйте, товарищ старший лейтенант, бананив бильши нема.

"Вот дерьмо!" - брезгливо подумал о Костике Кунжаков. Поступок дембеля из Бугульмы вызвал у него гадливое чувство. За такие номера физиономию рихтуют. И ведь запомнил адрес, сучонок!

– Не волнуйся, - глухо пробормотал он.
– Мне твои деньги не нужны. Я тут случайно в городе оказался, мы арестованного привезли. Ну и вспомнил про тебя. Вот решил проведать. Как у вас? Все нормально?

Выражение лица Старикова было недоверчивым и одновременно растерянным. Видно было, что Дмитрий ожидал от старшего лейтенанта совсем иного разговора, а потому не мог сразу перестроиться.

– Спасибо за заботу, - менее резким тоном сказал Стариков.

Они стояли в маленькой тесной прихожей "хрущевки", но в комнату хозяин Кунжакова не приглашал. Старший лейтенант скрипнул сапогом и нарушил неловкое молчание.