Злая ласка звездной руки

Плавился кирпич.

Медленно проседал вниз, выдыхая языки пламени, местный элеватор. В воздухе стоял густой запах свежеиспеченного хлеба.

Самым страшным было то, что на улицах не было видно людей. Никто не метался по высвеченному пожаром асфальту, выкрикивая проклятия и прося о помощи. Носились с воем собаки, шарахающиеся от плюющихся пламенем танков, панически кудахтали разбегающиеся и пытающиеся взлететь куры, визжали сгорающие заживо свиньи и ревели, чувствуя близкую смерть, не доенные поутру коровы.

А людей не было.

Райцентр выжигался с окраин к центру. Огнеметные танки методично передвигались от улицы к улице. Они ворочались в городе рычащими доисторическими чудовищами, превращая своими стальными траками асфальт городских улиц в крошево. Экипажи работали со светофильтрами, поэтому мир казался им темным. При инструктаже объявили, что люди из города эвакуированы, поэтому отсутствие жителей танкистов не удивляло. Напротив, это позволяло им делать свое дело методично и без особого душевного напряжения. Немногие из них согласились бы выполнять свою разрушительную работу, уничтожая вместе с домами и людей. Согласитесь, одно дело сжечь пустой дом, совсем другое - сжечь в доме его обитателей. Экипажи были подобраны с тем расчетом, чтобы в них не оказалось местных уроженцев. Да и комплектовались они из жителей самых удаленных друг от друга областей и краев. Крылся в том иезуитский расчет, который должен был помочь сохранить происходящее в тайне: кто поверит одинокому рассказчику, ведь у него не будет иных доказательств своей правдивости, кроме честного слова.

Спланировавшие операцию люди знали свое дело - в эти часы ни один спутник слежения, ни один самолет не пролетал над квадратом, где располагался районный центр.

Автотранспорт шел через Воронеж и Ростов на юге и через Саратов - на севере.

И все-таки в людях они ошиблись. Это было неизбежным - личные дела изучались в спешке. Обращалось внимание на родственников, места рождения и жительства, поэтому никто из военных чинов не обратил внимания на командира огнеметного танка Ивана Александровича Николаева. Он родился в поселке Самойловка Саратовской области и был сиротой с рождения. Детство его прошло в Михайловском детдоме. Неудивительно, что, оказавшись поблизости от дома, где прошло его детство, Николаев приказал прекратить огонь и выбрался через башенный люк наружу. Город полыхал.

Со всех сторон поднимались высокие языки пламени, превращавшие серый пасмурный рассвет в день.

Николаев прошел через ворота на территорию детдома и сразу же наткнулся на труп. Погибший был хорошо известен Ивану - это был сторож детдома дядя Коля, который постоянно гонял Николаева и его друзей в детстве. Присев на корточки, Николаев осмотрел труп и покачал головой - как бывшая уличная шпана и опытный военный он сразу заметил, что сторож убит одним умелым ударом.

Хмуро капитан Николаев поднялся по ступенькам детского дома и потянул дверь на себя.

Из дома он появился со стянутым шлемофоном.

Волосы Николаева были седы.

– Суки!
– сказал он, тяжело вваливаясь в башню танка через ставший узким люк.

Башенный стрелок растерянно смотрел на седые волосы своего командира.

– Что случилось, товарищ капитан? Что с вами?

– Со мной?
– Капитан недоуменно пожал плечами.
– Со мной ничего не случилось, Саша! Ты бы посмотрел, что в доме творится...
– Он схватил стрелка за плечо, больно сдавил его. Лицо Николаева нервно дергалось - казалось, капитан неожиданно сошел с ума.
– Там все мертвые! Все, понял! Первоклашки так и лежат в коридорах! Это нелюди, Саша! Человек так не может поступить!
– По лицу его текли слезы.

Дрожащими руками он напялил на седую голову шлемофон и, подсоединившись к рации, принялся вызывать штаб. Потребовав на связь генерала Сергеева, руководившего операцией, он доложил ему о случившемся.

– Да, товарищ генерал!
– отозвался он дрожащим от гнева голосом.
– Если бы вы видели, товарищ генерал! Весь детский дом, от самой малышни до воспитателей! Необходима следственно-оперативная группа, товарищ генерал! Это нельзя уничтожать, это следы чудовищного преступления... Да кровь в жилах стынет, товарищ генерал! Это даже бойней назвать нельзя!

Закончив доклад, он откинулся на спинку сиденья. Губы его были крепко сжаты, лицо было жестким и безжалостным, но взгляд казался неуверенным и беспокойным, как у больного, находящегося в беспамятстве.

– Приказано ждать, - мрачно сообщил он.
– Ох, попадись мне эти живодеры! Зубами бы порвал!

Башенный стрелок смотрел на него со страхом. Суть произошедшего он знал из доклада командира, а о деталях спрашивать не решился.

Генерал Сергеев на своем командном пункте некоторое время задумчиво покачивался на стуле, потом недобро взглянул на командира танкового полка.

– Вот так всегда и бывает, - хмуро сказал он.
– Всегда найдется один любопытный дурак, чтобы вся секретность происходящего пошла насмарку. Полковник Ирницкий! Немедленно распорядитесь! Сообщите группе специального назначения, что экипаж огнеметного танка в квадрате...
– он всмотрелся в карту Михайловки, - Б-7 находится под чужим контролем. Уничтожить машину и проследить, чтобы никто из экипажа не ушел. Нельзя допустить, чтобы зараза получила неожиданное распространение.

Что поделать, лес рубят - щепки летят!

Через тридцать минут снаряд ручного огнемета "Оса" прожег броню танка, застывшего у ворот детского дома. Приказ был выполнен качественно - никто из экипажа не успел даже выбраться наружу, превратившись в хрупкие угольные мумии на своих местах согласно боевому расчету.

Огромный плечистый прапорщик в черном одеянии, похожем на тюремную спецовку, некоторое время смотрел, как из огнеметного танка вырывается яркое пламя от рвущегося боезапаса, потом кивнул головой напарнику.

– Доложи на базу, - приказал он.
– Неконтролируемая боевая единица уничтожена!

Через некоторое время здание детского дома уже полыхало, зажженное напалмовыми струями сразу с четырех сторон. Экипажи танков, что подожгли детский дом, были твердо уверены, что здание захвачено неведомым противником.

Закончив работу по объекту, их танки продолжили методическую зачистку города, неторопливо переползая с улицы на улицу, от дома к дому, оставляя за собой пожарища и вздыбленную землю.

Время от времени танки обстреливали из непонятного оружия, и требовалось немалое мужество, чтобы лезть напролом, отвоевывая у неведомого агрессора все новые и новые территории.

– Слава Богу!
– успокоенно пробормотал генерал Сергеев.
– А если бы это до газетчиков дошло? Да нам после таких откровений только и останется, что стреляться!

– Будьте спокойны, господин генерал, - сказал вернувшийся в штабную палатку полковник Ирницкий.
– У прапорщика Кикилашвили промахов в работе не бывает.

Генерал Сергеев почти суеверно уставился на подчиненного.

– Бога ради, господин полковник, - пряча взгляд, сказал он.
– Увольте меня от подобных оценок. С каких это пор подобное живодерство стали называть работой?