Зло
Шрифт:
«Это невыносимо, — сказал Пьер. — Ты, наверное, понимаешь, чего я боюсь. Получить трёпку».
«Все боятся, в этом нет ничего странного», — ответил Эрик.
«Да — более или менее. Гораздо больше или гораздо меньше. В этом и заключается огромная разница между тобой и нами. Я уверен, что не справлюсь с этим».
«Наоборот, ты справишься. Если иметь внутренний стержень, кто угодно справится. Это сидит в мозгу. И тут неважно, как чувствует боль твое бренное тело. Страшна не сама трёпка, а то, что надо гнуться и ползать перед ними».
«Тебе легко говорить!»
«Нет, это одинаково для всех. По крайней мере для парней вроде нас с тобою. Хуже всего — подчиняться
«А если потащат в квадрат?»
«Появится синяк под глазом, немного пойдёт носом кровь. Но всё закончится».
«Но если они поступят как с Йоханом С.? Заломят руку за спину, будут держать так и давить всё сильнее и сильнее. Пока не пообещаешь впредь не отказываться от горчичников».
Вопрос заставил призадуматься. «Терпеть, пока они не сломают руку», — такой ответ не годился. Поскольку Пьер боялся, и его ненависть была недостаточно сильной (он только презирал их, прячась за своими очками), для него не существовало хорошей защиты против боли. Страх, наоборот, усиливает боль. Ненависть же ослабляет её до исчезновения в белом тумане. Пьер хотел найти какое-нибудь интеллектуальное решение, но это представлялось нелёгкой задачей. Такого рода сопротивление работает, главным образом, с перспективой на будущее. Но вряд ли на самом месте казни.
Нет, кстати, и здесь имелись варианты.
«А ты не думал об одном деле, Пьер? Вспомни, ты же читал во многих книгах о том, как люди поднимаются на эшафот и поют свой национальный гимн и кричат „да здравствует король“ или поют Интернационал перед расстрельной командой, как те красные делали в Финляндии».
«Конечно, но это не то же самое. Когда кого-то расстреливают, нет ничего странного в том, что человек берёт себя в руки в последний момент. Если бы нацисты расстреливали меня, я бы, конечно, смог спеть гимн Швеции и не знаю что там ещё. Но сейчас всё обстоит иначе. Они будут, например, заламывать мне руку, пока я не пообещаю что угодно».
«Такое обещание ничего не стоит».
«Не стоит, но что из того? Я откажусь, меня вернут в квадрат. Опять изобьют…»
«Да? И потом отказываешься снова».
«Это бесчеловечно. Ты не можешь требовать. Я с этим никогда не справлюсь».
«Да, пожалуй, не справишься. Но у меня есть идея. Наверняка тебя потащат в квадрат Силверхиелм и Мигалка. Кто-то из них или, возможно, оба. Тогда ты поступишь так. Прежде чем они набросятся на тебя, скажешь громко и чётко, что они всё равно мигалки и шлемы-из-дерьма, трусливые и жалкие. Бьют только тех, кто меньше и слабее. И неважно, какое обещание они будут выбивать из тебя силой. Они мигалки и шлемы из дерьма в любом случае. Ты понимаешь идею?»
«Да? А потом получишь ещё большую таску, чем они планировали сначала. И дальше все по кругу. Ничего себе вариант. Но в каком-то смысле так лучше. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но я не знаю, как выдержу квадрат».
Нет, пожалуй, такой путь Пьер не смог бы пройти до конца. У них в запасе максимум несколько дней. Может, стоило попытаться научить Пьера защищаться, показать пару ударов руками или ногами?
Но это не годилось для Пьера. Здесь речь не о силе (не играет большой роли, насколько силён удар в промежность, надо только правильно попасть), Пьер просто не смог бы справиться с собой. Сила, главным образом, в мозгу, а не в мускулах. Даже при помощи долгих тренировок нельзя научить Пьера элементарной вещи: отдубасить двух снобов из Щернсберга,
которые так и не овладели искусством драться по-настоящему.«Да, Пьер, мы не знаем, как всё пройдёт. Но когда ты попадёшь в квадрат в первый раз, я считаю, ты всё равно должен поиздеваться над ними, насколько это возможно. От этого тебе хуже не станет, хуже будет им. И потом ты должен дать Силверхиелму пощёчину. Да, я имею в виду пощёчину. То есть не удар, чтобы навредить ему физически, а пощёчину. Она оскорбит его и выставит ещё в более нелепом виде, чем если бы ты ударом сбил его с ног. Я могу показать тебе, как ударить таким образом, чтобы пощёчина попала наверняка. Ты держишь обе руки низко перед животом, вот так. Потом бьёшь наискось вверх правой рукой, так что попадаешь по его правой щеке тыльной стороной ладони, понимаешь? Вот так! От удара с левой стороны всегда трудно прикрыться. Даже тому, кто умеет драться, а Силверхиелм этого с гарантией не умеет. Если ты врежешь так, то попадёшь, будь уверен. Особенно наискось снизу. У него не будет ни единого шанса защититься. И плюха обратной стороной ладони считается худшим оскорблением, чем прямой удар».
«Да, но потом, после этого?»
«Да, потом, после этого… Ах, Пьер, если бы я только смог забраться в твою кожу на эти десять минут! Если бы я каким-то образом поменялся с тобой местами, нацепил очки…»
«Забавно, но сейчас это не получится».
«Я даже не могу научить тебя драться».
Прошло два дня. Силверхиелм и Густав Дален все-таки вытащили Пьера в квадрат.
Эрик стоял на самом верху холма реальной школы, его ладони и лоб были мокрыми от холодного пота.
Всё началось как обычно. Церемониймейстер посвятил Пьера в крысу при помощи серебряного посоха, а потом напомнил правила. В нижних рядах реальной школы несколько голосов затянули крысиную песню.
«Заткнитесь! — крикнул Эрик резко. — Заткнитесь, иначе вам придётся подняться в квадрат со мной!»
Песня стихла. На бетонной площадке закончился вступительный ритуал, и пришло время для первых ударов.
«Сними очки!» — скомандовал Силверхиелм.
«Почему я должен подчиняться скотине вроде тебя?» — ответил Пьер совершенно спокойно. Даже Эрик не смог расслышать какие-то особенные нотки в его голосе.
«Просто сними их», — продолжил Силверхиелм.
Пьер сделал короткий шаг ближе к своему противнику и передвинул осторожно руки к животу (да, чёрт, он задумал ударить!), поднял глаза на Силверхиелма и понюхал воздух два-три раза.
«От тебя всё ещё воняет дерьмом, такой как ты никогда не отмоется от запаха дерьма», — сказал он и тотчас ударил.
И попал по роже — идеально. Силверхиелм от удивления даже отпрянул. Официантки в первом ряду зааплодировали. Ученики реальной школы взвыли от восторга.
Как раз когда Силверхиелм собирался кинуться в атаку, Пьер остановил его жестом:
«Стоп! — сказал он. — Позволь мне сначала снять очки».
И Силверхиелм стоял с глупым видом с поднятыми в стойку руками, пока Пьер бесконечно долго засовывал очки в карман.
«Итак, господин комендант Шлем из Дерьма, сейчас вы можете начинать, если есть желание», — сказал Пьер, и первый удар кулаком угодил ему по зубам на последнем слоге предложения.
Спустя несколько минут кровь текла у Пьера и изо рта, и из носа. Но, насколько Эрик мог видеть, ни Мигалка, ни Шлем из Дерьма не попадали достаточно сильно и чисто, чтобы нанести серьёзный вред. Пьер, который не делал ничего иного, кроме слабых попыток защищаться от атак, достаточно быстро начал плакать и опустился к земле. Кровавая лужа под ним росла не настолько быстро, чтобы вызывать беспокойство.