Зло

«Я могу отдубасить тебя как следует, если захочу, — сказал он спокойно. — Но мне не нравится задавать порку людям, не способным на сопротивление. Поэтому я решил дать тебе какой-то шанс. Сначала самое последнее предупреждение: ты отказываешься платить?»

«Пошёл ты, — сказал Боксёр, продолжая танцевать в стойке, и запыхтел носом на свои кулаки, словно они были в боевых перчатках. — Горазд ты болтать, но попробуй попади в меня, если сможешь!»

А потом он начал изворачиваться вперёд-назад и влево-вправо. Эрик наблюдал за ним, улыбаясь, покачивая головой и всё ещё не вынимая рук из карманов. Он растягивал молчание, чтобы притормозить Боксёра на границе между обращением в посмешище и желанием драться. Тот, будто разминаясь на ринге, по-прежнему прыгал и пыхтел на свои воображаемые перчатки.

«Ты получаешь два удара форы», — объявил Эрик.

Боксёр остановился и даже опустил руки от удивления. Эрик воспользовался эффектом неожиданности:

«Да, — уточнил он, — именно два. Тебе позволяется ударить дважды подряд. Это твой маленький шанс. И не говори потом, что не было предупреждения. А еще вспомни, что член у тебя довольно чувствительный. Вот так».

Боксёр не двигался и таращил глаза, широко открыв рот. Сейчас видно было, что страх успешно делает свою работу.

Эрик медленно вытащил руки из карманов и сжал кулаки. Потом крепко соединил их на уровне груди, выдвинул вперёд левую ногу и сместил правую немного назад, словно готовя позицию для хорошего тумака. Приближался решающий момент. Он знал, что надо думать только о папаше. Внешне-то непохоже было, что он как-то защищает себя от атаки. Но Боксёр сейчас не мог бить хуком в солнечное сплетение или апперкотом в подбородок, а прямой правый в нос для реализации форы он не осмелился бы нанести. То есть почти попался.

«Ах, чёрт побери, давай начинай», — едва ли не проскулил Боксёр.

«Нет. Я же сказал: за тобой два удара. Надеюсь, ты не испугался. И не думаешь о серьезной трепке, которая тебя ожидает».

Толпа мальчишек ревела за спиной Боксёра и настаивала, чтобы он воспользовался предложением и врезал как только может. Но тот колебался. Эрик начал концентрироваться и уже явно видел картинку папаши в синих тонах. Потом он как бы услышал себя самого, свои слова о форе, о трусости противника и так далее, а Боксёр тем временем всё глубже увязал в беспонятной ему трясине. Он должен был ударить. Но одновременно боялся. Он и хотел и не хотел.

Эрик сразу же воспользовался случаем:

«Хватайся за свой единственный шанс. Покажи, что ты не трус, по крайней мере».

И тут Боксёр наконец разрядился — боковым в челюсть. Но, видно, в нем оставалось еще столько сомнений и неуверенности, что Эрик принял хряс, даже не поморщившись.

Боксёр удивлённо уставился на него.

«Остался только один, — сказал Эрик. — Последний. И помни, что я сказал о твоей маленькой письке».

Боксёр опять зарыскал взглядом. Он побледнел, а толпа жаждущих крови мальчишек за его спиной требовала серьезного поединка. Все хотели увидеть последний биток из форы, и главное — чем он завершится.

У Боксёра уже горело отчаяние в глазах, когда он, глотнув воздуха, вмазал вторично. Все тем же боковым, все в ту же челюсть. Голова Эрика качнулась, и синяя картинка на секунду потеряла резкость. Сейчас требовалось ответить немедля, чтобы Боксёр не успел провести серию. Впрочем, тот уже опускал руки, озадаченный и отчасти даже испуганный спокойствием противника.

Эрик улыбнулся ему сквозь рассеивающийся туман, осторожно повел плечами, а потом неожиданно замахнулся правой ногой, вроде как целя в промежность. Боксер отреагировал, можно сказать, классически: инстинктивно опустив обе руки, наклонился вперёд, чтобы принять ногу на предплечья. И в этот момент кулак Эрика врезался ему в переносицу.

Что-то хрустнуло меж костяшками среднего и безымянного пальцев. Удар получился отменный. Кровь хлынула на физиономию Боксёра, который механически поднял голову (тот, кто не занимался боксом, автоматически наклоняется вперёд в такой ситуации) и, судя по глазам, всё ещё оставаясь в шоке, вскинул руки, чтобы защититься от дальнейших ударов.

Тогда Эрик подсек его ногой по дуге сбоку, точно угодив в коленный сустав той конечности, на которую Боксер опирался при движении назад. Соперник грохнулся как подкошенный. Дворовой нокаут.

Эрик наклонился над ним и произнес реплику, которую оттачивал на последних кварталах пути из гриль-бара.

«На сегодня хватит. И вообще, мне тебя очень жалко. Позаботься, пожалуйста, только о том, чтобы уплатить долг завтра. Обещаю, тебе не придётся больше бояться».

Вот таким образом они справились с Боксёром.

«Как, чёрт возьми, ты смог выдержать две профессиональные плюхи?» — спросил Каланча.

«Упорная тренировка», — ответил Эрик, и шайка расхохоталась, поскольку никто не знал, что это, по крайней мере, наполовину соответствовало истине.

Придя домой в тот день, он увидел, что папаша обзавёлся новым инструментом. Тот висел на видном месте в прихожей, привлекая внимание (на что, возможно, рассчитывал папаша). Эрик осторожно положил школьную сумку, взял предмет и со знанием дела взвесил его на руке. Это был хромированный рожок для обуви, с длинной рукояткой, одетой в кожу, с узкой нижней частью, то есть дамской модели. Рожок легко гнулся и имел длину около полуметра. Эрик со свистом несколько раз черканул им по воздуху и констатировал, что центр тяжести смещён вниз. То есть на близком расстоянии часть силы оказалась бы растраченной зря. Папаша-то, естественно, тоже усек этот недостаток. Он ведь сам нашёл инструмент и, вероятно, стоя где-то в магазине, взвешивал его на руке, а если никто не видел, сделал и несколько пробных ударов по воздуху. По воздействию рожок должен оказаться посильнее платяной щетки — из-за меньшей ударной поверхности. Хотя и послабее, чем берёзовые розги, не говоря уже о собачьем хлысте.

Эрик повесил инструмент, пошёл в свою комнату и принялся читать комиксы, засунутые в том «Жизни животных» Брэма.

Предстояла, стало быть, церемония освящения новинки. Ну что там можно было ожидать? 25 ударов? И что из этого?

И позднее за ужином папаша предложил ровно 25 для традиционной экзекуции за слишком длинные волосы (а на следующий день, стоило бы Эрику сходить и подстричься, его, вероятно, ждали те же 25 ударов, поскольку стало «слишком коротко»). Но получилась рядовая трапеза, без особых осложнений за столом, да и младший брат находился не в том настроении, чтобы строить козни. Так что Эрик маневрировал без ошибок. В качестве наказания за наглый вид папаша заехал по носу, вот и всё. Он принял удар, и родитель оттаял даже от успеха своей «быстроты», приобретённой, по его словам, еще в молодости, когда он проявлял исключительные таланты в фехтовании.

Внизу на улице проскрежетал трамвай. Сначала к этому трудно было привыкнуть. В Богатом Пригороде за окном обычно царила полная тишина, когда они с братцем ложились спать. Сон нарушался, только если папаша приезжал домой на такси, пьяный и злой, и охаживал Ромула и Рема хлыстом так, что они начинали выть.

Сейчас они умерли оба — почти целиком чёрные и необычайно сильные доберманы. Папаша регулярно избивал их до такой степени, что они в конце концов сошли с ума. В любом случае, именно так звучало объяснение ветеринара. Ведь семья переехала в город, где нельзя было держать воющих собак в квартире. Их и отправили на умерщвление. Насколько Эрик помнил, это был единственный раз, когда он плакал без трёпки. Он любил этих собак.

Там, в Богатом Пригороде, псы обычно сидели на привязи, присоединённые к стальному тросу, натянутому между двумя дубами. Товарищи по классу всегда расспрашивали Эрика, прежде чем решались, нанося ему визит, оказаться с внутренней стороны стен, окружающих огромный приусадебный участок. Все знали, что эти звери опасны для жизни. Однажды доберманы оказались спущенными, когда мусорщики вошли во двор. Они сильно пострадали, прежде чем подбежал Эрик. Дело попало в суд. Но двое покусанных мужиков были всего-навсего «черной костью», и папаша легко нанял парочку стокгольмских стряпчих, представивших версию о частной территории, куда посторонним не положено вторгаться, и о праве на защиту собственности во времена, когда кругом плодится воровство… Всё закончилось примирением, чем-то наподобие компромисса: собаки вроде как имели право кусать, но проявили излишнюю активность, а папаше следовало оплатить изорванную одежду и счета за лечение. Но дело тем самым закрывалось. Эрик встретил одного из визитеров где-то через год. Тот всё ещё хромал.