Злое железо

Все-таки в той России было легче. На тамошнем рынке я был безродным пришельцем, меня никто не знал, да и я тоже никого, поэтому ни о какой стеснительности или, как говорят актеры, «зажатости» и речи не шло. Кроме того, со мной была Люта-прекрасная и где-то поблизости ошивался потомственный герой Костя – живые, осязаемые существа, мы нуждались друг в друге, а еще у нас была общая цель. Я покопался в своей жизни и с ужасом обнаружил, что здесь у меня практически нет ни одного по-настоящему близкого человека, даже такого, который в минуту душевного соплизма сказал бы: «Ну и засранец же ты, Авдей!»

Наверное, такие настроения порождаются остаточными явлениями недавнего запоя-завоя и бесследно исчезнут после прогулки на свежем воздухе. Так что я все делал правильно, прогуливался в сторону рынка, волоча с собой кофр с гитарой и кучей контрабандных божков, и думал о том, как и что я буду на этом рынке делать. Ведь меня же там каждая не то что собака, каждая бактерия сальмонеллы, засевшая в непроданном курином трупике, и то знает. Впрочем, черт с ними, с собаками и микробами, будь что будет. Хорошо хоть боги мне попались тихие, не скандальные, сидят себе в кофре и не петюкают. Хотя, может быть, это только пока, может быть, они просто не обвыклись еще. Или ждут своего часа. Боги хоть и обожают разные таинства, но и публичности не чураются.

Я бочком, смущаясь, протиснулся сквозь толпу и деликатно умостился на ступеньках возле рыночного павильона с тыльной стороны здания. Во-первых, там было меньше народа, а дебютное выступление лучше обкатать на небольшой аудитории. Во-вторых, справа от меня имелась куча пустых упаковочных коробок, погрузкой которых на мусоровозы занимался мой давний приятель, отставной полковник Фофанов, и я сильно рассчитывал на его моральную поддержку – сколько выпито вместе, как ему меня не поддержать. Да и в случае возникновения какого-либо конфликта полковник, я надеялся, в стороне не останется. Поможет.

Полковника, однако, нигде не было видно. Может быть, он уехал с очередным мусоровозом, а может, уволился по причине несовпадения взглядов на выпивку в рабочее время со своими кавказскими хозяевами. Если уволился, то скорее всего со скандалом. Аллах, он, конечно, акбар, но и полковник тоже не тварь какая-нибудь дрожащая, в морду дать умеет и делает это с энтузиазмом и вполне профессионально.

Ну и ладно. Я поерзал на заранее припасенном полиэтиленовом пакете, ощутив теплые, дружелюбные бетонные ступеньки, закурил и принялся разглядывать рыночный люд. В общем, всячески оттягивал момент, когда придется расчехлить гитару и дать волю своим богам.

Из павильона выпорхнула пара молоденьких продавщиц в коротких халатиках, они закурили и принялись щебетать о чем-то своем, девичьем, не обращая на меня особого внимания. Одна из продавщиц была хорошенькой, и мне стало обидно. Поэтому я бросил сигарету в ящик из-под мандаринов, попал и решительно открыл кофр.

Гитара явила убогим рыночным задворкам свою звенящую красу, девчонки-продавщицы мигом замолчали и подобрались, словно молоденькие борзые, учуявшие опасность, потом приняли выразительные позы и затрещали снова. Громче прежнего, работая явно на публику, то есть на меня. Надо же, они почувствовали в моей гитаре соперницу! Женщину. Знали бы они, что у меня там на самом деле!

Некоторое время гитара молчала, а я не торопился играть. Она словно прощупывала окружающий мир во всех диапазонах, иногда сама собой тихо гудя на разные лады, словно боги, населявшие ее, совещались о чем-то, не решаясь, как же с нами поступить.

Почему-то стало очень тихо. То есть звуки никуда не делись, все так же гомонил рыночный люд, соревнуясь в громкости с воронами, подсолнечной шелухой облепившими городские крыши, нарочито резкими голосами смеялись продавщицы-сплетницы, но все звуки отступили. Словно кто-то смахнул их на пол, как смахивают всякую мелочь со стола, чтобы выставить на него долгожданную бутылку. А может быть, опытный звукорежиссер оставил необходимый фон, чтобы на нем ярче выступила основная тема. И я понял, что пора начинать.

Я провел по струнам, и обретшие голоса боги хлынули наружу. Я уже убедился, что люди везде одинаковы, даже в другом мире, а значит, и боги тоже. Во всяком случае, боги, вещающие из моего инструмента, знали, как обращаться с людьми, боги пришли сообщить людям, что теперь они есть, и доказывали это. Впрочем, струны на моей гитаре стояли незлые, поэтому владельцы божьих жил ничего скверного людям не делали и делать не собирались. Просто случилось несколько чудес, вот и все. А что чудеса, даже самые полезные, могут вызвать еще и ужас, об этом никто не подумал. Даже боги. А может, они именно этого и хотели, кто знает?

Плеснуло зеленью по заплеванному асфальту рыночной площади, закурчавились стены и крыша недавно построенной панельной гостиницы мелкими подорожниками, апельсины и мандарины на прилавках лопнули, брызнув соком, и выбросили темно-зеленые, пахнущие субтропиками побеги. Асфальт вспучился, потом треснул и сквозь него стали пробиваться неудержимые, словно китайцы-иммигранты, побеги бамбука. Затрещали перекрытия второго этажа, взламываемые возносящимися ввысь верхушками финиковых и кокосовых пальм. Громко завизжали женщины внутри павильонов, к их визгу присоединились глухие матерные раскаты мужских голосов.

Я понял, что у дирижерского пульта, так сказать, сейчас находится не кто иной, как Иван Подорожник, и еще подумал, что сейчас меня будут топтать, так что пора сматываться. Черт с ним, с заработком и божьим концертом, здоровье дороже. И что жрать дома нечего, тоже ерунда. Вечером вернусь, фиников нарву, ананасов наломаю, чем плохо? От этой идиотской мысли я даже развеселился и попытался оторвать руку от грифа. Не тут-то было! Богам, имеющим голос, непременно надо было выступить, звучали они все вместе, но распоряжался кто-то один. Дирижерскую палочку они, похоже, передавали друг другу, словно участвовали в эстафете и были настроены во что бы то ни стало пробежать дистанцию до конца. То, что на том конце концерта меня ожидает в лучшем случае наряд милиции, а в худшем – команда охранников, поддерживаемая покупателями и продавцами, слившимися по такому случаю в едином порыве, богов не волновало. Вот тебе и бедные родственники!

А гитара вдруг страстно и призывно заорала, словно в нее вселилась компания сексуально озабоченных мартовских котов с голосами Тома Джонса и Джо Кокера, и тут ко мне со всех концов рынка рванулись женщины. За дело взялся Оська Гудошник.

Нет, господа, я не против женщин, я их очень люблю, они удовлетворяют мою врожденную жажду прекрасного и непредсказуемого, они помогают мне поддерживать гормональное и психическое равновесие, в общем, женщины необходимы человеку для существования, так же как и остальные четыре стихии.

Мы любим землю, мы благодарны ей за дороги и хлеб, мы живем ее соками, мы уходим в нее, когда наступает наше время. Но мы боимся землетрясений.

Нам необходим огонь, он согревает нас в холода, он всегда рядом с того момента, когда мы осознали себя людьми. Но мы гибнем в пожарах.

Мы не можем жить без воды. Но наводнения убивают нас.

Мы дышим. Но ураганы и торнадо разрывают нам легкие.

Мы обожаем женщин. Но когда обезумевшая пятая стихия грозит смести тебя, чувство любви и даже, подумать только, похоть пасуют перед инстинктом самосохранения. Может, кому-нибудь и кажется достойной и приятной смерть под грудой обезумевших от желания разнокалиберных девочек, девок, баб, мадемуазелей, дам и прочих сеньорит, но только не мне.