Зловещее проклятие
Шрифт:
– Как видишь.
– Получил?
– Так себе… Дельце вот подкинул, не соскучишься. Вроде я двужильный.
– Евгений Тарасович, ты не двужильный, а удачливый. Про тебя по управлению легенды ходят.
– Постучи по столу.
– Уже. Что там у тебя?
– Да вот какая-то Ольховская А.Э., судя по ее заявлению, готовит мне всесоюзную славу. Для этого нужно совсем немного – отыскать бриллиант величиной с голубиное яйцо. Она, якобы, получила в наследство перстень с бриллиантом, а кто-то его слямзил. Каково, а?
– Постой, постой! Ольховская…
– А что? – подозревая подвох, с недоверием посмотрел на него Дубравин.
– Ведь это наша лучшая актриса! Талант, я тебе доложу, редкий.
– Это ты успеваешь еще и по театрам шастать… – проворчал Дубравин, усаживаясь за стол. – Телефонный справочник у тебя?
– Возьми…
Дубравин полистал пухлую растрепанную книгу, нашел нужный номер, снял телефонную трубку.
– Алло! Драмтеатр? Пригласите, пожалуйста, Ольховскую. Дома? А вы не подскажите номер ее домашнего телефона? Кто звонит? Это звонят из…
Дубравин на миг запнулся. А затем продолжил:
– Из управления культуры. Записываю… Спасибо!
– Лишние дебаты по этому поводу нам ни к чему, – ответил майор на недоумевающий взгляд Белейко. – Тем более – сплетни. Если, конечно, написанное в заявлении соответствует истине.
И Дубравин опять начал накручивать телефонный диск.
– Здравствуйте! Ольховская? Вас беспокоит майор милиции Дубравин. По поводу пропажи драгоценностей… Да. Мне нужно с вами встретиться. У вас дома? Конечно… Хорошо. Я буду через час. Устраивает? Добро…
Едва Дубравин положил трубку, как тут же звякнул телефонный звонок.
– Слушаю, Дубравин. Да… Уже иду.
Он повернулся к Белейко и объяснил:
– Спецпочта из Москвы. По-моему, то, что я просил.
Минут через десять Дубравин возвратился с пакетом.
– Посмотрим, что здесь…
Он вытряхнул из пакета несколько листков.
Дубравин долго и внимательно читал бумаги, делая пометки в своем блокноте. Наконец он откинулся на спинку стула и с удовлетворением улыбнулся.
– Есть что-нибудь подходящее? – спросил его Белейко.
– Пожалуй, да. Взгляни…
Дубравин передал бумаги старшему лейтенанту.
– Смотри там, где я отметил птичкой.
– Эти? – показал Белейко. – Подпружный Сергей Алексеевич, он же Ставкин, кличка Жареный… Чугунов Семен Антонович, кличка Заика, или Семка Заика. Насколько мне помнится, Чугунов из наших краев. Я ведь…
– Точно, Бронек. Ты впрямь на Заике “сгорел”, когда в лейтенантах ходил. Тогда он тебя, да и меня тоже, здорово вокруг пальца обвел. Что и вскрылось на суде в Москве три года спустя – МУР постарался. Но я думал, что он еще в местах не столь отдаленных…
– Ушел из-под надзора. Притом недавно, – прочитал Белейко данные федерального розыска на Чугунова. – Освободили Семку. А “квалификация” у него подходящая. Правда, в наших случаях уж больно чистая работа.
– Опыта поднабрался… Второй тоже хорош гусь. Бежал из ИТК. Ты его не помнишь, а мне пришлось в свое время с ним повозиться. “Домушник”
высшего класса. Кстати, у него тут кое-какие связи остались. Не исключено, что Жареный в городе.– Семка Заика вряд ли сюда припылит. Осторожен, бес, сверх всякой меры и хитер. Да и кто его здесь ждет?
– Трудно сказать… У него и в самом деле в городе ни родственников, ни товарищей нет. Если, конечно, судить по нашим данным.
– Нужно проверить.
– И тщательно. Все-таки шанс. Мизерный, но… Ладно. Все. Еду к Ольховской…
Ольховская угостила майора кофе и бутербродами с колбасой.
Дубравин не стал себя долго упрашивать: детей-то он накормил, а сам пожевал на ходу вчерашний пирожок с мясом.
“Красивая…” – невольно подумал он, глядя, как управляется Ольховская с ручной кофемолкой.
И, представив на миг себя рядом с нею, поежился: и ростом не вышел, и волосы непонятного цвета, светлые с темными прядями, да еще и торчат, как у ежа иголки, и нос маловат, и брови кустиками…
– Значит… кгм!…
Дубравин пригладил усы. Он как отпустил их еще в Высшей школе милиции для солидности, так и носил с тех пор.
– Значит, о том, что у вас был перстень с ценным бриллиантом, знали только трое…
Он посмотрел в свои записи:
– …Ювелир Крутских и ваши подруги-актрисы Ирина Алифанова и Валентина Новосад. Так?
– Да. Девочкам я показала перстень, когда мы готовились к моему дню рождения. Это было днем. Они мне помогали.
– Понятно… – многозначительно сказал Дубравин, хотя на самом деле в этой истории понятного было мало.
Майор поерзал на стуле и продолжил:
– И уже поздним вечером этого же дня, как только подруги ушли домой, вы обнаружили пропажу. Правильно?
– Вечером… Точнее, в первом часу ночи.
– Когда вы уехали в театр?
– В половине шестого.
– А ваши подруги?
– Они были вместе со мной.
– Спектакль закончился…
Дубравин опять посмотрел в свой блокнот:
– …Закончился в половине десятого. Тэ-эк… Домой вы возвратились в начале одиннадцатого… – бормотал он себе под нос.
Майор с глубокомысленным видом кивнул, словно согласился с доводами невидимого собеседника, немного подумал, а затем спросил:
– А почему на день рождения вы пригласили только двух человек? У вас что, больше друзей нет?
– Почему? Ира и Валя – мои самые близкие подруги. И потом…
Ольховская неожиданно помрачнела.
– Недавно умерла моя бабушка, – сказала она глухо. – Я посчитала, что веселиться большой компанией после всех этих печальных событий и переживаний просто кощунственно. Девочки меня поздравили, мы поужинали в тесном кругу, съели торт. Спиртное пить не стали, так как должны были идти на спектакль.
– Где стоял ларец?
– В бабушкиной комнате, в шкафу.
– Вы говорили, что намеревались сдать перстень с “Магистром” государству. Тогда почему не сделали этого раньше? Ведь с того момента, как вы его обнаружили, прошло около двух недель.