ЗЛОВЕЩЕЕ СОКРОВИЩЕ

– Все очень просто, - отвечал Королев, и для наглядности сходив к машине, откуда вернулся с небольшой металлической шкатулкой, позаимствованной в доме у Виктории, для хранения артефактов, открыл ее, и предоставил на обозрение собравшимся тридцать добытых сокровищ, после чего начал свое повествование. – Вот небольшая часть Проклятого древнего сокровища, которое, чтобы снять заклятие, необходимо собрать вместе и вернуть туда, откуда его взяли. У тебя должны находиться точно такие же монетки, и как ты, наверное, должен понимать, что без них наша миссия на имеет смысла. Должны быть все талисманы – до единого.

– А, можно еще один вопрос?
– начинал немного понимать суть происходящего коллекционер.

– Конечно, - отвечала Виктория, - мы всегда рады сотрудничеству.

– В чем заключается суть этого Проклятья?

– Нет ничего проще, - продолжал Семен, одновременно пересчитывая в шкатулке монетки, - твоя прабабка, как и все, кто держал в руках эти монетки, в том числе и ваш покорный слуга, поступили на службу к одному очень древнему злому славянскому Богу.

– Можно-ли узнать, в чем заключается эта служба?
– с некоторым сомнением перебивая рассказчика, спросил слушатель.

– Она заключается в том, - не выдержав долгого молчания, Багирова приняла на себя роль дальнейшего повествователя, - что умирая в страшных муках, после смерти души этих людей начинают скитаться по свету, склоняя людей к самоубийствам, вербуя таким образом своему хозяину войско из неприкаянных душ, готовых в любой момент встать под его знамена.

Это было конечно не совсем верное определение, но Избранный перебивать предводительницу не стал, так-как, по сути, она все равно была права – это была армия пусть и не боеспособная, но уверенно сокращающая дееспособное человеческое народонаселение. Поэтому он не стал ничего поправлять в ее познавательной притче, а только немного усилил эффект этой невероятной истории:

– Я тоже сначала во все это не поверил, но мне были представлены такие доказательства, что дальше сомневаться не имело смысла: за какие-то там двое суток на моей земле произошло столько самоубийств, сколько не было на всей моей памяти, люди: поджигали себя, топили, резали, давили, душили. Расставания с жизнью были самые изощренные, вконец убедившие меня ввязаться в это предприятие…

– Так вот, - бесцеремонно прервала его Виктория, - Если Вы, господин хороший, пожелаете избавить свою прародительницу от этой грязной работы, и привести ее душу к умиротворению, как и дух моего деда, кстати, то Вы, думаю без сожалений и по собственной уже инициативе, поможете нам найти тайник своей прабабки.

Картаев на несколько минут задумался: все услышанное им было столь невероятно, что, естественно, в его мозгу зародилось некоторое недоверие. Однако поразмыслив над тем, на что идут эти люди не ради какой-то наживы, а лишь для того, чтобы заполучить какие-то, пусть и золотые, но не такие уж и ценные монеты, которых, по большому счету, все чураются, навели его на мысль, что возможно все, что он сейчас услышал, не так далеко от истины. Ведь в нашем мире столько всего неизведанного, и как, на самом деле, устроена жизнь никому не известно. Поэтому сопоставив озвученную только что информацию с семейным преданием, он пришел к выводу, что если даже это и неправда, то все же будет лучше отдать им то, что они требуют, тем более что сам он никогда не отважиться поступиться с предупреждениями Агафьи Серафимовны, и попытаться что-то сделать с этими талисманами самостоятельно:

– Ладно, вы меня убедили, мы едим в наше родовое «гнездо».

– Только, извини, - вдруг, проговорил все это время молчавший Ковальский, - мы тебе не совсем доверяем, так что ночевать ты будешь привязанным к березе.

Странно, что эта мысль посетила наиболее интеллигентного изо всех присутствующих. Действительно на улицу уже полностью опустилась ночь, и, поскольку все интересовавшие компаньонов вопросы были так удачно разрешены, пора была подумать о ночлеге. Всем членам группы неприятна была сама мысль, что придется оставлять в таком состоянии человека, выразившего желание с ними сотрудничать, но как гласит поговорка: «Береженного, Бог бережет», или еще одна: «Подальше положишь, поближе возьмешь», поэтому с таким замечанием Аркадия трудно было не согласиться, тем более что Иван Дмитриевич сам выразил свое согласие:

– Я все понимаю, и отношусь к этому совершенно нормально. Я бы и сам так поступил. Так что с моей стороны никаких претензий.

Но тут вмешалась Багирова, не выдержавшая, такой несправедливой дискриминации, и срывая с себя маску, показала, таким образом, на сколько доверяет их новому знакомому. Гневно сверкнув прекрасными глазками, она, ни минуты не сомневаясь, что ее слова будут немедленно исполнены, голосом, заставляющим трепетать сладостным вожделением, произнесла:

– Нет. Так не пойдет. Мало того, что мы изранили всего человека так, что он вряд ли самостоятельно сможет передвигаться, так мы еще будем мучить его, оставляя привязанным к дереву.

Здесь она сделала передышку, пытаясь отделаться от душившей ее чудовищной несправедливости, и чуть отдышавшись продолжила:

– Вы извините нас, Иван Дмитриевич, наручники мы все-таки оставим, но застегнем их спереди, и спать Вы перейдете в палатку, а Аркадий, - здесь она посмотрела на своего возлюбленного таким взглядом, что готова была «испепелить» его насквозь, - поскольку он у нас здесь самый умный, первым встанет на стражу, и проследит, чтобы ничего не желательного не случилось.

Ковальский, со своей предусмотрительностью, готов был провалиться сквозь землю. Он уже давно стал замечать, как охладела к нему его невеста, а тут еще эти не впопад сделанные замечания, все больше настраивали ее против своего жениха. Поэтому он молча давал себе, в очередной раз, невыполнимое обещание: «Больше не лезть в это дело с советами, пусть сами разбираются, как хотят». Однако комментарии Виктории он воспринял довольно спокойно, с внешним хладнокровием, и выразил полною готовность беспрекословно следовать ее указаниям.

Когда Картаева отстегнули от дерева и перестегнули ему наручники – на перед, он, следуя в палатку, и проходя мимо поляка, невольно бросил:

– И все-таки у вас баба командует.

Аркадий ничего ему не ответил, а только печально вздохнул, прекрасно понимая, что эта девушка уже не отдает ему такого предпочтения, как это было совсем не давно, пока в ее поле зрения не появился Королев. Семен же и сам стал замечать, как неровно дышит в его сторону новая знакомая, и не знал, как ему поступить в этой ситуации. За последнее время он сдружился и с ней, и с ее возлюбленным, и поступать по-свински, «отбивая» у друга невесту ему не хотелось. Для него уже также не было секретом, что волнения, связанные с коварным предательством его бывшей супруги, давно уже канули в лету, и в его сердце зародилось нежное чувство к этой немного своенравной и властной, но все же невероятно прекрасной, и в душе доброй и справедливой, молодой женщине.

В таких недобрых мыслях расходились «концессионеры», каждый туда, куда ему определила предводительница: Семен с Картаевым – спать в палатку, Ковальский – поддерживать огонь в костре и стоять на часах.

Сама Виктория, как и обычно отправилась в машину. Как и все остальные, справившись с основной задачей, девушка, мысли о ней, сразу же «отбросила» в сторону, и занялась подведением итогов своей личной жизни. Она и сама чувствовала, что «охладела» к своему жениху, но как ему сказать об этом пока не знала. Предаваясь воспоминаниям о счастливом времени, проведенном с ним вместе, она никак не могла вот так просто: взять и растоптать его чувства. Их связывало слишком много волнительных переживаний и чудеснейших мгновений. Однако, как бы там ни было, но свое счастье ей было дороже, и она непременно хотела строить его вдвоем с Королевым, а не с Ковальским, поэтому засыпая в салоне своего «Мерседеса», она твердо решила, что обязательно поставит в известность своего не состоявшегося мужа, сразу же после того, как закончится их приключение.