Зловещий миттельшпиль

— Неужто всё так плохо было? — спросил я. — А как же просчёты командования, а как же чистки и всё такое?

— Сразу видно, что у вас тут белые победили... — вздохнул Евгений Игоревич. — Давай я тебе на примере объясню, чтобы ты сразу всё понял.

— А давай, — усмехнулся я.

— Вот представь, что ты руководишь СССР, — майор посмотрел на меня и задумчиво почесал подбородок. — Нет, мелковат. Представь, что ты руководишь Польшей. Да, в самый раз. Вот ты Мосцицкий, президент, так? Ты не знаешь ничего о новой тактике германцев, не знаешь, что в головах их военных теоретиков уже радикально изменился подход к ведению войны. Но ты уже знаешь, что у них, с некоторых пор, крайне высокая моторизация пехоты, а также новые танки, более быстрые и надёжные, правда, это тебе, пока что, ни о чём не говорит.

— Представил, хоть и не знаю, кто этот Мосцицкий такой, — кивнул я.

— Тут происходит провокация, тебе сообщают, что, якобы польские пограничники, напали на заставу в Германии, поэтому немцы уже идут на тебя войной, — продолжил майор Краснодубов. — Что ты делаешь? Хотя, откуда ты можешь знать, что надо делать? Ладно. Ты объявляешь мобилизацию, которая является процессом не мгновенным, но с графиком, разбитым на продолжительные этапы. Но у тебя есть армия прикрытия, которую ты можешь бросить на наступающего врага. Впрочем, ты оказываешься трусливым руководителем и решаешь действовать от обороны, в надежде, что твои западные друзья спасут тебя.

— Я бы, наоборот, контратаковал, пока не стало слишком поздно, — не согласился я.

— И всё равно бы проиграл, — усмехнулся Краснодубов. — Все твои возможные действия предусмотрены немецким командованием, на них разработаны противодействия, а ещё у тебя нет никаких рецептов, чтобы парировать то, что они для тебя приготовили. Авиацию твою уничтожают на аэродромах, а потом начинается массированное наступление с четырёх направлений. Ты заранее не знаешь, где именно они собираются бить, поэтому силы армии прикрытия у тебя распределены по всей западной границе. Везде сильным не будешь, а ещё ты готовился к окопной войне, а не к тому, что задумали немцы.

— Готовился к игре в покер, а с тобой начали играть в шахматы, — усмехнулся я.

— Вроде того, — кивнул майор. — И вот немцы пробивают твою оборону, потому что там, где у тебя стоит дивизия, они наступают десятью дивизиями, ты просто не можешь быстро доставить туда силы и остановить немцев. И ладно бы они занялись активным уничтожением твоих уцелевших и держащих оборону войск, как все ожидали, но нет, немцы продолжили развивать стремительное наступление и быстро двигаться дальше, всё дальше вглубь твоих территорий.

— Но у меня же армия осталась, те ребята, которых немцы не стали добивать! — возмутился я. — Я бы дал им приказы...

— Какие приказы? — снисходительно усмехнулся майор. — К тому моменту, когда ты начинаешь отходить от шока и отдавать какие-то приказы, немцы уже раскололи твою оборону на большие куски. Твоя армия частично в котлах, а частично уже сдалась. Есть армия Модлин, есть армии Лодзь и Краков, но вместе они биться не могут, потому что, фактически, рассечены. Ни о каком формировании убедительного фронта речи не идёт, он представляет собой хаотично изломанную линию, координации между армиями никакой, а тут ещё генералы не понимают, что надо делать. А потом и наши подоспевают...

Слышал что-то такое о разделе Польши и участии советских войск в этой войне. Вроде бы, в школе давали или в институте...

— Но уже незадолго до этого ясно, что полякам конец, война проиграна, поэтому происходит капитуляция, — продолжал Краснодубов. — Польских солдат убито было несравнимо мало, до ста тысяч, потому что их принуждали к сдаче в котлах, поэтому сдалось их что-то около миллиона. А ещё миллион так и не был мобилизован, потому что война закончилась раньше.

— Блицкриг, короче? — спросил я.

— Блиц... «Молниеносная война»?^[16] — не понял майор. — Ну, да, можно и так назвать.

— И что, всё дело только в этом? — усмехнулся я. — Немцы просто раскололи оборону?

— Они наступали стремительно, за счёт высокой моторизации пехоты, — покачал головой Евгений Игоревич. — А ещё они применяли стратегические хитрости, обманные удары, чтобы паникующие поляки перебрасывали войска в выгодные немцам точки дислокации, широко использовали радиосвязь и вообще, прекрасно знали, что надо делать. А поляки не знали, не знали французы, не знали и мы.

— Можно же было подготовиться, извлечь уроки из чужого опыта... — начал я.

— Легко тебе говорить, когда уже почти сто лет у вас прошло, — покачал головой майор. — И ты сам там не был, не принимал тяжёлые решения, не рвался из котлов, которые фактически образовались, пока ты упорно держал оборону. Отступаешь с боем, а немцы уже далеко, в пятидесяти километрах на восток. Для того, чтобы противостоять такому, нужно было извлечь откуда-то опыт, разработать меры противодействия, обучить этому командный состав, часть которого полжизни готовилась ко вчерашней Империалистической войне — за два года такое сделать был не в силах никто. Пришлось учиться по ходу, отступая, теряя территории, солдат и технику. Эх, жаль, что сам теперь не увижу Берлин...

— Наверное, да, жаль, — согласился я. — Вообще, очень мало знаю о деталях той войны, никогда не интересовался.

— Теперь это не важно, — произнёс майор Краснодубов с горечью. — Мне пора, так что давай, постарайся не погибать. Какой бы ты ни был буржуйчик и хлюзда, а всё одно, лучше, чем мертвецы. Потому живи и борись, Дмитрий.

— Постараюсь, — пообещал я. — Тебе того же желаю.

Мне тоже пора, надо помочь технарям с экипировкой, а затем прогуляться за зипунами и ценными сведениями.

/1 мая 2022 года, г. Санкт-Петербург, Коммуна, библиотека/

Отдел Науки, сформированный из настоящих учёных, трудившихся в разных учреждениях Питера. Теперь они фокусируются на исследовании свойств сфер сверхспособностей, природе аномалий, притаскивающих к нам всякое и всяких, а также, как теперь оказалось, технологий будущего.

Дорогу до отдела я узнал у группы строителей, заливающих бетон в фундамент для непонятного сооружения, которое будет расположено на перекрёстке Шкиперского протока и Гаванской улицы. Скорее всего, очередная долговременная огневая точка и, одновременно, заграждение.

Вхожу в библиотеку, которую никто не охраняет, вижу группу людей в гражданском, занимающихся перетаскиванием связанных кип книг и машу им рукой.

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — приветствовал меня мужчина лет пятидесяти, одетый в белую рубашку, жилет и брюки. — С кем имеем счастье?

Под носом у него усы, почти как у Друзя, на носу примостились очки с прямоугольными линзами, а в руках он держит трубку. Похоже, что он и есть руководитель этой оживлённой суеты.

— Дмитрий Верещагин, — сообщил я.