Злюка
Шрифт:
Иван в первый момент даже не понял, что происходит.
Увидел, что Рита пошатнулась, а потом на ее груди стало расплываться яркое пятно. Красное на белом.
Иван вскочил, успел подхватить ее, осторожно положил, встав на колени. «Это выстрел был. В нее выстрелили!» — осознал он.
— Ва-ня?..
— Я здесь.
— Я… я… — Рита хотела что-то сказать, но не могла. Губы ее то складывались в улыбку, то страдальчески изгибались. В уголке рта тоже показалась кровь, розовая, пузырящаяся.
…Тогда,
А теперь любимая женщина корчилась на его руках, с красным пятном на груди, и ее смерть подошла близко, очень близко. Смерть забирала Риту прямо на его глазах.
«Вот и попрощались! — мелькнула мысль. — Как я мог, как я мог даже думать об этом…»
— Рита… — севшим голосом прошептал он. — Ты только не уходи. Не уходи!
Красное пятно на ее груди все разрасталось. Кто стрелял, зачем, откуда, будут ли еще стрелять — обо всем этом Иван совершенно не думал сейчас, сконцентрировавшись только на одной мысли — «не уходи».
Он осторожно подхватил Риту, поднялся. И дальше его мысли были следующими: бежать… Машина у входа. Больница. Надо успеть.
И он побежал с Ритой на руках по тенистому, прохладному коридору из деревьев прочь из старого парка.
А там, на центральной площадке, возле разбитого фонтана, на легком весеннем ветру укоризненно покачивал желто-рыжей головой одуванчик.
«Я живу, пока ты меня любишь…»
Большой черный лимузин с мигалкой в сопровождении автомобиля охраны мчался в сторону Москвы.
В лимузине сидел Максим Павлович Столяров, кандидат в Президенты России. Впереди был предпоследний, самый сложный этап перед выборами.
Сами выборы должны были состояться поздней осенью. Но к тому времени уже окончательно станет ясно, кто из кандидатов вырвался вперед. И тогда — ничего уже не изменить.
Поэтому, если склонять общественное мнение в свою пользу, то только сейчас.
Семья Столярова — жена и дети — выехали еще этим утром.
— Новости какие, Яша? — лениво спросил Максим своего помощника, сидевшего рядом. — В городе было все спокойно, когда уезжали?
— Абсолютно. Зою Викторовну перевезем на следующей неделе. Она, кстати, была очень рада, когда узнала, что вы хотите взять ее с собой в Москву.
— А брат мой что?
— Он только радуется. Свобода! — усмехнулся Березин.
Максим тоже коротко рассмеялся. Но на самом деле ему было не до веселья.
Он продолжал вспоминать о Рите, об их последней встрече, о том, как эта женщина отказалась от его предложения — сойтись вновь.
И это не гордость была с ее стороны и не вредность… Она действительно разлюбила Максима. Как странно: всю жизнь любила, любила и вдруг разлюбила. Разжала руки — и отпустила навсегда… Говорит, Ивана теперь любит. Может, правда?
В сущности, чего в ней, Рите, хорошего? Не первой молодости, характер не самый лучший. Симпатичная, да, но бывают и красивее. Вообще, что есть Рита? Это волосы, кожа, глаза… Обычное физическое ТЕЛО. А тут, на другой чаше весов, — целый мир.
Разве ее светлые
волосы и голубые глаза сильнее этого мира? Разве можно пожертвовать столь грандиозной карьерой ради какой-то женщины?Нет.
Но скверно, что он, Максим, ошибся когда-то. Наверное, и правда, это Варя задушила ту ящерицу, Лили. Собственно, именно тогда, двадцать с лишним лет назад, Максим и решил, что не станет связывать свою жизнь с Ритой — не годится она, такая необузданная и злопамятная, в жены будущему политику.
Но это сделала Варя.
Нет-нет, даже если бы он знал тогда, что Рита ни в чем не виновата, с этой девушкой все равно не стоило связывать свою жизнь. Рита не дала бы Максиму воли. О, она потребовала бы от своего возлюбленного отдать ей себя целиком, не стала бы ни с какой политикой делить. Только любовь, только она, Рита.
Конечно, в столь страстной, всепоглощающей любви есть свои плюсы.
Но мужчине променять карьеру на любовь? Политику — на постельные страсти? Весь мир — на пару голубых глаз?
Смешно и глупо.
Нет, нет, нет. Нет. Нет. Нет…
Наверное, Рита сейчас с Иваном. Что они делают? Или Рита одна? Где она, что она? У нее голубые глаза и светлые волосы, и она так далеко… Словно на альфе Центавра какой-нибудь.
— Максим Павлович, с вами все в порядке?
— Да, Яша. Пить только хочется. Водички дай.
Где она? Что делает? О чем думает?..
Белый пол, белый потолок, белые кафельные стены. Яркая, мощная лампа наверху освещает операционный стол.
Вскрытая грудная клетка. Пленка крови на руках хирурга, поверх перчаток, и острый блеск стали мелькает над раной…
— Еще пара миллиметров, и пуля попала бы прямо в сердце. Повезло ей.
— Борис Львович, гипоксия.
— Ничего… Успеем. — Хирург хмурит седые брови, половины лица не видно под медицинской маской, но слышно, как мужчина сосредоточенно сопит.
— Асистолия, — опять сообщает операционная медсестра. — Зрачки на свет не реагируют.
— Лена, два кубика адреналина.
— Давления нет… Борис Львович, мы ее теряем.
Прямая линия на мониторе.
— Клиническая смерть.
Марго не понимала, где она находится. Вокруг клубился белый, густой туман — было видно только каменистую дорогу под ногами. Шла она по ней довольно давно, если судить по ощущениям. Даже немного устала уже.
«Что бы это значило? — с досадой подумала Марго. — И, главное, как я тут оказалась?» Самое неприятное, что женщина ничего не помнила. Кто она и что было до того… Только имя свое знала, а остальные подробности своей жизни — нет. Полная амнезия, короче, как в бразильских мелодрамах.
— Ау-у! Есть кто? — позвала Марго, и голос ее затерялся в густых облаках, плавающих вокруг.
Вроде какой-то звук впереди. Отозвался кто?
Марго ускорила шаг и с радостным удивлением обнаружила, что туман стал рассеиваться. Впереди становилось светлее, потом резко раз — и Марго оказалась посреди яркого летнего дня. Дорога, еще дальше — лес, а вот чуть в стороне — деревенский дом. Марго немедленно направилась именно туда.