Змееносец. Сожженный путь

– А мусора, спросил Роман.

– Приезжают раз в неделю, за зарплатой, улыбнулся Курчавый. Можно часы сверять. Ровно в двенадцать дня, каждую среду.

– Из братвы кого видел? внезапно спросил Роман.

– "Солнцевских", обернувшись, ответил Курчавый. А что? Боишся?

– Я уже ничего не боюсь, глядя в глаза , ответил Роман. Значит "крыша" их?

– Да там, все завязли, по самые "гланды", отвернулся Курчавый. И главное, баба эта директорша, всем "дает", без "разбора".

– Значит сама "свалить" хочет, как "жирок поднакопит", сказал Роман. Поэтому ей все "ровные", и "мусора" и "братва".

– Х..мм, точно, кивнул Курчавый. Кинет всех, и сразу. А сама на остров, киви жрать, рассмеялся он. Вот как мимо такой тетки пройти, ну просто грех.

– Сколько у нас человек сейчас, потянулся Роман, выравняв спину.

– Тринадцать, быстро ответил Курчавый. С нами пятнадцать. Ты что забыл?

– Уточнил, ответил Роман.

– Ну так что? достал пачку сигарет Курчавый. Будешь?

– Накурился, не хочу, поморщился Роман.

– Давай в субботу подкатим, положим всех, мешки наши, и...

– Ты знаешь, что голодный работяга, без денег, страшнее всего на земле. Знаешь?

– Не понял, выронил сигарету Курчавый

– В бригаду, больше никого не бери... Краска нужна

– Чего? Ты "охренел" Рома! Ты чего "пыхнул" что ли?

– Интересно, сколько денег они возят, какую сумму?

– Какая разница, удивился Курчавый. Много. А краска зачем?

– Что бы еще больше везли, задумался Роман.

– Это как? подкурил сигарету Курчавый.

– На какой "тачке" они перевозят "бабки"?

– Обычно на этой "девятке", ткнул пальцем в стекло Курчавый, указывая на автомобиль возле здания.

– И сколько?

– Прошлый раз, шесть мешков, как "картоху", усмехнулся Курчавый.

– И что? Сами едут, без охраны? удивился Роман.

– Я же тебе говорю, "зажирели". Никого не бояться. Думают если под двумя крышами ходят, то и пуля не достанет, тихо рассмеялся Курчавый.

– Наивные, улыбнулся Роман.

– А я про что, улыбался Курчавый.

– Надо будет...

– "Тачки" уведем в Москве, перебил Курчавый, будто предугадав вопрос. В разных районах. Пацаны сделают тихо. Уже присмотрели парочку.

– Кто нибудь был внутри. Что там? Сейф есть? спросил Роман.

– Ты будешь сильно удивлен, ухмыльнулся Курчавый. Они "бабло" сразу в мешки складывают, в другой комнате.

– Почему?

– А таких больших сейфов, еще не придумали, усмехнулся Курчавый.

– Слушай, вон там люди ходят, они что дежурят здесь всегда? показал рукой на "стайку обывателей" Роман.

– В этом и заноза, тяжело вздохнул Курчавый. Круглые сутки тусуются. Костыль подходил, "терся меж ними", но так "ни хера" и не понял. Чего они "шоркаются"?

– Значит в субботу, их надо отвлечь, задумался Роман.

– А как? пожал плечами Курчавый. Мороженое бесплатно раздавать, усмехнулся он.

– Жратву, улыбнулся Роман.

– Чего? опешил Курчавый.

– Надо купить "жратву", желательно целую машину. Поставить ее вон там, указал рукой Роман. И раздавать бесплатно, "с понтом" гуманитарная помощь. Понял? А краска, тебе понадобится, что бы по всему городу, на стенах , ночью, написать об этом. Усек? усмехнулся Роман, глядя на застывшее лицо Курчавого. Или нет? тихо спросил он.

– Ну ты "блин" мудрый, медленно покачал головой Курчавый. Я бы не додумался.

– Народ голодный сейчас, потому многие туда сбегутся. Если не все население.

– А "понту" нам за свои "бабки" скупать "жрачку", можно "на халяву", криво улыбнулся Курчавый.

– Отжать не метод, нам по тихому надо. Что бы никто потом "хвост не прищемил", понял? - Угу, кивнул Курчавый. Я даже знаю что привезу. Есть у меня на примете, один "крендель" залетный. Он "хавку" в столицу возит, из Вологды, кажется, поморщился Курчавый.

– Еще лучше, произнес Роман. Водителя напоить "в хлам", денег дать. Ну что бы утром, ничего не вспомнил. А "пассажира" из Вологды, спишем. Тогда нам никто не помешает, спокойно заниматся "Обществом Полет", усмехнулся Роман. Как тебе такой вариант, посмотрев на Курчавого, спросил Роман.

– "Ничтяк", кивнул Курчавый.

– Тогда следующая суббота наша, сказал Роман.

– Ага. А вот и Гена идет.

К машине подошел худощавый парень, нагнулся и тихо сказал:

– Там просто "проходняк", усмехнулся он, глядя на Курчавого.

– Нормально, произнес Курчавый. Давай за руль, погнали домой.

– Понял, кивнул Гена, открывая дверцу.

– "Тачка" клевая? спросил Роман.

– "Нулевая", ответил Гена, усаживаясь за рулем. Я мимо прошел, от нее еще "заводом пахнет". Живут же буржуи, тихо произнес Гена, и завел двигатель.

– А мне "Волга" больше нравится, улыбнулся Курчавый. Просторная.

– Каждому свое, сказал Роман, глядя на "девятку" .

– Поехали уже, хлопнул рукой по сиденью Курчавый. Жрать охота.

– Угу, кивнул Гена

Роман смотрел на провинциальный город, "проплывающий" за окном, и думал о Людмиле. " Мой самый сокрвенный, и красивый цветок, улыбнулся своим мыслям Роман. Ты вынесла меня, и приняла, не упрекала, и молчала... Как могла поддерживала, не врала... Меня не лихорадит, нет, прошел тот ужас, успокоился... Теперь все ясно и легко, иду, и знаю, для чего... Ты и Мишка, вот моя стена... Семья, оплот, да как угодно назови... Для вас сейчас живу, в этом "дурном мире"... Проклятой стране... Мне ничего не надо, я даже жизнь свою, уже не берегу... Когда почувствую тепло, скажу ему, огромному шару, как велико и тяжело, быть одинаковым, для всех... Спроси себя еще раз... Сможешь? И я отвечу,- я готов всегда...

" Что сказать себе, почему так давит грудь... А песня душевная, оттуда, о нас... Боль, она будто стон... Хочу говорить, но немота, мешает... Задыхаюсь... Душно, и стучит в висках, как дробь, словно камни осыпаются с гряды... А жизнь тоскливая штука, теперь я знаю. Водка... Плохое лекарство, что бы заглушить память, а она живая, бьется в тебе, не молчит, и вот уже, нахмурился, налил стакан, и кажется , отпустит... Глоток, еще один, не отпускает, противно... Кто поймет, просто выслушает, не пройдет мимо, кто? Зачем тоска, в ней только упреки, по несбывшимся мечтам. Я живу для тебя, моя боль... Иногда что бы дышать, я пью "горькую", заглушая... Сколько можно так терпеть! Зачем она мне, такая..." Роман сидел в комнате, за столом, и пил водку. Громко звучала "афганская песня"... Наливая в стакан водку, он вдруг застонал, поставил бутылку, схватился за руки, прижимая их к груди, и свалился на пол.