Змеев столб

Вина перед женой душила все сильнее. Не подумал, легкомысленный, что, посадив на репутацию даже незначительное пятно, уже не будешь чист…

Он попытался отвлечься надписями на стенах. Какие-то люди выцарапали на них свои имена, даты рождения, числа задержания, будто приравнивая их к дате смерти. Хаим сполз вниз, сел на корточки и, обняв колени, закрыл глаза. Раздразненное отчаянием воображение сейчас же показало дикую сцену: лысый с мерзкой улыбочкой подошел к Марии и…

Хаим начал молиться. Нет, не получалось. Не было света в душе, а из тьмы не родится молитва. Кулаки сжались сами собой. Он не чувствовал боли, однако саднящие в наручниках запястья запротестовали. Он чуть не застонал, вспомнив нежные руки жены… Как же им больно.

Стены камеры могучие, толстые… Если крикнуть громко, откликнется ли Мария? Только бы услышать в ответ ее голос. Или хотя бы подбодрить: я не с тобой, но рядом. Ты не одна.

– А-a-ave Mari-i-ia-a-a-a! – запел он во всю силу легких.

Хаим пел одну из красивейших на земле песен. Плотный воздух в каменном колодце дрожал от напряжения, звуки рикошетили от стен, труб, решеток; сквозь щели в узкий коридор устремлялась музыка несуществующего оркестра.

Камерное сообщество в соседних застенках прислушалось, кто спал – проснулся, кто не спал – оцепенел. Изумленные полицейские бежали по коридору, громко топоча сапогами. Хаим, уверенный, что сумеет выделить голос жены из любой какофонии, не обращал на шум внимания и не услышал ни лязга засова, ни скрипучего поворота ключа.

Дверь отворилась.

– Вот теперь мы готовы поверить вашей истории о великой любви, – сказал в полной тишине Бурнейкис с той самой мерзкой улыбочкой, которую несколько минут назад сочинило распаленное воображение Хаима.

Полицейских следователь спровадил. Они ушли, с любопытством оглядываясь на сумасшедшего артиста в наручниках.

– Где моя жена? – спросил обессиленный Хаим.

– Она ждет вас на улице.

– Вы… вы нас выпускаете?

– Мы сверили ваши показания и нашли, что они во всем совпадают. Решили обойтись без перекрестного допроса. – Бурнейкис отомкнул наручники и ухмыльнулся. – Очевидно, наш осведомитель слегка перепил любекского бордо, вот и почудились московские черти… то есть шпионы.

От свежего воздуха у Хаима кружилась голова. Следователь провел его по освещенному пыльными лампочками коридору и, поднимаясь по выщербленным ступеням в верхнюю часть здания, продолжил:

– Судя по всему, этот герр Дженкинс просто душевнобольной человек. Знаете, встречаются очень причудливые разновидности безумцев. Аналогичные письма от них нам поступают нередко.

Лысый говорил о себе «мы», и Хаиму на миг вновь померещились ряды зубастых початков – гвардия лысин, обрамляющих главный овал власти.

Коридор, фойе с дежурной частью, и следователь распахнул уличную дверь.

– Не смеем задерживать, но предупреждаем: вы сами должны быть заинтересованы в том, чтобы поменьше болтать. Забудьте мою фамилию и место, где вам сегодня довелось исполнять Шуберта… Пусть эта история послужит вам хорошим уроком.

– Да, конечно, – рассеянно пробормотал Хаим, совершенно счастливый. На крыльце стояла Мария.

На ближней улице возле «Opel Kadett» вишневого цвета их ждал старый Ицхак. К его плечу робко прижималась высокая голенастая девочка… Сара! Хаим раскинул руки, и она не выдержала, с плачем бросилась ему шею.

– Хаим, нехороший, ужасный, ты совсем забыл меня, а я так скучала!

Он обнял сестренку и отца, поздоровался с шофером. В сердце колыхнулась тревога: за то время, пока не виделись, старый Ицхак сильно сдал, лицо осунулось, под глазами легла сеточка морщин.

Улыбнувшись Марии, отец помешкал и по-мужски протянул ей руку. Они о чем-то заговорили. Сара цеплялась за лацкан пальто Хаима, точно боясь, что брат сбежит. Отступила на шаг, не отпуская, и в глазах мелькнуло горестное разочарование.

– Ты стал совсем другой, Хаим, ты – взрослый дядька!

– А ты все такая же проказница и шалунья, – засмеялся он, дернув ее за косу. – Но выросла, скоро меня догонишь, гадкий утенок!

Девочка нахмурилась, помедлила в раздумье и решила на первый раз простить брата за дразнилку. Сара украдкой рассматривала Марию, ей не терпелось познакомиться с невесткой, но с чего начать, она не знала. Поэтому, едва завершился разговор старших, глянула исподлобья и, как старый Ицхак, подала руку:

– Я – Сара, сестра вашего мужа.

– А я – Мария, жена вашего брата, – весело отозвалась Мария.

Бойкая Сара освоилась и быстро привыкла к «новому» Хаиму, а с невестки не сводила восторженных глаз.

– Дом у нас на Зеленой горе, – тараторила она, сидя в машине между братом и Марией. – Чтобы туда подняться, надо сесть в фуникулер. Когда сверху смотришь, кругом ужасно красиво!

Хаим нагнулся к сидящему впереди отцу:

– Как матушка?

Зная, о чем сын спрашивает, старый Ицхак молча покачал головой.

– Будем вместе ходить в кино, – подхватил Хаим болтовню Сары, – и в театр – обязательно! Я еще Петраускаса не слышал.

– А мы-то слышали, мы слышали!

– Пойдем, куда захотим, вот только заработаем на билеты, – сказала Мария.

– Вы будете работать?! – восхитилась Сара. – Где?

– Еще не знаю. Завтра пойду в городской отдел просвещения, может, в какой-нибудь гимназии есть вакансия.

– Зачем тебе работать? Я прокормлю! – веселился Хаим.

Поражаясь внезапному переходу от безысходности к ликованию, он не мог надышаться воздухом свободы. Страшный кабинет Бурнейкиса, клеветнический донос, заключение в смердящую одиночку – все это с высоты сиюминутого благополучия казалось нелепым недоразумением, о котором со временем можно будет вспомнить и посмеяться. Особенно над комичным письмом Дженкинса: «Об одном из английских монархов господин Готлиб отозвался… окрестив его «настоящим мужчиной» с намеком на противоположный смысл…»

Хаим подавил смешок. А как он пел в камере! Ему и сейчас хотелось запеть от переполнявших душу эмоций.

– Меня изумил профессионализм сыскарей, – тронул он отца за плечо. – Они каким-то образом сумели вычислить наш адрес, а ведь я и на службе никому не говорил, где мы сняли квартиру.

Мария глянула непонимающе:

– Разве не ты сам отправил их ко мне?

Хаим повернулся к жене, обомлев.

– Как ты могла такое подумать?!

– Следователь сразу сказал, что узнал адрес от тебя. Я должна была ответить на его вопросы, чтобы подтвердить твой рассказ о Любеке…

Скрипнув зубами, Хаим стукнул себя кулаком по колену.

– Я – идиот! Наивный глупец! Да, конечно, я сам назвал адрес по телефону! Бурнейкис солгал. Выходит, тебя забрали после, а не до того…

Про то, что с Марией обошлись без наручников и камеры, Хаим выяснил еще на крыльце.

– Ты с кем-то разговаривал по телефону и сказал, где мы живем? – удивилась она. – В чем солгал следователь? Он был очень вежлив и показался мне интеллигентным человеком…

– Это не следователь хороший, а папа помог вам, – насупилась вдруг Сара. – Мы приезжали в охранку днем, когда папа взял из кассы…