Змеевик
Шрифт:
— Согласно легенде, Лернейская Гидра была побеждена, когда отрубили голову и сожгли огрызок шеи. Огонь все еще работает на регулярной ликантропии. Если вы отрежете руку или ногу оборотня и прижжете конец, он не отрастет. Огонь очищает или убивает все.
— Это было уже опробовано, — сказал он.
— Господи, Мика, Коалиция хороша, но что вы, ребята, можете для них сделать?
— Я сказал тебе, что они хотят, Анита: они хотят лекарство.
— Я не спрашивала, чего они хотят; Я спросила, что ты и Коалиция можете сделать, чтобы помочь им?
Он выдохнул и прошептал:
— Я не
— Если ты ничего не можешь для них сделать, Мика, приезжай домой.
— Я планирую вернуться домой сегодня вечером, но я не хочу оставлять их без надежды, Анита.
— Быть офицером полиции научило меня, что ты не можешь спасти всех, Мика. Я ненавижу то, что мы не можем, но мы не можем.
— Просто так ужасно оставлять их ни с чем.
— Я знаю, и я прошу прощения за это. Они пробовали современное генетическое консультирование? Я имею в виду, что это может не помочь взрослым, у которых это уже есть, но они могли бы зафиксировать своих детей в утробе матери, если бы они могли выяснить, какая часть их генетики вызывала это.
— Я убеждал их, и мой главный контакт хочет, чтобы они попробовали, но эта семья боится выходить из шкафа. Они либо не верят, что новые современные законы, дающие права оборотням, сохранятся, либо считают, что законы не распространяются на них, потому что они на самом деле не животные. Они верят, как некоторые из более старых вампиров, что новые законы, которые делают их законными гражданами с правами, в конечном итоге будут отменены, и все вернется на прежний уровень, когда нас могли бы убить на месте. Как я могу спорить с ними, Анита, когда есть еще некоторые западные штаты, где оборотни подпадают под законы о хищных животных? Ты или я можем быть застрелены, и поскольку наши анализы крови доказали бы, что мы переносим ликантропию, это будет рассматриваться как законная самооборона.
— Закон изменился в прошлом месяце в Колорадо, — сказала я.
— Один штат из многих, Анита?
— Один из пяти, — сказала я.
— У них есть право бояться быть убитыми, — сказал он.
— Я не спорю об этом. Мы все будем там через несколько дней. Если они позволят нам сказать Эдуарду — я имею в виду Теда — тогда, возможно, мы сможем что-то придумать. Как ты сказал, если бы кто-то кроме меня столкнулся бы с чем-то вроде этого, это был бы он. Мы оба знаем сверхъестественных людей, достаточно старых, чтобы сказать нам, существовали ли подобные проклятия в древней Греции.
— У меня есть Каазим и Джейк. Брэм не позволил бы мне путешествовать только с ним в качестве моего телохранителя после последних угроз смерти группы ненавистников.
— Брэм — твой главный телохранитель по справедливости, — сказал я. — Джейк достаточно старый, чтобы помнить древнюю Грецию?
— Не совсем, но Каазим достаточно. На самом деле, я думаю, что он намного старше, чем он хотел бы признавать. Как ты думаешь, его мастер, госпожа, напрасно говорит ему не делиться о ее возрасте?
— Куини не тщеславна, но все вампиры обретают силу с возрастом. Поскольку у них все еще есть дуэли, она не хотела бы, чтобы другие вампиры знали, что она старше земли. Это все равно, что рассказывать людям, сколько оружия ты берешь перед боем.
— Логично, когда ты это объясняешь, но ни Джейк,
ни Каазим ничего не объясняют.— Никто из бывших охранников Арлекина не любит делиться информацией. Я думаю, это что-то вроде шпионов на протяжении тысячелетий, — сказала я. Арлекины когда-то были элитными телохранителями, шпионами и ассасинами для их уже мертвой королевы. Жан-Клод был новым королем, и теперь они были нашими.
— Я должен был очень четко спросить, чтобы он не мог неправильно понять то, что я хотел знать, видел ли он когда-либо подобное проклятие в древней Греции.
— Что он сказал?
— То, что он никогда не видел ничего подобного, но он мало путешествовал по Греции в тот период времени, который мне показался интересным.
— Похоже, один из его ответов или ответы Джейка — такие полезные и не полезные одновременно, — сказала я. — Встречу ли я кого-нибудь из этих новых оборотней, когда мы все приедем на свадьбу?
— Ты встретишь семью, потому что остров маленький, но ты этого не узнаешь. Прямо сейчас они хотят, чтобы мы устроили свадьбу, как будто их здесь нет. Я думаю, что точные слова были: «Наслаждайся свадьбой и обними свое счастье, потому что ты никогда не знаешь, как долго оно продлится».
— Очень фаталистически. — сказала я.
— И очень верно, — сказал он.
— Тебе нужны объятия, — сказала я.
— Мне нужно гораздо больше, чем объятия. Мне нужно обернуться вокруг тебя, пока я не почувствую запах только твоей кожи.
— Звучит здорово. Сначала все обнимашки и объятия, а после этого — серьезный сон для тебя, а потом я хочу заняться с тобой любовью.
— Только я и ты, или мы трое?
За все время, что мы были втроем, я не была уверена, что он когда-либо просил исключить Натаниэля.
— Мы оба скучаем по тебе, Мика.
— Мне нужно время один на один, Анита. Я чувствую себя подавленным. Мне просто нужно, чтобы в моей жизни было время от времени меньше людей.
Я не была уверена, как наш общий мальчик, наш общий жених, примет это, но это было проблемой для другого дня. Иногда, когда ваша домашняя жизнь настолько сложна, вы выбираете не только сражения, но и когда нужно сражаться.
— Мы все иногда нуждаемся в «один-на-один», — сказала я. Это была самая нейтральная и правдивая вещь, которую я могла сказать.
— Я не уверен, что Натаниэль когда-нибудь устанет от групповой деятельности, — сказал Мика.
Я не могла этого утверждать. Мы все были полиамурны, что означало любить большое количество, особенность согласованной немоногамии, но Натаниэль был, вероятно, наименее моногамным человеком в наших преданных отношениях. Черт, он был одним из самых поли полиамурных людей, которых я когда-либо встречала.
— Анита, ты все еще там?
— Я здесь, просто пытаюсь решить, слышала ли я когда-нибудь чтобы Натаниэль говорил, чтобы в спальне было меньше людей.
— Ответ — нет. — Сказал он.
— Вероятно — сказала я.
— Не вероятно — сказал он, — но если бы он был не групповым животным, меня бы не было в вашей жизни. Ты встретила Натаниэля первым.
— Это правда — сказала я.
— Итак, могу ли я жаловаться из-за его любви к большему количеству людей, когда я получил от этого пользу?