Змеевик

Эта фраза застала нас обоих врасплох.

— Ну разумеется нет. — Ответила я.

Не то что бы я действительно была в этом уверена.

Олаф сказал:

— Я постараюсь не выводить тетю Аниту из себя.

Бекка сощурилась, глядя на нас.

— Обещайте, что не подеретесь, пока я переодеваюсь.

— Я обещаю, если Анита обещает.

Я уставилась на него, но он улыбался ребенку перед собой и игнорировал меня.

— Я не хочу драться с Отто, так что, если он будет вести себя хорошо, то и я буду хорошей.

— Тетя Анита. — Бекка топнула босой ногой. — Это не обещание.

Я вздохнула чуть громче, чем планировала, и улыбнулась, процедив сквозь зубы:

— Я приложу все усилия, чтобы не подраться с Отто, пока ты переодеваешься.

Она посмотрела на меня тем взглядом, который был характерен для ее матери, когда та уставала от чужого ребячества.

— Хорошо, тетя Анита, но ты пообещала. Никаких ссор.

— Ты папу с мамой тоже вот так просишь не ссориться? — Спросила я.

— Иногда. — Ответила она. Бросив на нас еще один недоверчивый взгляд, она вернулась в номер и закрыла за собой дверь. В коридоре повисла оглушающая тишина.

— Эдуард не знает, что ты здесь, не так ли?

— Я получил записку с приглашением от невесты.

— Какую еще записку?

— Она написала, что не понимает, почему мы с Тедом не общаемся больше, но надеется, что мы помиримся на свадьбе.

Блядь. Вот что происходит, когда у тебя есть фальшивая личность. Если ты не можешь признаться своей невесте в том, что ты Бэтмен, то тебе трудно объяснить ей, что дядя Отто на самом деле Джокер, и его лучше не приглашать на свадьбу. Не знаю, что такого отразилось на моем лице, но это заставило Олафа усмехнуться — глубоким, рокочущим, довольным звуком, который при иных обстоятельствах и в других устах мог бы сойти за сексуальный смешок. Честно говоря, я не думала, что у Олафа бывает такой смех.

— Донна ничего не знает, но ты-то в курсе. Ты же понимаешь, что вы с Эдуадом не собираетесь поцеловаться и взяться за ручки, так зачем ты приехал?

— Не его я хотел поцеловать.

— В своем последнем письме ты ясно дал понять, что собираешься держаться от меня подальше, потому что не хочешь, чтобы я приручила тебя, как это вышло с Никки.

— В письме говорилось, что я буду держаться подальше до тех пор, пока не разберусь с тем, как быть верльвом и противостоять твоим вампирским фокусам, чтобы не превратиться в еще одну зверушку для твоего гарема.

— Что-то я не припомню там строчек про вампирские фокусы и гарем. — Сказала я.

Он улыбнулся, и эта улыбка почти достигла его глаз.

— Возможно. Но и то, и другое подразумевалось.

Я набрала воздуха в легкие и медленно выдохнула, стараясь рассуждать здраво. Олаф вел себя настолько хорошо, что это было даже похвально. Он очень старался не пугать меня, не быть жутким, а для него это серьезный шаг. Я буду хорошей, если он будет. К тому же, если нам действительно придется драться друг с другом, я бы предпочла иметь под боком Эдуарда с Бернардо, а они оба сейчас были в больнице.

— Давно ты в городе? — Немного подумав, спросила я.

— Недавно.

— Ты успел застать полицию?

— Я видел, как Эдуард уезжает в карете скорой помощи, а Бернардо с Донной — на арендованной машине. Почему вами вдруг заинтересовалась полиция? — Он не сводил с меня глаз, пока говорил это.

Мой пульс резко подскочил, так что я медленно вдохнула и выдохнула через нос. Если бы Олаф все еще был человеком, он бы ничего не заметил, но он теперь верлев, и он знал, что я пытаюсь унять свое сердцебиение. Он дал понять, что дождался, пока все мое прикрытие свалит или будет допрашиваться полицией, и только тогда объявился. Он улыбнулся, и это была улыбка не для детей. Это была улыбка, которой мужчина говорит не только о том, что раздевает тебя взглядом, но и о том, что бы он с тобой сделал, если бы ты уже была раздета.

— Значит, ты видел, как пострадал Питер, и ничего не сделал, чтобы помочь?

Его улыбка потухла.

— Нападения я не видел, иначе я бы помог.

Я задумалась о том, насколько полезным он бы для нас оказался, и часть меня сожалела, что он пропустил заварушку, но адекватная часть была рада. Питер был захвачен стычкой с Дикси, но если бы Олаф вмешался, их конфликт был бы последним, о чем нам следовало бы беспокоиться. Хотя я ни разу не видела, чтобы Олаф причинял вред женщине, которая не была бы «плохим парнем». Эдуард как-то столкнулся с «работой» Олафа, и то, что он увидел, чертовски его впечатлило. Но то было дело рук Олафа, а не Отто Джеффриса, который был своего рода Кларком Кентом (человеческое альтер-эго Супермена — прим. переводчика) у Олафа. Отто Джеффрис был хорошим маршалом. Черт, Джеффрис даже не был на радарах у Интерпола. Эта личность была чистой, и я знать не хотела, как армия, правительство, или кто там еще, допустили, чтобы Олаф получил такую чистую репутацию после всего того дерьма, что он натворил. Конечно, на этой планете наверняка существуют люди, которые думают то же самое про Эдуарда и Теда Форрестера, но Эдуард был моим лучшим другом, а Олаф хотел, чтобы я стала его «подружкой серийного убийцы». По крайней мере, это был его идеал отношений когда мы разговаривали в последний раз.

— Но ты видел, как все уехали в больницу?

— Я решил, что нам лучше сперва поговорить наедине. — Сказал он, и его лицо было чертовски серьезным.

— Значит, ты выяснил, куда я направляюсь, и явился сюда, да еще так, что я даже не заметила, что ты нас преследуешь.

— Да. — Сказал он, все еще с очень серьезным лицом.

— Резво работаешь.

Он поклонился, принимая комплимент, хотя, если честно, я не планировала его хвалить. Если бы я не прилагала титанические усилия к тому, чтобы не подкалывать его, что только усугубило бы ситуацию, я бы сказала, что из него вышел неплохой сталкер, но я видала и лучше. Я постараюсь быть хорошей, если он будет таким же, пока в какой-то момент один из нас не сделает какую-нибудь глупость и не выбесит другого. В этот момент все полетит к чертям. Мне бы не хотелось остаться с ним наедине, когда это случится, но, может, и хотелось. Думаю, все зависит от того, собираюсь ли я убить его, или он меня. Для первого случая я бы не хотела свидетелей, а вот для второго помощь бы не помешала.

— Ты по-прежнему единственная знакомая мне женщина, которую не напрягает тишина.

До меня вдруг дошло, что ему показалось, будто бы у нас с ним тут дружеская молчанка, пока Бекка переодевается в номере. Я же просто не знала, что вообще можно было сказать Олафу, и не выбесить его при этом.

— Я стараюсь молчать, если мне нечего сказать.

— Это восхитительное качество как для мужчины, так и для женщины.

Раньше он бы сказал только про женщин.

— Согласна. — Ответила я, и решила спросить. — Ты в курсе, что произошло с Питером, или мне надо посвятить тебя в детали?

— Портье сказал, что он напал на женщину, и она пырнула его в ответ в рамках самозащиты. — Сказал он равнодушно, с пустым лицом и таким же голосом — ничего, как будто его вообще здесь не было. Я вдруг осознала, что его энергия была абсолютно такой же, как и до обращения. Я должна была ощутить его зверя с какими-то новыми оттенками энергии, но ничего не почувствовала. Он укрывался щитами очень плотно, почти совершенно. Большинство ликантропов никогда не преуспевают в этом деле до такой степени, а ведь его не было всего пару лет. Это впечатляло, но я не была уверена в том, что не задену его, если озвучу свои мысли, так что решила сосредоточиться на теме, которая задевала меня.

— Он ни на кого не нападал. Он увел ее оттуда и постарался сделать так, чтобы она не пострадала. Ее же мотивы были несколько иными.

— Почему он увел ее силой?

Я не хотела вдаваться в детали, но Олаф был единственным человеком помимо Донны, которому мы с Эдуардом солгали о наших отношениях. Для Донны мы это сделали потому, что она не поверила бы правде. Для Олафа — потому что если бы я была девушкой Эдуарда, для Олафа это было бы более весомым аргументом, чем мои угрозы. Эдуард обозначил меня, как свою территорию — никаких пересечений границ, никаких Олафов. Там коснулся руки, тут обнял, здесь прижал. Некоторые из этих представлений были разыграны в присутствии полиции, что конечно же не помогло сохранить нашу репутацию в их глазах, но с точки зрения Эдуарда это было сопутствующим ущербом, стоящим того, чтобы держать Олафа на расстоянии. Я тогда согласилась, но теперь мне надо было рассказать ему правду или типа того.