Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его

— Осторожнее, увальни, не уроните! — кричал кузнец, каким-то чудом поспевавший за передвижением братьев. — Не дай Змей, с их голов хоть волос упадёт, всех перешибу!

— Не изволь беспокоиться, курчавый!

— Донесём в лучшем виде!

— Нешто не понимаем, ты даёшь!

Редкие выкрики удавалось различить в растревоженном улье ликующей толпы.

— Давайте уж, хватит их кружить, ставьте на ступени! — крик кузнеца то отдалялся, то приближался, Мечислав оторвался от счастливого созерцания неба, оглянулся и весело расхохотался.

Оказывается, его кружили по площади перед теремом. Каждый хотел поучаствовать, чтобы хвастать потом детям и внукам: был, держал…

— Кому говорю, поставьте князей на место!

Толпа нехотя передала братьев в сторону терема и бережно поставила на ноги в самых воротах.

Мечислав подмигнул Тверду, весело поправил ремень, подтянул порты, что чуть не стащили и не разорвали на память, осмотрелся. Увидел притулённую к открытой воротине бочку. Вскочил на неё, чтобы видеть всех. Толпа ахнула.

— Ну, что, кряжичи? Дома мы с братом, дома!

Толпа грянула единой глоткой и смолкла, ожидая продолжения.

— Да, только не узнаю родного двора. Что же не так, кто скажет?

— Дык, вырос ты, князь. Терем-то ниже и кажется…

— Вырос просто, князь.

— Терем тот же.

— Змеем клянёмся, всё так же.

— Терем я узнаю. Чуть ниже стал, потемнел, но — мой терем, наш. Верно, Тверд?

— Верно, брат. Наш терем.

— А что не так-то, а, боярин? Почему не то это место, откуда нас Четвертак выгнал, а? Не знаешь?

Толпа взволновано загудела, просила сказать, что не так, да они тут же всё исправят, весь терем разнесут и снова построят, лишь бы братья остались довольны и правили мудро и справедливо.

***

Твердимир, как понял князь, догадался, хитро подпёр воротину, ждёт.

Толпа чуть затихла, замерла в ожидании. Рты распахнуты, глаза шире ртов, ждут. Это хорошо. Толпа, она силу любит, а если силе чего не по нраву, толпа сама всё сделает, лишь бы сила была довольна. Вот сейчас ему, Мечиславу, что-то не по нраву. А сила он или мимо проходил, толпа ещё не знает, не уверена.

— Дай топор! — крикнул Мечислав толпе. Та повиновалась, в одно мгновение князю передали простой плотницкий топор.

Замахнувшись из всех сил, Мечислав под народный «ах-х-х» вогнал орудие в воротину, обернулся к сотням глаз и, что есть мочи, крикнул:

— Никогда мы, кряжичи, не прятались друг от друга! Ворота и забор нужны нам для защиты от врагов! Посему, указ первый! Деревянные заборы ниже пояса — заменить коваными, ажурными. Плачу из казны! Ворота, пока мир, днём держать открытыми! В своём городе у нас врагов нет! Начать — с этого! — Князь дёрнул топор с такой лёгкостью, словно тот был воткнут в гнилую, а не дубовою рубленую доску. — Четвертаковского!

И начал рубить ворота с таким остервенением, словно колотил самого узурпатора. Успел сделать пять или шесть ударов, его оттеснили со словами, «негоже князю работным делом заниматься», толпа взялась ломать ворота и забор голыми руками. Разгорячённый, Мечислав отошел к ожидающему на ступенях терема брату. Расправил плечи, просунул большие пальцы под ремень:

— Как думаешь, дотемна справятся?

— Думаю, к пиру. Молодец, брат. Таких дел от тебя и ждали.

— Каких?

— Уничтожить следы Четвертака. И с каменными заборами ты хорошо придумал. Война, она каждому своя. Кому враг — беда, а кому и бунт черни — бой смертный.

— Понимаешь. Нет, брат. Второго изгнания я не допущу. Как вспомню, что эти самые люди гнали нас с матерью по Восточной, кидали объедками «в дорожку», да желали путь скатертью, прямо сейчас всех перебил бы, передушил своими руками.

— Отвертись, князь, тебя лицо выдаёт.

— Слёзы, боярин, не говорят, от радости они или от обиды.

— Отвернись-отвернись. Ты смотришь на них как коршун на мышей.

Мечислав поспешно отвернулся, хорошо, никто не заметил, все заняты делом. Твердимир, глядя на разогревшуюся толпу, бросил через плечо:

— Бояре будут недовольны.

— Собери их, поговори, посмотри, кто не предаст нас… сразу. Объясни — каменные стены — от бунта. Остальные пусть будут недовольны. Плевать.

— А ворота?

— Кому нравится, пусть свои фамильные оставит. Если они крепкие.

— А раскрывать днём зачем?

— А ты забыл, как Четвертак нас из терема достал? Дворня створки закрыть не смогла. Вот пусть теперь каждое утро раскрывают и вечером закрывают, чтоб мне спокойнее было — ворота в порядке, не подведут.

Мечислав сделал шаг к двери и резким движением пнул из всех сил. Послышался глухой стук и звук падающего тела.

— Вот так, братец, — сказал князь и, обернувшись, поманил рукой. — Давай посмотрим, кто нас тут подслушивает.

Тело мешало открыть дверь, но ещё не до конца протиснувшись, князь понял — девка из челяди. Совсем соплюха, впрочем, начинает входить в пору. Лежит без сознания, на лбу набухает шишка, нос разбит.

Твердимир протиснулся следом, наклонился, приподнял правое веко, посмотрел на белок закатившегося глаза.

— Ну, ты брат, даёшь! Хорошо — не убил. А то бы ничего не узнали.

Мечислав взял девушку, лёгкую как пёрышко, на руки. Её кисть — тёплая и нежная — легла на его плечо. Отнёс в просторную горницу, положил на лавку.

— Принеси воды.

Брат отлучился, девица, ещё без сознания, тихо застонала. На секунду открыла глаза, посмотрела на князя, счастливо улыбнулась и тихо-тихо, еле слышно, что-то прошептала.

— Чего? — не понял Мечислав.

— Мечислав…

— Я-то? Да, Мечислав. А ты — подслушивала?

— Ждала, — и закрыла глаза.

— Чего?

Пришёл Твердимир с лоханью воды, князь погрузил руку, побрызгал на лицо девушки. Она снова очнулась, посмотрела на него. Теперь тревожно, словно хотела сказать что-то важное.

— Чего ты ждала?

— Тебя.

— Что она говорит?

— Говорит, ждала.

— Ждала… ну вот и дождалась. Надо узнать, зачем ждала, может какая опасность?

Блиц

На десять лет мамка-ключница отпустила Ульку к отцу.

— Беги, доченька, беги. Ты уже совсем взрослая, шутка ли — десять лет. Скоро невестой станешь. Беги, покажись папке, соскучилась, небось. Да и он целыми днями на своей кузне, некогда и повидаться. Беги, доченька.