Змеевы земли: Слово о Мечиславе и брате его

Наплакавшись, нагоревавшись, Вьюга полетела обратно к гнезду и ещё издалека увидела, что натворила своим криком. Одно яйцо уже вскрылось, остальные шевелились, словно птенцы ворочались, устраивались поудобнее, готовясь прорвать кожистую скорлупу, выбраться наружу.

Змеиха камнем рухнула в гнездо, носом откатила лопнувшее яйцо, обернулась вокруг шевелящейся кладки, согревая её дыханием, запела колыбельную. Спите, дети, спите. Не просыпайтесь до срока, это ваша любимая песня. Мелькнуло: если бы не улетела — может и обошлось бы. Оборвала себя на полумысли — нельзя сейчас об этом. Сейчас — успокоить, усыпить, ввести в дрёму. Спите, дети, спите.

Малопомалу детёныши успокоились, засвистели сонно. Спим, мама, спим. Тебе что-то приснилось, но теперь ты успокоилась и всё хорошо. И мы — спим.

Стараясь не волноваться, Вьюга посмотрела на лопнувшее яйцо. Белое крыло уже вылезло наружу и било по скорлупе, не в силах разорвать шершавую поверхность. Тихо, спокойно, ты — не Змей. Ты — родившийся до срока змеёныш. Это не страшно, это бывает, главное — не делать трагедии. Давай помогу, малышка. Ой, и правда малышка. Если бы вызрела — стала бы Змеихой. Сейчас, погоди, не поранься: твои косточки ещё очень слабы.

Вьюга помогла змеёнышу выбраться из скорлупы, вылизала, отрыгнула схваченную в полёте птицу, пережевала, положила перед детёнышем. Ты — не Змеиха, тебе ещё девять лет сидеть в яйце, это моя вина, но, если я буду об этом думать — потеряю остальных. На кладке нельзя думать о плохом. Лучше — вообще ни о чём не думать. О тебе тоже лучше не думать.

Недозмеиха ткнулась в первую в жизни пищу, поклевала, насытилась. Посмотрела в глаза матери, склонила по-птичьи голову, еле заметно кивнула.

Да.

Я — не Змеиха.

Я — змеёныш.

Я не буду мешать тебе вынашивать остальных. Они не виноваты в том, что я не утерпела.

Не виноваты, ответила взглядом Вьюга. Спасибо, дочка.

Я — не дочка. Змеёныши — бесполы. И ещё: нам место не в гнезде, а в логове. Прощай, мама.

Неловко расправив крылья, змеёныш перевалил за край гнезда, и, цепляясь коготками за выступы и трещины, начал спускаться с Горы.

часть четвёртая

Я снова растерян.

Не ожидал.

(Густав Меттлерштадский. «Слово о Мечиславе…»)

Глава первая

Недоумённая армия.

Нет.

Две недоумённые армии стояли друг напротив друга и смотрели на удаляющегося Грома. Чёрные крылья оставляли в снегу глубокие борозды, голова склонилась так низко, что со спины и не видна вовсе. Тяжело опираясь на посох, Змей уходил в сторону реки, не откликаясь ни на крики Мечислава, ни на свист подошедшего к переговорщикам Двубора. Устав кричать, князь повернулся к Дядюшке Хэю, бросил взгляд на мёртвого змеёныша, удивлённо развёл руки.

— Что случилось? Что произошло?

Двубор бесстрастно осмотрел труп, свистнул. От чёрной армии отделились двое, подошли. Молча взяли покойного на руки, понесли в сторону ущелья.

— Отец нарушил завет богов.

— Завет? Какой?

— Нельзя бить переговорщика, — вместо Двубора ответил Дядюшка Хэй.

— И что?

— И ещё он убил змеёныша.

Двубор замолчал, словно этим всё сказано. Мечислав непонимающе покрутил головой, взгляд остановился на воеводе.

— Тихомир, ты что-нибудь понял?

— «Отец не прощает смерти своих детей!» Разве не понятно?

— И что? Он теперь сам себя накажет? — князь ещё не договорил, но уже пожалел о своей глупой, неуместной шутке.

Двубор словно и не понял, что кто-то шутил.

— Накажет. Уже наказал.

— Как?

— Не знаю.

Мечислав беспомощно посмотрел в небо, увидел силуэт Змеихи, летящей куда-то в сторону от гнезда, бросил взгляд на своё войско, замершее в ожидании приказа.

— А вы?

Двубор пожал плечами:

— Что — мы?

— Ну… война.

— Отец убил первенца, Отец отказался от войны. Мы живём лишь во имя Отца. Если он решил отдать нас твоей орде, так тому и быть.

— И они, — Мечислав ткнул пальцем в змеёнышей, — тебя послушают?

— Теперь я — старший. Говорите, что нужно сделать.

Повинуясь свисту Двубора, чёрное войско встало на колени. Выпорхнувшие из рукавов клинки воткнулись в снежный наст, чёрные головы с белыми лицами склонились перед противником. Последним на колени встал Двубор.

Хинаец подошёл к сотнику, сложил руки на груди.

— Это не победа. — Положил руку на плечо Двубора, обернулся к князю, — Мечислав, это же — не победа?

— Да какое там! Что нам теперь, ходить и рубить всем головы? Это вообще какой-то… позор, что ли.

— Значит, рубить не будем, — заключил Дядюшка Хэй. — Вставай, Двубор. И поднимай своё племя. Драки не будет.

Хинаец повернулся к своим, подозвал сотников, раздал приказания.

— Мечислав обещал, что мы первые войдём логово. Мечислав выполнит обещание?

— А что мне остаётся? Идите. Только я всё равно ничего не понимаю. Мне что, теперь, всех по домам распускать?

— Да уж… это — как с девки снять, — буркнул невесть как оказавшийся за спиной Ёрш. — Так у ребят на войну вся охотка отпадёт.

Тихомир пожал плечами, почесал бороду.

— Уплати им втрое.

— Где ж я столько возьму? Они собирались Змеевы пещеры грабить.

Двубор оглянулся на однорукого, сказал:

— Всё, что есть в пещерах — ваше. И товар, и серебро. Нам ничего этого не нужно. Если надо, я проведу.

Ёрш развёл руки, посмотрел на Мечислава. Князь беспомощно покачал головой: впервые он не знал, как поступить.

— Тихомир, что делать?

— Что ты как баба? — неожиданно вспылил воевода. — «Что делать, что делать»? Двубор, командуй змеёнышей в логово и веди нас в пещеру. Дядюшка Хэй — иди по своим делам, чего ты там задумал. Плату за поход мы выдадим. Мечислав, скажи войскам — пусть запрут выход в долину.

— Мы драться не будем, — сказал Двубор.

— Вижу. Это, чтобы войско не расслаблялось. Нам сейчас только этого для полного счастья не хватает.