Змеи и лестницы

Плевать.

Людской поток плавно огибает их, ни на секунду не задерживаясь: никому нет дела до сладкой парочки, она отнюдь не эксклюзивна. На любом из рейсов, вылетающих в ближайший час, найдутся те, кто искренне любит друг друга и по каким-то причинам вынужден расстаться. Дай бог, чтобы эти причины не были столь серьезными, как та, что заставила Айди срочно лететь в Гонконг. Скорее по выработанной годами службы привычке, чем преследуя какую-то цель, Миша осматривает зал отлета.

Ничего подозрительного.

Но что-то мешает ей полностью раствориться в горько-сладком прощании с Айди. Чей-то настороженный взгляд. Он принадлежит человеку, которого Миша никогда не видела прежде. Серый неброский костюм, смуглое лицо. Скорее всего – турок или немного опереточный албанец, – из тех албанцев, что время от времени заметает на наркотиках дружественный Мишиному подразделению отдел.

– Что-то не так? – Ящерица всегда отличался чуткостью.

– Пока не знаю.

– Не пугай меня.

Она и сама не успела испугаться как следует: опереточный албанец исчез так же внезапно, как и появился, он как будто растворился в воздухе. А, может, его не было совсем, и не было этого пристального взгляда: всему виной общая нервозность последних минут. Миша слишком беспокоится о своем возлюбленном, оттого ей и мерещатся всякие страхи.

– Все в порядке. Позвони мне, как только приземлишься.

– Обязательно. Береги себя.

– И ты береги.

Еще один – прощальный поцелуй – и Айди скрывается в толпе, проходящей предполетный досмотр. Миша едва не плачет – никогда еще (даже в детстве, даже в отрочестве, в «Пальменгартене», брошенная Ящерицей) она не чувствовала себя такой одинокой. Это ненадолго, уговаривает она себя. Главное, что мужчина ее жизни скоро будет в безопасности. А остальное зависит от нее. Ей предстоят дни и недели напряженной работы, а главным призом будет возвращение Айди. Миша и раньше слыла трудоголиком, но теперь и вовсе будет работать на износ. Правда, для того, чтобы войти в привычную колею, ей потребуются определенные усилия. Слишком необычным было то, что произошло с ней за последние несколько дней. Слишком волнующим. Впервые в жизни она потеряла контроль над собой, впервые отдалась чувству целиком, – и нисколько об этом не жалеет.

Нисколько.

Перед выездом с парковки Миша снова замечает албанца. Он сидит за рулем старенького восточногерманского «Трабанта», неужели эти авто еще на ходу? «Трабанту» никак не меньше тридцати, сам албанец лет на семь старше своей кургузой машиненки; оторванный от толпы в аэропорту, от их с Айди публичного прощания, он выглядит вполне миролюбиво. Наверное, провожал кого-нибудь из близких родственников. Или даже любимую девушку. Она покинула Франкфурт с билетом в один конец, расставание было болезненным – как тут не расстроиться, наблюдая за чужими поцелуями? Вот и объяснение пристального взгляда.

То, что никакому объяснению не поддается: Миша понятия не имеет, как называется фармацевтическая компания, в которой работает Айди. За то время, что они провели вместе, полицейский комиссар не удосужилась даже поинтересоваться этим. Кажется, Вернер Лоденбах курирует лабораторные исследования новых препаратов – вот и все, что ей стало известно.

Впрочем, особой настороженности у Миши это не вызывает: она ведет себя ровно так, как вела себя в отрочестве, когда ждала писем от Айди, а потом – его появления на площади у Центрального вокзала. Придумывает своему бой-френду оправдания – одно убедительнее другого. Ящерица был слишком погружен в их отношения, слишком взволнован происходящим. Сам того не ведая, он стал важным свидетелем, оказался в эпицентре настоящей криминальной драмы, – у унылой фармацевтической компании просто не было времени и места, чтобы возникнуть. Сомнения Миши (если они и оставались) развеивает его звонок из Гонконга: он на месте, и все – абсолютно все! – в полном порядке.

– Будь осторожна! – взывает Айди с другого конца света.

– Пока нет никакого повода для беспокойства.

– Я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

– Держи меня в курсе и звони при первой же возможности.

Еще на пути в аэропорт они договорились именно о таком способе связи – мобильный телефон. Электронные письма – не слишком надежная вещь, так считает Миша: ненадежно все, что связано с компьютерами. Их легко взломать и легко вытащить на поверхность информацию, которая казалась уничтоженной навсегда. Для умельцев такая работа – пара пустяков, некоторые из них работают в соседних с Мишей кабинетах. Преимущество же сим-карты, купленной Айди в Гонконге по прилету, состоит в том, что определить по ней владельца невозможно. Неизвестному абоненту Миша будет звонить ежедневно, в удобное для обоих время.

– Держи меня в курсе, – говорит напоследок Айди. – И будь осторожна.

…Их обоюдные опасения оказываются сильно преувеличенными. И, вообще, происходит нечто, не совсем запланированное. На дверях помещения, что прежде занимал «Донер Кебаб», висит замок: с недавних пор оно сдается в аренду. И все попытки Миши разыскать прошлых владельцев ни к чему не приводят. Равно как и попытки углубиться в жизнь потайной комнаты в казино: похоже, ее просто не существует. Но самые большие неприятности связаны с несколькими фигурантами дела. Теми, чьи контакты с Шоллем доказаны документально. Двое из них уже были в разработке, к третьему – бывшему спортсмену – Миша только присматривалась. Своими предварительными выводами она не делилась ни с кем из сослуживцев, – лишь с Айди. Как могло произойти, что все трое оказались мертвы? На первый взгляд, ничего криминального – самый банальные несчастные случаи: одно дорожно-транспортное происшествие и один сердечный приступ. С экс-чемпионом по стендовой стрельбе Гвидо Россетти дело обстоит несколько сложнее.

Исчезнув на неделю, Россетти нашелся в одном из заброшенных контейнеров на складе продовольственных товаров в гавани Хохсгхафен. Среди мешков с рисом – они давно прохудились, рис высыпался и занял все свободное пространство; им оказался забит даже рот бывшего стрелка, зрелище довольно впечатляющее. Каким образом Гвидо попал на отдаленный склад – неизвестно: машина, которая значится в собственности Россетти (новенький пижонский «Шевроле-Корветт») так и осталась стоять в подземном гараже его дома. Ни на одной из находящихся поблизости от склада камер наблюдения спортсмен зафиксирован не был. Ничего не дал опрос персонала, а также водителей и сопровождающих фур – тех, кого удалось отыскать. Ничего не дал обыск в квартире Россетти: никаких бумаг, кроме счетов и банковских выписок, аккуратно собранных в пронумерованные папки. В отдельной папке хранилось все, что касается бытовой техники: паспорта и инструкции по эксплуатации. Стиральная и кофе– машины, микроволновка, пароварка, кухонный комбайн, два телевизора, два телефона, музыкальный центр 2001 года выпуска, компьютер «MacBook Air». Вся техника оказалась на своих местах, – вся, включая шейкер и блендер. Из телефонов нашелся лишь один – отслуживший свой срок «Сони Эриксcон», а вот ноутбук бесследно исчез. Единственное, что осталось от него, – шнур питания: аккуратно сложенный, он лежал в верхнем ящике стола.

Этот шнур чрезвычайно беспокоил Мишу. Кто вынес мак из квартиры – сам Россетти или кто-то другой? От дома стрелка до Хохсгхафена не меньше получаса езды – почему он не воспользовался собственной машиной? Или Россетти не планировал оказаться там, где в результате оказался, а просто вышел в соседний бар выпить кружку пива?

Россетти не из тех, кто заливает в глотку пиво. Он ведет трезвый образ жизни – об этом Мише сообщила его соседка, фрау Дурстхофф. Раз в две недели, за небольшую плату, она убиралась в его доме, – кому, как не ей, знать о привычках стрелка?

– Гвидо – прекрасный человек, – заявила она Мише. – Вежливый и предупредительный. И ценит порядок.

– А… кто-нибудь заглядывал к нему?

– Говорю вам, порядок для него – превыше всего. Девок он не водил.

– Может быть, приятели забегали на огонек? Навещали родственники? Вы никого не видели?

– Насчет родственников скажу так: был он один на всем свете. Один-одинешенек.

Миша и чопорная фрау стояли у стены, густо увешанной фотографиями. Четыре десятка снимков одинакового размера и в одинаковых рамках, все вместе они образуют правильный четырехугольник – это ли не иллюстрация маниакальной приверженности Гвидо к порядку? Тренировки, соревнования, награждения, – Россетти окружают только и исключительно мужчины. Немногочисленные девушки на снимках, скорее, досадное недоразумение или часть ритуала. В лучшем случае они держат перед собой небольшие подносы с медалями, иногда – цветы. Цветы предназначаются тем, кто стоит на пьедестале, Гвидо Россетти здесь – величина постоянная. Переменными являются все остальные, среди них – Готфрид Шолль и… NN.

Миша давно заприметила сладкую парочку, хотя они и разведены в пространстве: фотография с Шоллем – вторая в верхнем ряду, фотография с NN — восьмая в нижнем. По снимкам сложно понять, какие отношения связывают всех троих. Дистанция между ними – не короче, чем между Гвидо и цветами, Гвидо и кубками, свое личное пространство он блюдет свято.

– Вот он, – старуха тычет пальцем в Шолля.

Это – тот самый ответ, который надеялась получить Миша. Вернее, часть ответа. Если бы фрау Дурстхофф признала бы и еще и NN!..