Змеиные боги

– Ожидайте, сударь, сейчас я осмотрюсь здесь как следует и выйдем.

Голосить от этого сударь не прекратил. На третьем кошачьим проклятии люк со скрипом открылся. Быстро и резко, чуть не слетел с петель. Не нужно было думать, чтобы понять кто приложил к нему богатырскую силушку. В темноту просунулась короткостриженая голова Славика и бесхитростно улыбнулась:

– Вот те на, а если б я домой не заскочил? Искали бы Катю долго и старательно.

– С чего бы? Люк вверх легко идет, он, конечно, тяжелый, но я бы вытянула.

Тот хмыкнул, повис на руках и качнувшись, спрыгнул на пол. Тут же матюкнулся и похромал к ней. Вот уж где видано, сила есть ума не надо. Смоль готова была поклясться, что услышала хруст его коленных чашек.

– Девочка, тебя кто-то бережно на крючок прикрыл. Подшутить, наверное, вздумал.

– Тут и думать долго не надо кто.

Он понимающе кивнул, подходя, нагло отодвинул её бедром от стеллажа и склонился над исследуемыми трехлитровыми банками. С каждым мгновением его голос все больше проникался нежностью, казалось он вот-вот растрогается и пустит скупую слезу.

– А это у нас что за радость? Смоль, ты наша спасительница, смотри, настоечки, самогоночка.

Интерес Кати к банкам тут же схлынул, фыркая, она зашагала обратно к солянкам и маринованным грибам, указывая на них с такой гордостью, с которой матерь показывает своё сверх меры умное дитя.

– Ты не на те полки смотришь, Слава.

– Обожаю я твою серьезность. Мне же больше достанется.

Он даже не оборачивается, с довольным пыхтением подхватывает светло-розовую трешку, которую Смоль приняла за вишневый компот, а по пути к люку загребает её второй рукой в объятия, вжимая носом в широкую грудь. Воздух перекрыло сразу, а парень звонко начмокивал её макушку, заканчивая гнусное дело, которое не завершил на улице ветер. Теперь абсолютно точно на голове у Смоль будет гнездо, расческа справится с ним нескоро. Возмущения звучали гнусаво, но очень искренне. Упираясь в плечи Елизарова, она попыталась оттолкнуть растроганную громаду мышц от себя.

– Вандал! Слава, дышать не могу!

Не известно, что произошло бы раньше: отпустил ее Вячеслав или она потеряла сознание от недостатка кислорода, но наверху зазвучал голос, заставивший его с блаженным вздохом разжать руку и начать подниматься по лестнице. На них выглядывали два лица. Одно Смоль с радостью б вовек не видела.

– Посмотри, Бестужев, она тебе уже изменяет. Стоило на день из виду упустить.

Саша проигнорировал, смерил Катю задумчивым взглядом и, подождав, пока Славик выскочит из люка, наклонился к ней:

– Погреб нашли? Молодцы. Давай руку.

Глава 6

К концу недели задание, которое казалось Катерине совсем несложным, начало напоминать трудновыполнимый квест. На каждом шагу встречались препятствия. Сначала их пребыванию в Козьих кочах воспротивилась погода – ветер рвал одежду и метал волосы в глаза. Впервые Смоль позавидовала толстым длинным косам деревенских красавиц – тугие, локон к локону, они не давали ни единого шанса местным ураганам их запутать. Она же потеряла свою четвертую резинку, осталась последняя – Катя бережно носила её на запястье, на случай, когда та действительно потребуется.

Этот злой колючий ветер согнал к одинокой деревне все тучи, которые блуждали у Уральских гор. Дождь хлестал немилосердно, лупил большими крупными каплями по отсыревшей крыше и окнам, мешал спать, думать, работать. Как бы смешно ни звучало, но про зонт не подумала даже Смоль. Её хлипкий городской дождевик не выдержал противостояния с шиповником, в который упала девушка, не удержавшись на скользкой от грязи дорожке.

Иногда непогода отступала – из-за туч выглядывало холодное, слабо греющее солнце. Но стоило студентам одеться полегче и выйти, прижимая к себе блокноты с заметками, оно трусливо ныряло за тучу. Где-то вдалеке многообещающе грохотал гром. Катя не любила грозы, не любила зловещие вспышки и разрывающий перепонки звук. В одинокой деревянной избе, стоящей на отшибе деревни у густого леса, в голову, как коварные крысы, лезли мысли: вдруг попадет шальная молния? Вдруг уронит ветром крышу? О существовании громоотводов здесь не знали, деревенские просто переносили работу на другую пору, а это уделяли совместным посиделкам за широким столом или на печи.

Бестужев начал нервничать на третий день простоя – на руках у них были лишь Краткие записки Смоль, из которых тему для истории полноценно не вытянуть. Славик бессовестно флиртовал с селянскими девчонками, а работу откладывал на потом, Надя и Павел «тяжело адаптировались». Сейчас они оставались ни с чем. Наличие моровых изб или курганов в такую погоду проверить невозможно – залило безопасные тропинки на болотах, поднялась стоячая, пропахшая сыростью и гнилью вода. В лес они зайти тоже не решались – дорожки размыло дождем, толстые сосновые кроны не пропускали и без того скудный свет. Первым в непогоду зашагал Бестужев, вернулся лишь через несколько часов, обдавая дождевой водой, сбрасывая с себя прилипшую одежду. Смоль почти поверила, что умерла и заново воскресла, когда подтянутый красавец в одних боксерах нырнул к ней на печь и лениво растянулся на коленях. На диктофоне щелкнула и пошла запись, скрипучий голос старика рассказывал о чудях здешнего болота. А глаза Саши горели воодушевлением.

Непогода связывала селянам руки, но развязывала языки. Под потрескивающие в печи поленья и шорох огня они говорили низкими, чарующими голосами. Припоминали детали, рисовали перед воображением настоящие картины. Под рокочущие раскаты грома перед глазами студентов оживали истории из жизни древних. На следующий день под косые струи дождя выбегали трое – рядом с Бестужевым бежал Елизаров, за ними, прячась от ветра неслась Смоль.

Хохоча во все горло и поскальзываясь, они поднимали брызги дождевой воды из мутных луж, увязали в грязи размытой дороги. Ветер бросал в лицо ледяные капли, над головой белыми молниями разрывался мир, небо расходилось яркими трещинами. А они смеялись, словно сумасшедшие. Опьяненные мощью стихии, восхищенные, они задорно стучали зубами от пробирающего холода, разбивая покрасневшие костяшки о дверные косяки. И двери открывались. Люди снисходительно и простодушно посмеивались их детскому восторгу, кутали в пледы и усаживали на печь, помогали просушить одежду.

Так она и попала в чуть покосившуюся избу Софьи. Эта женщина в Козьих кочах проживала свой девятый десяток. Седые волосы толстой косой доставали до пояса, широкий нос с горбинкой и бельмо на левом глазу делали её образ зловещим. Почти колдовским. Но когда та увидела промокшую и абсолютно счастливую Смоль на пороге, широкая теплая улыбка с небольшой щербинкой между передними зубами изменила её образ, разукрасила.

Старушка распахнула свои двери не задумываясь. Угостила самым вкусным в жизни Смоль липовым чаем, а узнав, что именно хочет узнать студентка: хитро затянула её в собственную работу. Не скрываясь на столе гордым господином, стоял диктофон, бабка Софья, добросовестно выполняя их сделку, говорила неспеша, но невероятно складно, упираясь локтями в столешницу и склоняя к нему голову. Было видно, что рассказывать ей нравится, в здоровом глазу плясали шаловливые бесята, пока та морщила нос, припоминая детали. А Смоль сидела, глупо открыв рот, сучила восковые свечи и восхищенно выдыхала.

За первые свечки ей стало неловко. Она долго и озадаченно смотрела на толстые, словно бочки, неказистые кусочки с торчащим из воска фитилем. Но Софья с коротким смешком поставила их на противень у окна – к своим, аккуратным и ровным. Застывать. Через пару «бочков» она приловчилась, мягкий подтопленный пчелиный воск из миски ложился на натянутый между двумя толстыми дощечками фитиль ровно и гладко. Громко щелкали ножницы, обрезая готовые свечи. И натягивался новый фитиль. Армия свечек у окошка росла, рассказ лился мягким журчанием ручья:

«В древние времена, когда мир был ещё молод, а прадеды наших прадедов бегали малыми детьми по этой земле, в местах этих хозяйствовали древние змеиные боги. Тело одного из них и стало Уральскими горами. Был он жаден до богатств и славы, желал он преклонения пред собою каждого живого существа. И тогда Великий полоз решил опутать собою всю землю, чтобы мощь его смог увидеть каждый. Однако, на пути своем, он уткнулся в Северный Ледовитый океан и заледенел. Тело его превратилось в горные хребты, мощь его обратилась золотыми жилами, а потомки его научились жить среди людей. Сколько отмеряно жизни каждому змеиному королю мне неведомо, но мать моя видела того самого, что живет и ныне. Странный народ эти короли, но сильный. И настолько глубока его сила, что ни одна из существующих ныне змей не может дать великому полозу потомства. Вот и вынужден он каждый год отправлять сватов к человеческим невестам – заползут змейки за порог и оставят дар – золотое колечко с самоцветами. А возьмет девка по глупости или алчности, обратного пути уже не будет, придется в змеиное царство невестой идти. Ох и много ж молодух перевел у нас царь, плакали они, наряжались в белые сарафаны, шли на погибель. Отчего ж он каждый год новую искал? Может чахнут под землею и мрут, словно бабочки без света, а может сына родить не выходит, и он своею дланью их жизнь прекращает? Верно я говорю, странный змей… Что-то чует он в людских сердцах, на что-то опирается. Иной раз встретишь его в лесу или у болот, голову низенько согнешь, а он стоит, молчит, усмехается. Кому-то жилу золотую покажет, расскажет о россыпи драгоценных камней, что найти в подгорье можно. А кто-то из леса уже не воротится, есть у него невеста иль нет, мужчина или женщина. Да, девка, суров он, но справедлив. А жестокость его страшнее мук ада. Не знает он человеческой боли, не принимает и не понимает, оттого мы ему что игрушки. Покажи гнилое нутро и он уничтожит, по лоскутку искромсает и с досадой заигравшегося ребенка выкинет.»