Змеиный бог

ПАФ-ф-ф!

Из зарослей вдруг хлестнул выстрел, и продырявил воду, не причинив ни стрелку, ни медузе-аллигатору никакого вреда… но натолкнувший слингера на ценную мысль.

Он выпрямился во весь рост, держа божка в вытянутой левой руке…

ПАФ-ф-ф! Снова мимо.

Стрелок размахнулся и швырнул его в неподвижную реку.

ПЛЮХ! Казалось, темные воды распахнулись навстречу падающему истукану. Беззубые студнеподобные челюсти показались на поверхности — и чудище выпрыгнуло из реки едва не в полный рост, поглотив керамического идола, а с ним — и ценный «ключ», за которым и Пако, и индеец будут охотиться, рискуя жизнью. На это, по крайней мере, слингер мог рассчитывать.

ПЛЮХ! С-С-С! Двадцатифутовый аллигатор из студня повалился обратно в реку как тяжелое бревно, и та едва не вышла из берегов. В воздухе запахло йодом и электричеством.

Пепел успел развернуть плавучий дом носом по течению… и сорвал пружину, заставив маленький корабль нестись вперед с избыточной скоростью, почти не слушаясь руля.

Он вылетел на берег почти там же, откуда недавно угнал эту плавучую машину. «Механическое каноэ» вспахало носом землю и проехало вглубь берега на добрый десяток футов, выбросив стрелка на поляну, густо усыпанную пожелтевшими листьями.

Адаптор показался из воды. Едва существо ступило на листья, оно потянуло их на себя и оделось в них будто огромный хамелеон. Когда этот студенистый аллигатор шел вперед, слингеру казалось, что он невидим, что меняется лишь узор из опавших листьев, мелких веток и хвороста на земле, вздымаясь и опадая, будто на ветру. Пепел хорошо запомнил рассказ пожилого семинола-экотеррориста. Медузы-аллигаторы идеально маскировались на любом грунте, вбирая в верхний слой слизи песок, траву, мелкие ветки, семена цветов и растений. Именно за это защитники природы так любили адапторов. Куда ни привези такую медузу — везде местность будет затянута зеленым плющом, везде распустятся лилии и эпифиты, и даже прозрачная горная река станет темной и спокойной, как неподвижное зеркало. Медуза-адаптор не приспосабливалась к экологическим условиям — она изменяла экологию под себя.

Запах йода был ошеломителен. Единственная видимая часть чудовища, его ядовито-зеленые глаза, пряталась внутри прозрачной головы чудовища и не стояла на месте. Глаза адаптора как будто немного плавали, изменяя форму.

Треснуло электричество, и в воздухе резко запахло озоном. Пепел вдруг понял, для чего в шалаш была вплетена проволока. «Выходит, индеец не виноват», — подумал он. Что ж, отступать было уже поздно.

Медуза-аллигатор бесшумно двинулась навстречу слингеру — словно тень скользнула по ковру из листьев, изменяя пространство. Божок гудел и бился у нее в брюхе, отчего весь ходячий студень вибрировал, подергивался и электризовался с завидной скоростью.

ПАФ-ф! ПАФ-ф!

Зеленые глаза адаптора лопнули один за другим. Снова хлопнул электрический разряд. Чудище распахнуло желатиновую пасть…

Бронзовая тень метнулась мимо слингера. Ревущий Буйвол с разбегу прыгнул в пасть колышущейся горе прозрачного студня и пополз вперед, вперед — его можно было видеть сквозь прозрачные стенки брюха медузы-аллигатора.

Цк! Цк! Одна алая струйка за другой выстреливала из кожи Буйвола, подкрашивая внутренние сосуды и капилляры адаптора в алый цвет. Так медуза поедала свою пищу — высасывая и растворяя ее. Но Буйвол полз и полз, пробираясь дальше и дальше. Он замер с вытянутой рукой — мутная фигура в прозрачном брюхе, окруженная ростками и капиллярами алой крови. Раскрытые пальцы индейца застыли в паре-тройке дюймов от заветной керамической коробочки.

На поляну вышел Пако, ухмыляющийся и довольный собой. В руках его дымилась телескопическая винтовка.

— Ну что, слингер? — спросил он. — Спасаем кукарачу, или сами пойдем?

— Вырезаем, — сказал Пепел. Он протянул левую руку. — Давай нож. Я знаю, он у тебя. Я не нашел его.

В тех местах, где прозрачные щупальца-рты жадно впечатались в кожу Буйвола, остались густые красные ожоги, но в остальном индеец был невредим, просто без сознания.

— Откуда ты знал, что она сдуется, когда добычу словит? — спросил Пако.

— Это же медуза, — ответил Пепел. — Парализует добычу, и давай сосать. Никаких мозгов.

Он вспорол неподвижному адаптору брюхо и выволок Буйвола на свободу, отцепив каждую присоску-рот от его тела.

Торговец позарился было на идола.

— Нет, этого я оставлю себе, — сказал Пепел, держа нож на изготовку. — Извини. Это армейская штука. Вы попробовали. Вы с такими обращаться не умеете.

Тупой стороной ножа он стукнул по божку будто по ореху и сбросил керамические половинки в опавшие листья. Внутри манка-репеллера не оказалось ничего особенного — ценное кольцо из нулевки да простое медное приспособление, вроде маленького патефона, для извлечения звука при помощи резиновой ножки на самовзводной пружине.

Пепел оставил стеклянный диск себе, а остатки механизма зашвырнул в реку. Черные воды разомкнулись и проглотили, как долгожданный подарок.

«Никаких больше змей, и то хорошо», — подумал слингер. «Никаких Игуан, никаких черных машин. Главное с этими двумя не расслабляться. И держать Кочергу поближе к телу».

Очень жаль, что в ней остался один последний патрон. На двоих его просто не хватило бы.

У его ног медленно приходил в себя индеец.

(1х11) Мертвый кортеж истории

В следующие дни, пока их кавалькада продвигалась всё глубже на юг, Пепел медленно оправлялся от змеиного яда и много думал о змеином боге Гудспринге, что родился в Омахе, штат Небраска, а потом каким-то образом оказался на Юкатане, если верить Пако, и превратился в огромного огнедышащего змея, если верить Буйволу.

Конечно, ни Буйволу, ни Пако слингер верить не мог, отчего рассуждения приходилось вести еще осторожней, чем странствовать по старому тихому Западу.

Сперва они сплавлялись в плавучем доме по горным рекам, потом, когда начались каньоны, и заводной кораблик приказал долго жить, троим путникам пришлось сойти на берег. Но они по-прежнему двигались в сторону Вегаса, поэтому у Пепла оставалось время поразмыслить. Он до сих пор не был уверен, стоит ли ему, достигнув Воронки, продолжать путь дальше. Торговец и Ревущий Буйвол хотели воспользоваться помощью каких-то неизвестных ему сил и отправиться в Лос-Анджелес, а там пересечь границу и добраться до юкатанских джунглей. Стрелок не хотел пока думать ни о Юкатане, ни о джунглях. Слишком много оставалось вопросов.

Допустим, проволока, которой был опутан шалаш, служила для экотеррористов защитой от электрических разрядов медузы-адаптора.

Допустим, Гудспринг был обычным человеком, но искусным мастером, специалистом в науках и мистификациях, создавшим для себя образ ацтекского бога и убедивший индейцев в своем божественном происхождении. Это было бы несложно. Ацтеки часто поклонялись богам в человеческом образе. Кецалькоатль, по отдельным легендам, и был неким белым человеком, чем-то вроде учителя, явившегося племени мешика давным-давно. Император Монтесума, говорили, был воплощением бога солнца Уицилопочтли — по крайней мере, до того момента, как Кортес всадил ему кинжал в спину — либо же опороченный монарх погиб от камня, запущенного из толпы — на этот счет свидетельства мешика и конкистадоров разнятся.

Страх Буйвола по отношению к христианству и христианам тоже был легко объясним: ацтеки боялись христианских миссионеров, называли их «богоедами» и с древних времен до нынешних не ждали от этих людей ничего хорошего. Если Гудспринг, как многие ученые умы, был атеистом, презиравшим церковь, и ненароком обмолвился об этом своим индейцам, те вполне могли неверно истолковать его слова.

Хруп-хруп. У них под ногами который день хрустели оранжевые пески Каньонленда. Местность вокруг была совершенно голой, изломанной, всех оттенков желтого, оранжевого, бурого и красного — под вечер путникам иногда казалось, что они топчут растрескавшуюся почву другого, неземного мира. Ночью у них над головой сияли бриллиантовые россыпи звезд и галактик, но каждому приходилось внимательно смотреть под ноги — там и сям на пути попадались узкие трещины, некоторые из которых, судя по серному запаху, достигали самых глубоких вулканических глубин. Вонь порой стояла такая, что Пепел кутался в шейный платок по самую переносицу, да и Пако закрывал рот рукой, чтобы не надышаться дряни.