Змия в Раю: Роман из русского быта в трех томах

Каково же было ее разочарование, когда в оконном проеме появилась физиономия Феофана, а через мгновение юноша спрыгнул в комнату.

— Ты в своем уме?

— Если я здесь, то виной тому ты сама, — возразил он. — Почему ты больше не приезжаешь в город? Почему твои взгляды и рукопожатия достаются только Сергею?

— Уходи, не хочу тебя слушать, — ответила Зиновия, — если тебя здесь увидят, что подумают твои родители, другие люди?

— Не уйду, — заупрямился Феофан.

Скрестив руки на груди, Зиновия принялась расхаживать из угла в угол, застланные ковром половицы жалобно стонали под гневными шагами жестоких ножек.

— Ты еще тут?

— И останусь тут.

— Тогда хотя бы закрой окно, дурачок.

Феофан послушно исполнил просьбу, и Зиновия села на диван.

— Скажи, ты любишь Сергея? — заговорил он, присев на подоконник.

Она не ответила.

— Ты сердишься?

— Разве непонятно, что ты меня компрометируешь? — спокойно проговорила она. — Что я никогда не прощу тебе твоей сегодняшней выходки? Что с каждой минутой твоего пребывания здесь мой справедливый гнев только усиливается?

Зиновия вдруг отчетливо поняла, что эта партия для нее проиграна. Что она выпустила на волю стихии, которые больше не может держать в узде.

С Феофаном придется расстаться.

— Я не хочу быть чем-то вроде твоего раба, — запинаясь, вымолвил он.

Ее красивые глаза недобро смеялись из-под полуприкрытых век, сквозь шелковистую завесу ресниц.

— Тогда чего ты хочешь? Я поступлю с тобой соответственно. А сейчас оставь меня! — приказала Зиновия, высоко вскидывая царственную голову. — Сию же секунду оставь, не то пожалеешь.

— Я подчиняюсь.

— Открой окно.

Он открыл.

— А теперь спокойной ночи!

Феофан покорился судьбе: он бросил последний взгляд на Зиновию и исчез за окном, которое тотчас захлопнулось. Пока Зиновия наверху облегченно переводила дух, Феофана внизу подхватили крепкие руки.

— Кто здесь? — дрожащим голосом спросил он. — Разбойник?

— Это я.

— Кто?

— Я.

— Сергей?

— Нет, Феофан, не Сергей — но тебя-то кой черт принес сюда в этакую метель?

— Я услышал шум…

— И тогда решил, что Сергей поет нашей красавице тетушке серенады?

— Если ты так ревнуешь Сергея, значит, наверняка любишь. Вот мой совет: накинь на него петлю Гименея, пока Зиновия не заковала его в рабские цепи.

— Вздор!

Наталья шлепнула Феофана и убежала в дом.

21. Аптека Амура

Кто намерен безумие исправить благоразумием, обречен на неудачу. Безумие лечится только безумием.

Хиппель

Перед Рождеством Феофан и оба сына священника приехали домой на каникулы.

Сначала Феофан старался держаться подальше от красивой тетушки, он только тогда отваживался смотреть в ее сторону, когда та была занята другими, но едва их взгляды встречались, сконфуженно отворачивался. Настроение у него было хуже некуда. Феофан отчаянно скучал, и в то же время жаждал услышать доброе слово Зиновии, поймать любезную улыбку на ее алых губах. Единственным утешением для него стала верховая лошадь. Он часами скакал по снегу в метель и ветер, чтобы затем усталым воротиться домой и играть в домино со старенькой двоюродной бабушкой.

В конце концов Зиновия почувствовала к нему сострадание, поэтому однажды утром, едва он вскочил на лошадь, она высунула голову в окно и позвала его. Феофан тотчас же спрыгнул на землю и стрелой взлетел по лестнице. Зиновия, живописно раскинувшаяся на диване в голубом шелковом капоте, приветствовала его улыбкой, не лишенной ехидства.

— Ты простила меня? — спросил он, осыпая поцелуями ее руки.

— И да, и нет, — молвила она. — То есть я больше не сержусь, но я запрещаю тебе всякую фамильярность и, прежде всего, ревность.

— Я согласен на все, — запинаясь, пролепетал Феофан, — только будь снова милостива.

— Первым делом выслушай мои наставления, — продолжала она, — к милостям я пока не готова. Наталья видела тебя в тот вечер, и это скверно, потому что если она не враг мне уже сейчас, то наверняка вскоре им станет. И мне мало того, чтобы впредь ты был осторожен, когда смотришь на меня или со мной говоришь, — ты должен вдобавок самым недвусмысленным образом поухаживать за другой.

— Понимаю.

— Ты начнешь прямо сегодня.

— И кто же та красавица, которую ты выбрала для этой мистификации?

— Алена.

— Эта простоватая сельская девушка?

— Алена очень симпатичная.

— Может быть, но мне она не нравится.

— Об этом я тебя не спрашиваю! — воскликнула Зиновия и метнула на него взгляд, в котором сосредоточилась вся свирепо-сладостная власть женщины. — У тебя в такой ситуации вообще не может быть своего мнения. Я считаю Алену подходящей кандидатурой, и для тебя этого должно быть достаточно. Ты повинуешься или не хочешь?

— Хорошо, я буду за ней ухаживать.

— Ты сейчас же отправишься верхом в дом священника, и не возвращайся ко мне до тех пор, пока не завоюешь хотя бы один поцелуй Алены.

С этими словами она поднялась с дивана и проводила племянника. Она держала его за руку. Озорно пританцовывая, точно ребенок, погладила его лошадь и еще напутственно кивнула ему, когда он выезжал со двора.

«Как же легко управлять мужчинами, — подумала она, неспешно возвращаясь к себе в горницу, — сегодня он еще пылает страстью ко мне, а завтра, глядишь, уже запутается в золотистых силках Алениных волос. Амур, бесспорно, гомеопат, он врачует влюбленность влюбленностью, а безумие — другим безумием».

Феофан поскакал к усадьбе священника не прямой дорогой, а в объезд, через лес. Он и сам, собственно, не мог бы вразумительно объяснить себе, зачем выбрал окольный путь. И еще меньше — почему не въехал, как обычно, прямо во двор, а сначала, подобно коршуну, покружил вокруг церкви и дома и только затем спешился возле хаты церковного певчего и здесь в полуразвалившемся стойле привязал лошадь. Увязая в глубоком снегу, он осторожно, словно проводил военную разведку, двинулся дальше, с усилием открыл садовую калитку и, обогнув амбар, подошел к каменной стене дома. Никто его не видел, кроме старого цепного пса, да и тот лишь приветливо оскалился и завилял хвостом.