Значит, ты жила
Шрифт:
Мой адвокат приблизился ко мне и прошептал:
— Почему вы не сказали мне об этом телефонном звонке?
Только ее не хватало!
Разумеется, она тут же стушевалась, чувствуя себя при этом слегка задетой, но прежде всего униженной.
— Продолжайте, мосье Н'Гуэн.
— Господа разговаривали… Конечно, я не слышал, что говорил мосье Сомме… Мой хозяин отвечал «хорошо», «ладно», «договорились». Потом повесил трубку. Он как будто был удивлен…
Следователь подался вперед, склонившись к письменному столу, словно врач, выслушивающий больного.
— Удивлен, мосье Н'Гуэн?
—
Ли замолчал. Он держался все так же сдержанно, подобно вежливому студенту. Он ждал.
— Не произнес ли ваш хозяин во время этого разговора названия паштета?
— Название чего? — запинаясь, переспросил Ли.
— Паштета… Мосье Сомме утверждает, что спрашивал у своего друга название фирменного паштета, который как будто производят в Анже…
Вьетнамец, похоже, удивился. Он покачал головой.
— Я слышал не все.
— Очень хорошо, благодарю вас, мосье Н'Гуэн. Это все на сегодня.
Ли встал, церемонно поклонился, и следователь проводил его до двери, ведущей в коридор.
Когда он снова сел за свой стол, вид у него был усталый, но удовлетворенный.
— Мосье Сомме, — произнес он официальным тоном, — предпочитаю играть с вами в открытую. Я абсолютно убежден, что вы, застрелив свою жену и своего друга, совершили преднамеренноеубийство, и я собираюсь это доказать!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава VIII
Все это напомнило мне самые страшные мгновенья моего детства, когда наш сосед-пьяница гонялся за мной, размахивая вилами. Я бежал, как сумасшедший, не в силах кричать, с замирающим от ужаса сердцем, не смея оглянуться… Я знал, что бегу быстрее, чем этот пьяный человек; я смутно понимал к тому же, что даже если он меня догонит, он не причинит мне зла, что он понарошку пугает меня, а на самом деле он добрый малый… И тем не менее мой ужас был беспределен. Толкнув деревянную калитку нашего дома, я одним прыжком оказывался возле матери на кухне, где она готовила еду для мужчин. Увидев мое бледное лицо и заострившийся нос, она сразу понимала в чем дело.
— Опять Тейон безобразничает!
Она выходила на порог и, подбоченясь, осыпала бранью этого дурака, который размахивал своими вилами за воротами, не осмеливаясь войти во двор…
Да, чувство, которое я испытывал в настоящий момент, было похоже на тот детский ужас. Только не было больше спасительной калитки… И не было моей матери; в облике пара, поднимающегося от обданной кипятком капусты, ее фигура казалась такой крепкой…
И тогда я повернулся к Сильви. Я был счастлив, что она — женщина. Ее маленькие глазки заглянули в мои глаза. Она почувствовала, она поняла…
Внезапно в ней произошла какая-то перемена.
— Господин следователь!
Я не узнал ее голос, он прозвучал твердо и уверенно.
— Да, мэтр?
— Позволю себе принять к сведению ваши слова…
— То есть?
— Я полагаю, вы выходите за рамки ваших служебных обязанностей, ибо ваши слова являются своего рода угрозой…
Он не мог опомниться от изумления.
Он-то думал, что ее вообще не следует принимать в расчет, а она вдруг стала на дыбы. И я сразу почувствовал себя не таким одиноким. Я больше не был маленьким мальчиком, который, спотыкаясь, со всех ног удирает от пьяной скотины.— Что вы хотите этим сказать, мэтр? Мне кажется, вы сгущаете краски!
— Никоим образом. Просто я воспринимаю ваши слова буквально. В деле, которое вы расследуете, все совершенно ясно. Мосье Сомме, неожиданно вернувшись домой… Я настаиваю на этой формулировке, и вы не можете ее оспаривать! Неожиданно вернувшись домой, как я уже сказала, — застал свою жену в объятиях своего друга да еще в собственной спальне… Он рассвирепел, он выстрелил! Как и при каких обстоятельствах — вот, что вам надлежит установить. А вы стараетесь состряпать дело о преднамеренном убийстве, тогда как в данном случае такое может прийти в голову в последнюю очередь!
— Я стряпаю дело о преднамеренном убийстве, мэтр?
Ледяной тон следователя испортил ей весь эффект.
— Только что вы так и сказали Сомме!
— Я высказал ему свое убеждение в том, что в этом деле не так все ясно, как казалось с первого взгляда. Мне платят, мадмуазель, за убеждения такого рода и за то, чтобы я мог их обосновать!
На этот раз она промолчала.
— Почему Сомме не упомянул о телефонном звонке? Немыслимо, чтобы он о нем забыл!
— И тем не менее речь идет о простой забывчивости с моей стороны, — заверил я.
— Как же получается, что слуга не слышал названия этого так называемого паштета?
Сильви пожала плечами.
— Этот человек — вьетнамец, вероятно, он не обратил внимания на слово, которого не знал. Не забывайте, что у него не было параллельного аппарата. Он сам нам сказал, что во время телефонного разговора занимался своими делами…
— Да, навострив уши, как все слуги! Почему погибший спросил: «В котором часу вы придете?», Сомме?
Теперь я вновь обрел все свое хладнокровие. Выпад Сильви Фуко против судьи восстановил равновесие, что пошло мне на пользу.
— На самом деле он спросил у меня: «В котором часу вы приедете?». Он думал, что я вернусь в тот же день.
— И что вы ему ответили?
— Что я заночую в Анже…
Лешуар легонько погладил свои впалые щеки, словно проверяя, хорошо ли они выбриты.
— А те слова, которые он прошептал, разговаривая сам с собой, после того как повесил трубку: «А мне так не хотелось выходить сегодня!». Вы назначили ему встречу у себя дома, Сомме, я просто чувствую это!
— Нет! Это нелепо: я уезжал…
— Почему же он так сказал?!
Сильви вмешалась и теперь.
— Но мне кажется это совершенно очевидным, господин следователь…
— В самом деле?
— Ну да. Позвонив своему другу, мосье Сомме сообщил о своем отъезде. Это означало для того, что путь свободен и он сможет навестить свою любовницу…
— И он не скрывал досады! — усмехнулся следователь. — Не слишком-то лестно для покойной мадам Сомме!
— Кто вам сказал, что это замечание, произнесенное им вслух, свидетельствует о чувстве досады? Простая констатация факта — то же самое мог бы сказать любой человек при любых обстоятельствах.