Знак четырех. Собака Баскервилей

– Вы можете представить, как взволновали нас с братом слова отца о сокровище. Неделями и месяцами мы перекапывали сад из конца в конец и ничего не находили. Нас сводила с ума мысль, что указание на тайник уже было готово сорваться с его губ, но этому помешала смерть. О размерах пропавшего богатства можно было судить по четкам, которые он нам показал. Относительно этих четок у нас с Бартоломью завязался спор. Жемчужины явно обладали большой ценностью, и ему не хотелось с ними расставаться: говоря между нами, друзья, брат отчасти унаследовал отцовский изъян. К тому же он считал, что, если мы отдадим четки, сплетни навлекут на нас беду. Все, что я смог, – это убедить его узнать адрес мисс Морстен и посылать ей через определенный промежуток времени по одной жемчужине, чтобы она, по крайней мере, не бедствовала.

– Благородная мысль! – горячо вставила наша спутница. – Вы поступили очень великодушно.

Шолто протестующе махнул рукой:

– Мы временно распоряжались вашим имуществом. Именно так я это вижу, хотя Бартоломью не совсем со мной соглашался. У нас самих денег сколько угодно, большего я и не желаю. Кроме того, было бы проявлением дурного вкуса обойтись с молодой леди так низко. «Le mauvais gout mene au crime» [5] . Французы очень изящно выражают подобные мысли. Наши разногласия с братом по этому поводу зашли так далеко, что я счел наилучшим поселиться отдельно от него. Поэтому я и покинул Пондишерри-Лодж, забрав с собой старого слугу-индийца и Уильямса. Однако вчера я узнал, что произошло событие необычайной важности. Сокровища были обнаружены. Я немедленно связался с мисс Морстен, и нам остается только отправиться в Норвуд, чтобы потребовать нашу долю. Вчера вечером я объяснился с братом Бартоломью, так что мы будем визитерами ожидаемыми, хотя и не слишком желанными.

5

«Дурной вкус ведет к преступлению» (фр.).

Мистер Таддеус Шолто умолк, продолжая ерзать на своем роскошном канапе. Мы сохраняли молчание, размышляя над новым оборотом, который приняло это таинственное дело. Холмс первым вскочил на ноги.

– Сэр, от начала до конца вы поступали совершенно правильно, – произнес он. – Возможно, мы сумеем прояснить то, что до сих пор было непонятно, и тем частично вам отплатим. Но, как только что заметила мисс Морстен, уже поздно, и нам лучше приняться за дело не откладывая.

Наш новый знакомец аккуратнейшим образом свернул трубку кальяна и достал из-за занавески очень длинное пальто, отделанное тесьмой, с воротником и манжетами из каракуля. Несмотря на ночную духоту, он плотно застегнулся на все пуговицы и докончил свой наряд кроличьим треухом с висячими ушами, так что на виду осталась только его подвижная и остренькая физиономия.

– Здоровье у меня хрупкое, – заметил он, ведя нас за собой по коридору. – Я вынужден его беречь.

Кэб ожидал нас за оградой, и маршрут, очевидно, был заранее определен, поскольку кучер сразу пустил лошадей с места во весь опор. Таддеус Шолто говорил непрерывно, и грохот колес не мог заглушить его тонкий голос:

– Бартоломью очень умен. Как, по-вашему, он обнаружил, где находится сокровище? Пришел к выводу, что оно внутри дома, вычислил кубатуру здания и промерил все, не пропустив ни единого дюйма. Среди прочего он выяснил, что высота здания составляет семьдесят четыре фута, а если взять отдельно высоту комнат, расположенных одна над другой, сложить и добавить толщину перекрытий, которую он установил, просверлив сквозные отверстия, оказалось, что общая высота не достигает семидесяти футов. Куда-то исчезли четыре фута. Они могли помещаться только на самом верху. Бартоломью пробил отверстие в потолке верхнего этажа, и там, конечно, оказался еще один замурованный чердак, о существовании которого никто и не подозревал. А в центре его стоял ларец, опертый на две балки. Брат стащил его вниз через пробитое отверстие – и дело было сделано. По его подсчетам, стоимость драгоценностей составляет не менее полумиллиона фунтов стерлингов.

Услышав о такой грандиозной сумме, мы широко раскрыли глаза и переглянулись. Если мы сумеем отстоять права мисс Морстен, она превратится из нищей гувернантки в богатейшую наследницу в Англии. Преданного друга обрадовало бы подобное известие, но я, к стыду своему, должен сознаться, что мной овладело себялюбие и сердце словно бы налилось свинцовой тяжестью. Я сбивчиво пробормотал какие-то поздравления и сидел понурившись, с поникшей головой, глухой к болтовне нашего нового знакомца. Он был несомненный ипохондрик, и я, как сквозь сон, слушал бесконечное перечисление симптомов, вопросы про состав и действие бессчетных шарлатанских снадобий, часть которых он носил с собой в кармане в кожаном футлярчике. Надеюсь, что он не запомнил иные из советов, которое я дал в тот вечер. Холмс утверждает, что я предостерегал мистера Шолто о величайшей опасности, грозящей при приеме более двух капель касторового масла, и одновременно рекомендовал ему лошадиные дозы стрихнина в качестве успокоительного средства. Как бы то ни было, я почувствовал явное облегчение, когда наш кэб резко остановился и кучер спрыгнул с козел, чтобы открыть дверцу.

– Вот, мисс Морстен, это и есть Пондишерри-Лодж, – объявил мистер Таддеус Шолто, помогая ей выйти.

Глава V Трагедия в Пондишерри-Лодж

Когда мы достигли последней сцены нашего ночного приключения, было уже около одиннадцати часов. Сырой туман громадного города остался позади, и вечер стоял довольно погожий. С запада дул теплый ветер, и по небу медленно плыли тяжелые тучи, между которыми изредка проглядывал месяц. Было довольно светло, однако Таддеус Шолто снял с кэба один из боковых фонарей, чтобы показывать нам дорогу.

Парк был обнесен очень высокой каменной стеной, усыпанной сверху битым стеклом. Единственным входом служила узкая, окованная железом дверь. В нее наш проводник постучал на манер почтальона.

– Кто там? – послышался изнутри грубый голос.

– Это я, Макмердо. Пора тебе узнавать меня по стуку.

Из-за двери донеслось ворчание, звякнули и заскрежетали ключи. Дверь тяжело повернулась на петлях, и перед нами предстал коренастый широкогрудый человек. Вытянув шею, он недоверчиво впился в нас глазами, в которых отражался желтый свет фонаря.

– Это вы, мистер Таддеус? А кто это с вами? Насчет других хозяин меня не предупреждал.

– Неужто, Макмердо? Вы меня удивляете! Вчера вечером я сообщил брату, что приведу с собой друзей.

– Хозяин сегодня не выходил из комнаты, мистер Таддеус, и не отдавал мне никаких распоряжений. Вам прекрасно известно, что я должен строго следовать правилам. Могу вас впустить, но ваши друзья пусть останутся там, где стоят.

Помеха была непредвиденной. Растерянный Таддеус Шолто беспомощно озирался по сторонам.

– Это нехорошо с вашей стороны, Макмердо! Если я ручаюсь за своих спутников, чего вам еще нужно? К тому же здесь молодая леди. В такой час ей не пристало ждать на проезжей дороге.

– Весьма сожалею, мистер Таддеус, – ответил неумолимый привратник. – Может, гости друзья вам, но не хозяину. Он хорошо мне платит за службу, и я свои обязанности выполняю. С вашими друзьями я не знаком.

– Да нет же, Макмердо, знакомы! – добродушно воскликнул Шерлок Холмс. – Не думаю, что вы меня забыли. Помните боксера-любителя, с которым вы провели три раунда в зале Элисона в вечер вашего бенефиса четыре года тому назад?

– Да неужто это мистер Шерлок Холмс? – гаркнул чемпион. – Господи боже, как же я сразу вас не признал! Вот не стояли бы молчком в стороне, а шагнули бы через порог и нанесли мне ваш встречный в челюсть, я бы тотчас сообразил, кто вы такой есть. Зря вы растратили ваши таланты, зря! Далеко бы пошли, стоило вам только захотеть.

– Вот видите, Ватсон, случись мне оказаться не у дел, передо мной будет открыта еще одна научная стезя, – со смехом отозвался Холмс. – Наш друг, я уверен, больше не заставит нас дрожать от холода на открытом воздухе.

– Входите, сэр, входите вместе с друзьями! – зазывал Макмердо. – Очень сожалею, мистер Таддеус, но приказания мне были отданы самые строгие. Я должен был точно знать, кто ваши друзья, прежде чем их впустить.

За каменной стеной к громадному зданию вела извилистая, усыпанная гравием тропа. Дом, квадратный и скучный, тонул в темноте: только лунный луч освещал один угол и отражался в чердачном окошке. Обширность здания, густой мрак и мертвая тишина вселяли в сердце холодок. Даже Таддеус Шолто казался обеспокоенным: фонарь в его руке раскачивался и дребезжал.