Знак чудовища
Шрифт:
– Деревня, - бросил тан.
– Проклятье! Рон, это горит деревня!
Тан вонзил шпоры в бока вороного, и тот встал на дыбы. Звездочка Рона шарахнулась в сторону и заплясала по грязной обочине.
– Сигмон!
– крикнул алхимик.
– Сигмон!
Но ла Тойя не обратил внимания на его крик. Он был уже далеко отсюда - там, в деревне, где пылали дома. Ворон с места взял в галоп, и комья грязи полетели из-под копыт.
– Вот дерьмо!
– с отчаяньем крикнул Рон.
– Подожди меня! Подожди!
Но Сигмон даже не обернулся. Он снова чуял запах смерти - здесь, в своем доме, который он считал надежным убежищем. Он думал, что все испытания позади. Здесь он хотел найти только тишину и покой. И вот… Тан знал, что это не просто пожар. Это дело рук человеческих,
После ельника, на пригорке, Сигмон осадил коня. Отсюда хорошо был виден холм и деревня у его подножья. Два бревенчатых дома, стоявших у окраины, отчаянно дымили. Дождь намочил крыши, и потому огонь горел внутри. Сизые клубы дыма тяжело выползали из окон и тут же, прибитые моросью, опускались к земле.
Вокруг домов деловито суетились крестьяне, десятка два - не меньше. Кое-кто нырял в дома, вытаскивал добро и бросал тут же - во дворах. Другие таскали ведра от колодца, пытались тушить огонь. Тан никак не мог рассмотреть - горят ли другие дома. Клубы дыма, затянувшие дворы, сбивали с толку, и чудилось, что горит едва ли не вся деревня. Но зато тан сразу заметил, что в сторонке, у плетня, лежат три тела. Мертвые - в этом тан был уверен. На них никто не обращал внимания, никто не сидел рядом, не отпаивал водой… Беда. Пришла беда.
А потом тан увидел дым, выплывший из-за холма - оттуда, где находилось его имение. Его родной дом.
Сигмон отчаянно вскрикнул и возил шпоры в мокрые бока Ворона. Тот взвизгнул совсем как человек, и пустился галопом с пригорка - прямо через поля капусты, напрямую. За холм.
Пригибаясь к гриве вороного, тан до боли в скулах сжимал зубы. Все-таки это случилось. Здесь, в самом сердце мира и спокойствия, в этом укромном уголке, где он рассчитывал обрести покой. Они добрались и сюда. Они нанесли удар в самое сердце Сигмона. Кто - он не знал. У врага не было имени, но сейчас это не беспокоило тана. Он не желал знать их имен, он желал их крови.
Когда впереди показалась старая черепичная крыша имения, Сигмон выхватил из ножен меч. Вороной вихрем промчался вдоль каменного забора, заросшего вьюнком, и вылетел к воротам. Две решетки из кованого железа, служившие створками, давным-давно распахнуты и намертво вросли в землю. Насколько Сигмон помнил - они не закрывались никогда. И даже сейчас они были гостеприимно распахнуты.
Вороной вихрем влетел в распахнутые ворота и помчался к дому прямо сквозь парк, выворачивая из зеленой травы черные комья дерна.
Старое крыльцо с облезлыми колоннами, крашеными под мрамор, осталось таким же, как прежде. На нем семья ла Тойя встречала гостей, с него же провожала в дорогу. Давно, в лучшие времена. А теперь на нем никого не было. Родной дом смотрел на Сигмон темными окнами, пустыми, как глазницы черепа. Никто не встретил его у крыльца - ни друзья, ни враги. Казалось, дом давно заброшен. И только клубы сизого дыма, выползающие из окон левого крыла говорили о том, что здесь кто-то есть.
Сигмон спрыгнул с коня и взбежал по ступеням наверх, к призывно распахнутым дверям. Не останавливаясь, он вбежал в дом, и остановился. Огромный холл ничуть не изменился: высокий потолок, вытертый до ниток ковер, две каменные лестницы ведущие на второй этаж - в правое и левое крыло. В середине холла - фальшивый фонтан, служивший громоздким украшением. Все осталось по-прежнему. Это был тот самый дом, который помнил всю семью ла Тойя. Именно сюда стремился Сигмон. Но теперь, добравшись до дома своей мечты, Сигмон увидел лишь тлен. Запустение. Запах плесени и сырости. Разложения. Дом давно умер. Он ничуть не походил на те радужные воспоминания о родовом гнезде, что Сигмон унес
с собой в дальнюю дорогу.Судорожно сглотнув, тан поднял глаза. Слева, наверху лестницы, виднелась дверь, ведущая в левое крыло. Из нее выползала тоненькая струйка дыма, намекая на то, что внутри что-то горит - пока не сильно, но уверенно. Пожар. Сигмон встряхнулся, сжал рукоять меча и стал подниматься по каменным ступеням.
На площадке он задержался, с опаской заглянув в распахнутые створки. Но перед ним предстал только пустой темный коридор. Многие двери оказались открыты и полосы света резали темноту на куски. В самом конце коридора виднелась дверь, ведущая в библиотеку. Из-под нее и тянулись сизые щупальца дыма.
Сигмон пригнулся и осторожно двинулся вперед, словно по тонкому льду. Оглядываясь по сторонам, он шел медленно, готовясь в любой момент отразить удар. Он чувствовал, что здесь кто-то есть. Кто-то чужой, не имеющий отношения к дому. Тот, кто его поджег.
В середине коридора он остановился - показалось, что из соседней комнаты доносится плач. Сигмон прислушался, подкрался к двери и осторожно заглянул в проем.
Это большая комната служила раньше читальней. Сигмон помнил, что раньше в ней было много столов, шкафов и мягких удобных кресел. Он часто оставался в ней на целый день, перечитывая любимые книги. Но сейчас все это пропало, и комната была вычищена, словно в ней затевался ремонт. Голые стены, голый пол, ободранная обивка стен, вот и все что осталось от былого великолепия. Пустота. И только у самого окна стояла большая кровать с дубовыми спинками, над которой склонилась сгорбленная фигура, замотанная в старое тряпье. Тан взял меч на изготовку, на цыпочках зашел в комнату и вдруг понял, что это просто старуха. Она то и плакала над тем, кто лежал в кровати. Тан выглянул в коридор, не заметил ничего подозрительного и, наконец, решился зайти.
Прежде чем старуха его заметила, он успел пройти до середины комнаты. Услышав его шаги, она обернулась, увидела обнаженный клинок и закричала во весь голос. Тан невольно отступил на шаг, и старуха ловко прошмыгнула мимо него - в коридор. Сигмон бросился было следом, но сразу остановился. Старая карга убежала, ну и пес с ней. Зато остался человек в кровати.
Тан подошел к окну. На серых простынях лежал человек. Старик. Его худое лицо с острым, как отточенное перо, носом, было повернуто к свету, но глаза оставались закрыты. Седые волосы, свалявшиеся, грязные, раскинулись по серой подушке. Он был одет, и даже обут в огромные безразмерные сапоги, изношенные до дыр. Не было только рубахи - вся грудь замотана грубыми бинтами, нарезанными, видно, из простыней. На груди проступило бурое пятно крови размером с суповую тарелку. Оно оставалось влажным - кровь еще шла.
Тан склонился над человеком, пытаясь рассмотреть лицо. Тот, почувствовав движение, пошевелился, открыл глаза и отвернулся от окна. Встретившись взглядом со стариком, тан замер, не зная, что сказать.
– Сигмон, - прошептал старик и только тогда тан его узнал.
Дит Миерс стал управляющим имения ла Тойя еще до рождения Сигмона. Да так им и остался, увидев и рождение наследника, и смерть его родителей. Это был тот самый человек, что заменил Сигмону отца после смерти родителей. Когда молодой тан уезжал, он оставил имение на Миерса - знал, что тот сохранит его в целости и сохранности. Но тогда управляющий, пусть уже не молодой, выглядел розовощеким, крепким стариканом, готовым взять дела в свои руки. А сейчас он походил на собственную тень.
– Дит, - потрясенно прошептал Сигмон, опускаясь на колени.
Сухая старческая рука шевельнулась, и шершавые пальцы коснулись щеки тана.
– Сигмон, - повторил старик, и его бескровные губы тронула улыбка.
– Ты вернулся.
– Что случилось?
– спросил тан, схватив ладонь старика.
– Дит, что тут произошло?
– Зря, - прошептал управляющий.
– Зря вернулся. Они тебя искали.
– Кто?
– крикнул тан, разом вспомнив, зачем он пришел.
– Кто это был?
– Наемники. Приходили в начале осени, искали тебя. Потом ушли. Но вчера вернулись.