Знак Истинного Пути

— Добрый день, Алла Дмитриевна, — обаятельно улыбнулся тот.

— Здравствуй. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Интонация ее ясно давала понять Мальчику, что от него требуется как можно скорее изложить свое дело и оставить госпожу Боброву в покое.

— Алла Дмитриевна, к вам сейчас в комнату заходила супруга Эдика. — Секретарь сделал небольшую паузу, чтобы смысл сказанного дошел до женщины. — И пробыла у вас, как я понял, достаточно долго. Она не сказала, случайно, куда направляется? Мне нужно ее найти, а сотовый телефон у нее недоступен.

Высокомерие на лице Аллы Дмитриевны сменилось удивлением, затем взгляд скользнул в сторону. «Вспоминай, вспоминай, — злорадно подумал Мальчик, — что вы тут такого обсуждали с подругой в последние десять минут».

— Скажи мне, Жора, — задумчиво проговорила наконец Боброва, — а ты не заметил, как долго мы с… с женой Эдуарда разговаривали?

— Точно не могу сказать, Алла Дмитриевна, — отрапортовал секретарь. — По-моему, минут пять-десять. Может быть, восемь. Да, пожалуй, восемь. С другой стороны, может, и семь. Хотя восемь все-таки ближе.

Алла Дмитриевна собиралась сказать что-то резкое, но передумала и пристально взглянула на Жору. Тот стоял перед ней с идиотской улыбкой сержанта, которого только что перед всем строем похвалил генерал.

— Спасибо, Жора. Нет, я не знаю, куда она пошла. В любом случае… спасибо.

Последнее слово много значило для Мальчика Жоры. Продолжая улыбаться, он попрощался и вернулся в кабинет Евгении Генриховны. Приобрести как минимум одного союзника в доме — это очень, очень неплохо, особенно если союзник не кто иной, как Алла Дмитриевна. В том, что она верно оценила его визит, Жора не сомневался.

В то время, как Наташа стояла перед приоткрытой дверью, гадая, чей труп она увидит на кровати, Эдик Гольц решил сделать небольшой перерыв, отпросился с работы на два часа и отправился в магазин выбирать своей жене подарок. Повода для подарка не было, но Эдик собирался его придумать — дарить Наташе всякую ерунду доставляло ему огромное удовольствие. В конце концов, если нашелся человек, который заботится о нем после смерти Элины, то он может и должен отплатить ему тем же. В раздумьях бродя по торговому центру и наблюдая свою бледную физиономию, многократно отраженную в сверкающих витринах, Эдик размышлял о том, как же ему повезло с Наташей. С ее появлением в его жизни такая неловкая, в общем-то, вещь, как постель, превратилась для Эдика в источник удовольствия, и он мог спокойно делать что угодно, не боясь гневного или, еще того хуже, презрительного окрика. С Наташей все было просто. Подумав об этом, Эдик улыбнулся, выбрал подчеркнуто простую и очень дорогую модель часов и пошел оплачивать приобретение.

Ольга Степановна с утра соорудила салат из обжаренной трески (как любит маленький — без лука), сварила бульон с фрикадельками и сообразила, что фрукты на десерт у нее закончились. Можно было бы попросить Мальчика Жору съездить за ними, но Ольга Степановна захотела прогуляться сама, благо хороший магазин находился недалеко. Пока Эдик вдумчиво рассматривал витрины с часами, Ольга Степановна не менее придирчиво изучала содержимое прилавков с фруктами. «Бананы для Тимошеньки… и яблочек можно бы для него взять, только ведь они нехорошие… а Жене виноградику побольше».

Наконец фрукты, необходимые для всего семейства Гольц, были сложены в тележку, и Ольга Степановна предалась более приятному занятию. С такими же чувствами, с какими любящая бабушка выбирает подарок внуку, она подержала в руках мохнатые киви, убедилась, что они незрелые, исследовала чахлый сморщенный авокадо, поморщилась и купила манго. По вкусу — как крыжовник с елкой, но, говорят, полезно. Мальчик хоть и здоровенький, тьфу-тьфу-тьфу, но весной витамины нужны.

Добравшись до дома, Ольга Степановна обнаружила: уходя, она опять забыла закрыть за собой дверь. И обрадовалась, что Евгения Генриховна сегодня весь день на работе, а то задала бы ей жару за такую забывчивость. Женечка, конечно, человек добрый, но если что не по ней — то боже упаси.

Ольга Степановна прислушалась. Тишина. Нет, кажется, никто ее оплошности не заметил. Напевая негромко себе под нос, Ольга Степановна разобрала пакеты с продуктами и обнаружила, что оставила в кармашке сумки желатин.

— Ой, старею я, старею, — сообщила она самой себе, слегка кокетливо поглядывая, как в зеркало, на стеклянную дверцу шкафа с посудой. В ней отражалась моложавая крепкая женщина с аккуратно уложенными седыми волосами и маленькими морщинками вокруг глаз.

Поправив совершенно не выбившуюся прядку, Ольга Степановна надела фартук и пошла в прихожую за желатином. Там никого не было, но у Ольги Степановны появилось ощущение, словно кто-то недавно проходил здесь. Она удивленно огляделась, не понимая, что это значит. То ли слабый запах витал в воздухе, то ли герберы в вазе стояли как-то иначе… Непонятно. Вытащив из сумки пакетик с желатином, Ольга Степановна собиралась вернуться на кухню, но что-то ее остановило. Медленно и как-то неохотно она подошла к тяжелой резной двери в гостиную. Ни голосов, ни каких-либо звуков из-за двери не доносилось, но у Ольги Степановны сложилось четкое впечатление, что ей стоит войти в комнату. Сопротивляясь неожиданно возникшему глупому желанию, она хотела повернуться и пойти обратно в кухню, но дверь притягивала, манила, настойчиво просила открыть ее и заглянуть. Сжимая в руке гладкий бумажный пакетик, Ольга Степановна дотронулась до витой металлической ручки и чуть не отдернула пальцы — ручка оказалась вдруг теплой. Наконец она потянула дверь, та открылась, и Ольга Степановна вошла в гостиную.

Комната была пустой. Собственно, этого и следовало ожидать. Но какое-то неопределимое внутреннее чувство заставило женщину подойти к окну и внимательно осмотреть сад. Никого. Ни старика, ни даже прохожих за оградой не было. Ольга Степановна глубоко вздохнула и повернулась. В ближнем кресле, повернутом к окну, лежала Илона, подвернув ноги под себя, а на шее у нее вздулась багровая полоса с таким синеватым оттенком, какой бывал много лет назад у советских куриц. Эти куриные тушки с неожиданной четкостью встали перед глазами Ольги Степановны, заслонив на секунду лицо девушки с отвалившейся челюстью и высунутым неправдоподобно далеко сиреневым языком.

Мертвая Илона смотрела куда-то на гардины, и Ольга Степановна чуть не обернулась, чтобы посмотреть туда же. Остановило ее что-то, валявшееся на полу у кресла и приковавшее ее взгляд. Пряди черных обстриженных волос Илоны, а на них — ножницы. Ольга Степановна перевела взгляд на труп, заметила криво искромсанные волосы вокруг лица и дико закричала.

Звонок застал Макара, когда он возвращался к машине. Растерянно захлопав себя по карманам, Илюшин тихонько выругался — он думал, что здесь мобильник уже не будет работать, вот и спрятал его черт знает куда. Неизвестный названивал долго и упорно. Наконец Макар нащупал телефон и прижал его к уху.

— Да, я слушаю.

Пауза.

— Господин Илюшин?

— Да, я. С кем я разговариваю?

— Это Евгения Генриховна. Господин Илюшин, мне нужна ваша помощь.

Вот так. Без предисловия, без «как ваше здоровье?». Впрочем, деловая женщина, что с нее взять.

— Чем я могу помочь? — вежливо поинтересовался Макар.

— В моем доме произошло убийство. Два часа назад.

Макар охнул про себя и тут же собрался с мыслями.

— Кого убили? — быстро спросил он.

— Илону, мою помощницу по дому. Ее задушили и оставили тело в гостиной.

Макар тут же вспомнил высокую черноволосую девушку, при встрече зазывно махнувшую было в его сторону тощеватым бедром, но быстро оценившую, что с ним ей ловить нечего. Он еще тогда подумал, что девушке лучше убирать волосы в прическу — они ей явно мешали. Интересно, что голос у Евгении Генриховны почти не изменился — непохоже, что она волнуется. Сильная женщина.

— Вы вызвали милицию, я надеюсь?

— Разумеется. Она сейчас в доме. Излишне объяснять, что я не рассчитываю на профессионализм ее сотрудников. И не думаю, что они раскроют преступление.