Знак Истинного Пути

— А вам нужно, чтобы преступление было раскрыто? — не удержался Макар. И пожалел о своем вопросе — телефон вполне может прослушиваться, даже если госпожа Гольц звонит с сотового. Да и вопрос неумный.

Евгения Генриховна помолчала секунду — Макар услышал в трубке тихий скрип открываемой двери — и негромко, но очень резко сказала:

— Мне нужно, чтобы вы нашли убийцу.

— То есть вы хотите, чтобы я вернулся? — ответил Макар вопросом на вопрос. — Вы хотите, чтобы я прервал выполнение своего задания?

В трубке повисло молчание, на сей раз куда более долгое. В конце концов госпожа Гольц приняла решение:

— Нет, не хочу. Но я прошу вас помочь. В любом случае — вы же детектив.

«А вот это очень по-женски, — усмехнулся Макар. — Действительно, я же детектив. Правда, нахожусь за тысячу километров от места преступления, но все-таки…»

— Евгения Генриховна, — проникновенно сказал он. — Помочь вам я сейчас могу только одним: посоветовать другого хорошего детектива. Все остальные варианты требуют моего присутствия. Если вы хотите, я тотчас развернусь и поеду в Питер. Если нет, то запишите телефон Сергея Бабкина. Он в Москве. Вот все, чем я могу вам помочь. Хочу предупредить: если вы выберете Сергея, то больше не обращайтесь ко мне за помощью в данном вопросе — вмешиваться я не буду. Я занимаюсь тем, чем занимаюсь, и ничем другим. Что вы выбираете?

— Диктуйте телефон, — не раздумывая, ответила Евгения Генриховна. — И будьте любезны, позвоните вашему другу, предупредите его.

Через пять минут, поговорив с Бабкиным, Макар уселся в машину и начал, по выражению Сергея, «морщить извилины». Любопытно, любопытно. Может статься, что убийство вообще не имеет отношения к исчезновению девушки — даже скорее всего, что не имеет, но может быть и наоборот. В любом случае, пока известна только личность убитой. В отличие от той несчастной, которая похоронена под простым деревянным крестом около деревенской церкви. Правда, рассказ батюшки кое-что прояснил, но не все. В частности, самого главного — где Элина Гольц. Но Макар уже был уверен, что дорога Элины закончилась не здесь.

Он завел машину, посмотрел на карту и тронулся с места. Через пять минут в зеркале перед его глазами отражался только позолоченный крест, но скоро исчез и он.

Сидеть в кресле Сергею было неудобно, но он не показывал виду. Он вообще не любил кресла, особенно такие мягкие, предпочитая устраиваться на полу, но позволить себе расположиться на ковре в чужой гостиной не мог. Интересно было наблюдать за реакцией людей, стоящих в комнате, — никто из них не садился. Тело уже увезли, милиция уехала час назад, никого, разумеется, не задержав, и теперь у Сергея была, как выразилась Евгения Генриховна Гольц, полная свобода действий. Возникал один закономерный вопрос — как ей распоряжаться, этой свободой.

Бабкин еще раз оглядел людей в комнате — ему нравилось почему-то называть их персонажами. Итак, персонажи… Три дамочки разного возраста, из которых одна, самая старшая, потихоньку утирает глаза платочком, вторая нервно теребит рыжий локон, а третья, с бледным взволнованным лицом, к чему-то прислушивается. У мамы Бабкина была своя классификация всех особ женского пола, и сейчас он без труда определил видовую принадлежность каждой из присутствующих. Утирающая глаза платочком — безусловно, «хозяюшка». Рыжая бледная кобылка — «стерва рациональная». Маленькая брюнеточка с лохматой гривкой — «замухрышка».

Теперь с мужиками. Евгения Генриховна успела познакомить Сергея со своим сыном, Эдуардом, но сейчас того не было в комнате. Впрочем, даже если бы и был… По своему опыту Бабкин знал, насколько непредсказуемыми могут оказываться такие бесцветные, неплохо зарабатывающие мужики, воспитанные сильной и успешной мамой. Про Эдуарда Гольца он слышал еще от Макара, но тот о нем собственного мнения составить не успел. «Ну что ж, и мы не будем торопиться», — решил Сергей и перевел взгляд на вальяжного мужчину в замшевом коричневом пиджаке. «Ага, брат Евгении Генриховны, по совместительству муж рациональной стервочки. Пожалуй, самый собранный из всех присутствующих. И стоит в такой позе… ненапряженной, и к супруге со словами утешения не подходит». Только Сергей это подумал, как рыжая дамочка, нервно мотнув головой, подошла к супругу и негромко сказала что-то. Тот не отозвался. Дамочка повторила, наклонившись к мужу поближе, и тогда тот ответил. Что именно, Бабкин, конечно же, не расслышал, но зато увидел, как женщина дернулась и резко отошла от мужа. Постояла секунду, словно в нерешительности, и вышла из гостиной. Бабкин бросил взгляд вокруг себя, но никто не обратил внимания на то, что произошло: все стояли, задумавшись, по разным углам комнаты и со стороны представляли собой довольно занимательную скульптурную группу. А вот еще фигура — темноволосый парень лет тридцати, «смесь Джеймса Бонда и жиголо», как определил его для себя Бабкин. С него он и решил начать.

— Слушай, — Бабкин неуклюже поднялся с кресла и сделал шаг к Бонду, — подсоби, будь другом: надо бы стульев принести. Из кухни, там, или еще откуда.

Прежде чем ответить, парень помолчал пару секунд, изучая непонятного толстяка, глыбой нависшего над ним, но потом решился:

— Пойдемте, из столовой принесем. Действительно, все стоят, как памятники…

Он не договорил, но Бабкина позабавило сходство их ассоциаций. Не торопясь он вышел за парнем из гостиной и свернул в длинный коридор.

— Меня, кстати, Сергеем зовут, — негромко напомнил он о себе, когда они дошли до столовой. Парень встрепенулся:

— А меня Жорой. — И пожал Бабкину руку. — Извините, я со всеми этими делами даже не представился.

Бабкин неопределенно махнул рукой — дело, мол, обычное, убийство на всех так действует. Вместо того чтобы взять стулья и перенести в гостиную, Жора сел и потер лоб рукой.

— Черт, никак в себя не приду. — Он помотал головой, точь-в-точь как недавно рыжая кобылка. — Утром с Илонкой болтали, а через час…

— Ее нашли вы?

— Нет, метрдотель наша закричала как резаная, и я прибежал. А она в кресле лежит… — На лице Жоры явственно отразилось воспоминание о том, что он увидел.

— Не понял, кто это — метрдотель?

— Та бабулька с седыми волосами. Она в доме за всю еду отвечает, вот и зовем ее метрдотелем. По-хорошему, надо бы ее кухаркой называть, только вот ей не понравится.

— Хорошо, когда для тебя еду готовят, — протянул Бабкин, присев наискось от Жоры. — У вас ведь семья большая.

— У них, — поправил его парень. — Я-то, к сожалению, не семья. — Он усмехнулся, но ухмылка получилась неестественная. — Я, так сказать, золотая рыбка. Которая на посылках.

«А старуха у нас, значит, госпожа Гольц, — хмыкнул про себя Бабкин. — Любопытное распределение ролей». А Жора продолжал, не обращая на него внимания:

— Семья тут состоит из двух человек — из Евгении Генриховны и нашего маленького Эдика. А все остальные — так сказать, обслуживающий персонал.

— Опять не понял, — помотал головой Бабкин. — Вот женщина, рыжая такая, и ее муж — они разве не родственники? И еще одна, с черными волосами, помладше. Мне показалось, она родня хозяйки.

Жора помолчал немного, разглядывая свои ногти (с маникюром, как отметил Бабкин), потом тоном легкого превосходства протянул:

— Понимаете, Сергей, жизнь наша так устроена, что формально можно быть в родстве, а фактически… А фактически — удовлетворять чьи-то потребности. И терпеть вас будут только в том случае, если вы хорошо их удовлетворяете. Если же плохо — попросят вон в любой момент. А это, по-моему, и есть главный признак обслуживающего персонала.

«Самоуверенный дурак, — поставил диагноз Бабкин. — Причем со склонностью к заумствованию. Будет трепаться до посинения обо всех и забудет, как меня зовут, к концу своего монолога. Ну что ж, это и хорошо — пускай поет». Только Сергей открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, как Жора прекратил рассматривать свои ногти, перевел на него глаза и неожиданно спросил: