Знак небес

– А спасибо за что? – возмутился Константин.

– От позора уберег, – пояснил священник. – Их, часовенки-то, ныне на Руси бояре строят да купцы побогаче. А я указал, какое строительство к лицу князю – храм величавый. Это если простой правитель, и без помыслов величественных. Такому же, как ты, только неслыханную красоту воздвигать. Иначе и затеваться смысла нет.

– Ну и хитер ты, отче, – восхитился Константин.

– Прост я, – возразил священник. – Сам видишь, за пазухой ничего не таю. И не столь я тебя убедил, сколь ты сам уразумел мою правоту.

– А факты подобрать с доводами, слова нужные отыскать? Это же уметь надо, – не согласился князь.

– И тут вся хитрость лишь в том, что слова эти от сердца должны идти. Ежели изрекающий сам в них верит, то и слушающий рано или поздно ими проникнется, – спокойно пояснил отец Николай. – Опять же и того не забывай, что у меня за плечами проповедей столько, что если их все сосчитать – непременно за тысячу перевалит, а то и не за одну. А что такое проповедь? Речь, предназначенная для того, чтобы убедить слушателей в истинности чего-либо. К тому же не одного человека, а десятки, если не сотни. Это весьма тяжело, ты уж поверь мне. Ныне же гораздо легче. И убеждать всего одного понадобилось, и сам он умом не обделен. – И священник вопрошающе уставился на князя.

– Знаю, чего ждешь, – хмыкнул князь. – Слово тебе даю – скупиться не стану. Вплоть до того, что если казна пустая будет – в долги к купчишкам влезу, но отгрохаю все в лучшем виде и именно так, как ты скажешь. Жалко, конечно, гривенок, что уж тут говорить. К тому же сам знаешь – я к церкви равнодушен. По-моему, человеку для общения с богом посредники не нужны. Но тут дело не столько церковное, сколько политическое, так что и впрямь глупо было бы над серебром трястись. Ну теперь-то ты доволен? – спросил с улыбкой.

– Вполне, – сдержанно склонил голову отец Николай, стараясь не выказывать откровенной радости, что сумел он наконец-то дожать, додавить неуступчивого упрямца. – Вот только про посредников ты не совсем верно сказал. Когда человек умен или вовсе мудр – это одно. Тут, может, и впрямь наша помощь ему не нужна. Но и на другое посмотри. Мы же не навязываемся. А крестьянину простому, ремесленнику, купцу, да и многим князьям сподручнее все-таки в церкви молитву вознести.

– Насчет того, что не навязываемся, – вопрос спорный, – начал было Константин, но затем передумал. – Ладно. Это дискуссия долгая, а у меня самого к тебе дельце имеется. Долг-то платежом красен, отец Николай. Я тебе слово свое дал, что храм начну строить и мелочиться не стану, а теперь пришла пора и тебе меня выслушать. Знаешь ли ты, что не только на поставление в сан в путь-дорожку собрался, но одновременно еще и послом моим будешь?

– То есть как? – опешил священник и энергично запротестовал: – Э-э, нет. Так мы не договаривались. Или ты митрополита Киевского имеешь в виду?

– Да нет, бери выше. Ты, отче, мой чрезвычайный и полномочный посол к патриарху Константинопольскому, а также к императору Феодору Ласкарису. К нему даже в первую очередь. Пусть он сам своего патриарха убалтывает. Так-то оно понадежнее будет.

– Да ты в своем уме, Костя?!

Священник настолько взволновался, что даже забыл добавить княжеский титул.

– Не помешал? – осторожно спросил Вячеслав, протиснувшись сквозь полуоткрытую дверь.

– Заходи, Слава. Ты как раз вовремя. А то тут отец Николай отказываться вздумал от посольства.

– Правильно делает, что отказывается, – неожиданно для Константина заметил воевода, подходя к столу и с тоской оглядывая его скудное убранство. – Кто же под квас с хлебом человека уговаривает? Между прочим, посол – это новая должность, и ее непременно обмыть надо. Так что ты держись до конца, отче, и не соглашайся, пока наш князь не проставится.

Константин хмыкнул и неспешно направился к высокому шкафу.

– И при чем тут документация твоя? – заметил Вячеслав.

– У меня тут помимо ящичков с бумагами еще и полочки имеются, – пояснил князь, так же неторопливо выбирая что-то.

К столу он вернулся со здоровой бутылью, наполненной чуть ли не до краев.

– Это дело другое, – оживленно потер руки Вячеслав, усаживаясь и по-хозяйски пододвигая к себе блюдо со свежими румяными яблоками. – Сейчас остограммимся, а уж потом ты, отец Николай, дашь свое добро. И не продешеви. Если медовуха не по душе придется, требуй из другой бутыли налить. Хотя, честно говоря, я бы на твоем месте сразу согласился. Это же загранкомандировка сроком на год, не меньше, да еще с прекрасными суточными и обслуживающим персоналом.

– Вот сам и езжай, – огрызнулся священник. – Лик у тебя благообразен, нахальства хоть отбавляй. Тебя-то точно и император примет, и патриарх. А не примут, так ты сам к ним пролезешь. Да и чин у тебя подходящий – верховный воевода всего княжеского войска. А я-то кто такой, чтобы сам император беседовать со мной согласился? Какой-то русский священнослужитель, которого только-только в сан простого епископа возвели. Да меня до него даже не допустят. Знаешь, княже, какой у императоров сложный церемониал?

– Знаю. Но это было, когда они в самом Константинополе сидели и свысока на всех поглядывали. А как только они в Никею переехали, то спеси у них сразу поубавилось. И слушать он тебя обязательно станет, как только ты передашь, что хочешь с ним поговорить о том, как ему Константинополь вернуть.

– Вернуть?! Константинополь?!

– Или Царьград, как его сейчас на Руси называют. А ты чего так удивился-то, отче? Не сразу, разумеется, а годика через два-три, не раньше. Нашему Славе тоже надо время, чтобы как следует к его взятию подготовиться.

– Да-а, Константинополь – дело не шуточное, – протянул воевода. – Его без пары стаканов… – И, не договорив, сноровисто разлил из бутыли по чаркам.

Подняв свою посудину, он торжественно произнес:

– Ну, за взятие.

Священник мрачно посмотрел на воеводу, прикоснулся губами к самому краешку своего кубка, но тут же с тяжким вздохом отодвинул его в сторону. Ну как им объяснить, что политика – это такое тонкое, а главное, грязное дело, что он всегда, сколько себя помнит, шарахался от нее, как… Нет, «как черт от ладана» вроде неправильно было бы сказать – священнослужитель все-таки. Словом, чурался и избегал этого всячески. Ну, не его это дело. Если бы вот только что, буквально пару-тройку минут назад, князь не согласился начать строительство храма, пообещав при этом отдать на него все свои деньги и даже занять, если не хватит имеющихся, ему было бы легче. Тогда бы он попросту отказался, причем самым решительным тоном. Да и сам Константин о чем думает? Неужто не понимает, что по причине своей неопытности и простоты отец Николай ему все дело загубит на корню?

– А почему я? – спросил он. Прозвучало это как-то по-детски наивно.

– А кто, отче, если не ты? – невнятно промычал Вячеслав.

Говорить нормально он не мог, мешала закуска во рту.

Константин в ответ даже не улыбнулся, а спокойно разъяснил:

– Говорю же, что тебе не только к императору придется обращаться, но и к патриарху, который вместе с ним в Никее сидит. А кому сподручнее всего это сделать, как не тебе, православному священнослужителю? Да ты не тушуйся, – ободрил он приунывшего священника. – Хитрить, ловчить и жульничать тебя никто не заставляет. Действуй по-простому, в лоб. Мы им Царь-град, а они нам шапку патриарха. Хочу, чтобы церковь на Руси полностью независима было от ромеев [87] , – пояснил он. – Но наденут эту шапку только на того, кого мы сами укажем. Нам грек без надобности. Своего, русского поставим. Если же начнут чего-то там юлить и выкручиваться, то сразу скажешь, что торг здесь неуместен. Либо да, либо нет – все остальное от лукавого. Я правильно процитировал?

87

В то время практически во всем мире жителей Византии называли ромеями.