Знак судьбы
Шрифт:
— Вы имеете в виду Бриджит?
— Не столько Бриджит… сколько эту женщину в детской.
— Джемайму Крей?
Леди Кромптон кивнула.
— Пока она здесь, мы никогда не сможем забыть о прошлом. Она постоянно напоминает нам о нем.
— Я понимаю. Но ведь это ваш дом. Думаю, если вы велите ей уехать, Джемайме придется подчиниться.
— Я бы отослала ее прочь хоть сейчас. Но Лусиан и слышать об этом не хочет.
— Почему?
— Она обещала Лауре остаться и давит на нас, хотя об этом никто и не упоминает. Я сказала Лусиану: «Лаура умерла. Мы позаботимся о ребенке. Почему
— Она очень привязана к малышке, и девочка тоже ее любит.
— Я в этом не сомневаюсь. И все равно… — Леди Кромптон накрыла мою руку ладонью. — Думаю, дорогая моя, что мы с вами можем кое-что сделать.
Я была потрясена, но она спокойно улыбнулась мне.
И тогда я поняла, что, если Лусиан сделает мне предложение, я получу полное одобрение со стороны леди Кромптон.
Следующее утро я провела в обществе леди Кромптон, но она больше не упоминала о браке Лусиана. Она показывала мне свои гобелены, которые расшивала, пока позволяло зрение.
Днем у нее усилились ревматические боли, и она, несколько раз извинившись, сказала, что хочет немного полежать. Найду ли я, чем себя занять? Я сказала, что легко придумаю себе занятие, и решила прогуляться.
Совершенно неожиданно ноги привели меня к Коммонвуд-Хаусу. Впервые в Грандже я оказалась предоставлена самой себе и не устояла перед соблазном снова взглянуть на дом.
Он был печальный, заброшенный и все же знакомый. При виде дома во мне всколыхнулись смешанные чувства.
Пройди мимо, советовала я самой себе. Зачем подходить ближе? Это тебя только расстроит. Но, приблизившись, внезапно свернула к воротам. «Взгляну всего одним глазком, — пообещала я себе, — а потом уйду прочь».
Я шла по дорожке к Коммонвуд-Хаусу и ощущала, что из треснутых окон за мной наблюдают. Кто-то из тех, кто когда-то жил в этом доме — миссис Марлин, мисс Карсон, бедный печальный доктор.
«Уходи отсюда, — уговаривала я себя, — что ты здесь делаешь?» Но продолжала шагать вперед.
Я подошла к двери, увидела сломанные петли — и не стала ее открывать. Вместо этого я обошла вокруг здания. Я заметила отсыревшие стены, слой пыли на окнах. Кому теперь принадлежит этот дом? Генри? Почему он оставил Коммонвуд-Хаус? Где он сейчас живет? Лусиан не знал этого. Они потеряли связь, когда Генри уехал к тете Флоренс вместе с сестрами.
Я пошла в сад, где Том Ярдли нашел меня под кустом азалии. Теперь азалия зачахла, ее задушили сорняки. Вот тут была дорожка, по которой Том катал инвалидное кресло. Оглянувшись, я посмотрела на французское окно комнаты, в которой умерла миссис Марлин.
Здесь было слишком уныло. Глупо было приходить. Чего я добивалась?
Я посмотрела в сторону леса и заметила струйки дыма, поднимавшегося в небо.
«Цыгане, — подумала я. — Должно быть, они сейчас в лесу».
Настроение мое улучшилось. Необходимо было выяснить, тот ли это табор, который приезжал прежде. Мне хотелось избавиться от отчаяния, которое навевал на меня дом. Захотелось увидеть детей, играющих у фургонов.
Живая изгородь отделяла сад от леса.
Я вспомнила, что там было одно место, сквозь которое я пробиралась, когда была ребенком. Я нашла его. Как в детстве, пролезла через ограду и пошла между деревьев, пока не вышла к поляне.Там стояли фургоны. Дети играли в траве, женщины сидели на корточках и кололи деревяшки, чтобы делать прищепки. Ничего не изменилось.
Неужели это тот же табор? Я вспомнила, что цыгане возвращались в одни и те же места. Если это так, я смогу увидеть Розу Перрин и Джейка. Это было бы очень интересно.
Подойдя поближе, я увидела фургон со ступеньками, на которых сидела женщина. Она была невероятно похожа на Розу Перрин. Но ведь все цыганки похожи друг на друга.
Дети наблюдали за мной. Я поняла это, потому что они внезапно замолчали. Женщины подняли головы от своей работы.
И тут раздался голос, который я так хорошо помнила:
— Да неужели это Кармел Март пришла нас навестить?!
Я побежала вперед. Женщина, сидевшая на ступеньках, действительно оказалась Розой Перрин. Она спустилась с лестницы. Мы стояли и с улыбкой смотрели друг на друга.
— Где ты была, Кармел? — спросила она.
— В Австралии.
Она заразительно рассмеялась. Я помнила этот смех с детства.
— Заходи. Заходи и расскажи мне обо всем.
Я поднялась вслед за ней по ступеням в фургон. Он был точно таким же, каким я его помнила. Роза усадила меня, ее глаза взволнованно блестели.
— Ты уехала, когда начались все эти неприятности. Я все слышала. Это было большой бедой. Коммонвуд — дом, где случилась трагедия.
Я рассказала ей о Тоби, который был моим отцом, и о том, как мы обосновались с ним в Австралии.
— Он не хотел, чтобы этот скандал коснулся тебя, — кивнула она. — Ты ведь была еще ребенком. Другие дети тоже уехали.
Я поведала обо всем, что со мной случилось, о том, как узнала, что моя мать — Зингара, и о том, как меня пригласили в гости в Грандж.
— А вы до сих пор приезжаете сюда? — спросила я.
Роза кивнула.
— Мы видели, что дом разрушается. И на что он теперь годен? Просто руины. Никто не будет там жить. Он рухнет… рассыпется в прах.
— Но почему? Почему?
— Потому что у домов тоже своя судьба. Что-то случается — и память об этом событии продолжает жить. Я чувствую это, когда прохожу мимо. Смотрю в ту сторону, и меня охватывает тоска.
— Тоска?
— Она в ветре… в воздухе. Это несчастливый дом.
— Это всего лишь кирпич да цемент, Роза.
— Мы, цыгане, чувствуем такие вещи. Так будет до тех пор…
— До каких пор?
— Пока он снова не станет счастливым.
— Его сровняют с землей. Потом там построят новый дом… новый Коммонвуд.
— И превратят его в счастливый дом?
— Этот дом никогда не был счастливым, Роза. Миссис Марлин не давала ему быть счастливым.
— Она уже умерла, — сказала Роза. — Да упокоит Господь ее душу! Она и при жизни несла несчастье, и когда умерла, тоже. Мне жаль доктора, а не ее.
— Я просто не могу думать о нем спокойно. Даже до того, как я узнала, что с ним произошло… Все эти годы, когда я жила так далеко, и теперь, и всегда, я буду помнить о нем.